Западные державы оценили всю опасность положения, когда операция противника уже началась. И меры, которыми они попытались выправить ситуацию, оказались запоздалыми. 15.10 по согласованию с Грецией 2 французских дивизии высадились в Салониках (хотя какое уж тут согласование, если греческое правительство и король были настроены прогермански — просто пригрозили и заставили дать согласие). Потом здесь добавились и другие англо-французские соединения. Они начали выдвигаться вдоль р. Вардар к ее верховьям, в Македонию, и установили контакт с отступающей сербской армией. Но возможность поддержки с этого направления была пресечена моментально. Левофланговая группировка болгарских войск, энергично продвинувшись на запад, вошла в Косовский край и захватила железнодорожную станцию Вране, перерезав сообщение Сербии с Салониками. Французы и англичане предприняли несколько атак, чтобы вернуть станцию, но действовали довольно неуверенно. Были отброшены и отошли обратно к Салоникам. Реальную возможность облегчить положение Сербии имела Италия. И она попробовала это сделать, ее 38 дивизий в октябре в третий раз перешли в наступление на р. Изонцо. Однако противник такую угрозу учитывал, и к осени против Италии было сосредоточено 22 австро-венгерских дивизии и германский альпийский корпус (в составе которого, кстати, воевал лейтенант Паулюс, будущий фельдмаршал, которому через 27 лет предстояло сдаться под Сталинградом). Итальянские войска добились лишь местных успехов на Горицком направлении, понесли большие потери и были остановлены. В ноябре они предприняли четвертое наступление на Изонцо, и тоже безрезультатное, в том числе и для Сербии — ни одного батальона оттуда Макензену и Конраду снимать не пришлось.
Боевые действия шли и на Средиземном море, здесь 7.11 разыгрался очередной скандальный инцидент из серии "неограниченной войны" — немецкая субмарина U-38 капитана Валентинера потопила итальянский пароход «Анкона», а когда пассажиры и экипаж садились в шлюпки, обстреляла их артогнем. Германия предпочла не вступать в новые дипломатические конфликты по этому поводу, и поскольку лодка действовала под австро-венгерским флагом, уговорила Вену взять ответственность на себя. И стоит отметить, что протесты США и других нейтралов в данном случае оказались куда более сдержанными, чем обычно. То ли давить на австрийцев им показалось менее интересно, чем на немцев, то ли на гребне побед Центральных Держав они сбавили тон. Но в принципе планы подводной войны, о невыполнении которых впоследствии так сожалели германские флотоводцы, в 1915 г. оставались нереальными. У Германии тогда еще не хватило бы подлодок для ее эффективного ведения. Да и те, что имелись, несли большие потери — так, 4.11 у берегов Ютландии села на мель и погибла субмарина U-20, потопившая «Лузитанию» (а всего в 1915 г. немцы потеряли 19 подлодок).
Ну а положение сербской армии было катастрофическим. С севера, тесня и сминая ее, надвигались австро-германские войска, с востока — болгарские, грозя окружением и полным уничтожением. И воевода Путник принял единственное оставшееся решение — отступать через Черногорию и Албанию к Адриатике. Где можно будет удержаться на горных перевалах и на побережье, получить помощь союзников, восстановить силы. Однако и организованного отступления уже не получалось. Сербская полупартизанская армия храбро дралась, но назад покатилась в беспорядке. А после предыдущего австрийского вторжения с массовыми расправами вместе с армией уходило и гражданское население. Сперва покинули свои дома жители Белграда, потом к ним присоединялись люди из других мест. Начался трагический исход Сербии. Под осенними дождями, увязая в грязи разбитых дорог шагали около 250 тыс. беженцев — крестьяне, чиновники, учителя, торговцы, домохозяйки, школьники. Участник событий Д. Лапчевич писал: "Сейчас, когда неприятель наступает со всех сторон, бегство происходит днем и ночью, на лошадях, по железным дорогам, пешком. Многочисленные беженцы не имеют кровли над головой, никто не получает даже краюхи хлеба. Детишки, полуголые и босые, пропадают в холодные ночи. Все трактиры и погреба переполнены…". Премьер Пашич распорядился открыть двери тюрем — с освобождаемых брали слово, что они будут помогать на дорогах, подбирать выбившихся из сил и умирающих. Отряды солдат вскоре перемешались с таборами беженцев, обозы с крестьянскими телегами, превратившись в единую полумиллионную массу. Всякое управление было фактически утеряно, оставалось только направление движения, подпитываемое надеждами и слухами — дескать, там-то должны быть склады продовольствия (которых уже не было), там-то можно рассчитывать на помощь…
В этой массе шагал старый король Петр Карагеоргиевич с посохом в руке, в крестьянских лаптях-опанках и солдатской шинели. Несли на носилках больного главнокомандующего Путника. Людей косил тиф, бомбили и обстреливали вражеские самолеты. Они умирали от простудных заболеваний, питались чем попало — отпиливали куски мяса от трупов павших лошадей, от сдохшей без корма скотины, выискивали остатки муки или зерна в брошенных домах. Обессилевшие впадали в прострацию, ложились на землю и ждали смерти. Кто-то предпочитал смерть в бою — вступал в последние схватки и погибал. Но немцев и болгар сдерживало в общем-то даже не сопротивление войск — а та же непролазная грязь, пробки из брошенных телег и возов. И они не могли уже предпринять никаких маневров, не могли отчленить и окружить остатки сербской армии, поскольку все дороги были забиты беженцами. Поэтому враги просто двигались следом за ними. И добивали отстающих.
Особыми зверствами отличались немцы Макензена — они методично уничтожали всех, кто попадался на пути. Болгары вели себя более гуманно, гражданских не трогали — хотя часто это означало лишь то, что их оставляли умирать своей смертью. Германский корреспондент, присутствовавший при этой трагедии, восторженно просвещал своих читателей: "Кровь эрцгерцога Франца Фердинанда, мученически погибшего, будет смыта потоками сербской крови. Мы присутствуем при торжественном акте исторического возмездия… в канавах, вдоль дорог и на пустырях — всюду мы видим трупы, распростертые на земле в одеждах крестьян или солдат. Здесь же лежат скорченные фигуры женщин и детей. Были ли они убиты или сами погибли от голода и тифа? Наверное, они лежат здесь не первый день, так как их лица уже обезображены укусами диких хищников, а глаза давно выклеваны воронами…" В течение ноября почти вся территорию Сербии была оккупирована.
Россия, сама еще не оправившаяся от поражений, предпринимала отчаянные усилия чем-то помочь. На базе 7-й армии, охранявшей Черноморское побережье, с октября стала создаваться "Армия особого назначения". Ее командующим был назначен ген. Щербачев (11-ю вместо него принял Сахаров). Предполагалось, что англичане и французы нанесут удар из Салоник, освобождая Сербию, а армия Щербачева с севера, через Румынию, вторгнется в Болгарию. Дальше обе группировки будут развивать наступление на Венгрию, а заодно оттянут на себя вражеские силы, что позволит Италии ударить на Вену. Но утрясти столь смелый план с союзниками было непросто. Лишь 22.11 он после долгих обсуждений был согласован с британским представителеми при русской Ставке Вильсоном. Но так и остался на бумаге. В сложившихся условиях Румыния выступать на стороне Антанты или пропускать через свою территорию русские войска однозначно не собиралась.
Да и у англичан возобладали совсем другие настроения. Ведь через Белград и Болгарию немцы уже установили прямую связь с Турцией. Туда пошли снаряды для молчавших батарей у Галлиполи. Вскоре турки могли перепахать огнем пятачки плацдармов и сбросить десанты в море. И в тот же день 22.11, когда Вильсон в Могилеве подписывал соглашение о совместных действиях, в Лондоне было принято противоположное решение — эвакуировать Дарданеллы. Мало того, запаниковавшие британские военачальники стали прикидывать, что после их ухода с Галлиполийского полуострова высвободится 20 турецких дивизий, которые могут быть брошены на Суэц. И требовали эвакуации и из Салоник, чтобы сосредоточить все силы для защиты собственных "зон интересов". Правда, еще продолжались споры насчет последствий таких действий. Лорд Керзон, например, утверждал, что уход с Дарданелл "произведет самое неблагоприятное впечатление на русскую армию и народ, у которых и без того возникают подозрения в отношении нашей честности". И действительно, против проектов эвакуации протестовал Алексеев, поскольку освободившиеся войска турки могли использовать и на Кавказе. А 2.12 российский посол в Лондоне Бенкендорф представил Грею ноту, в которой указывалось на опасность поочередного попадания балканских стран в орбиту Германии.
Но в этот период с Россией почти перестали считаться. 5.12 в Шантильи состоялась вторая конференция главнокомандующих, где Жоффр откровенно хамил. Когда ген. Жилинский, представлявший русских, снова заговорил о плане совместных ударов по Австро-Венгрии, Жоффр грубо оборвал его — мол, надо "разгромить главного врага", а "об австрийцах поговорим, когда вы будете в Берлине". В результате конференция прошла впустую, запротоколировав лишь азбучные истины, вроде того, что "решительные результаты могут быть достигнуты только в том случае, если наступления союзных армий будут предприняты в достаточно близкие между собой сроки с тем, чтобы противник не мог перебросить резервы с одного фронта на другой". Что же касается "не основных" фронтов, то констатировалось: "Члены совещания единогласно признают, что на второстепенных театрах нужно иметь только необходимый минимум сил и что войска, находящиеся уже на востоке, в совокупности представляются достаточными для удовлетворения всех потребностей". И решение было принято компромиссное — Галлиполи эвакуировать, но корпус в Салониках оставить. Однако англичан и это не удовлетворяло. Они организовали еще одну конференцию, в Кале, куда русских вообще не пригласили, и настояли на том, чтобы вообще уйти с Балкан. Но Россия снова выразила протест, царь послал премьеру Асквиту личную телеграмму, высказав однозначную позицию в данном вопросе, и тот пошел на попятную. Решение об эвакуации Салоник было отменено для восстановления "добрых чувств между союзниками"…
