В 1849 г. Данилевский защитил магистерскую диссертацию по кафедре ботаники, представив в университет описание флоры родной Орловщины. В том же году, находясь на научной практике в Тульской губернии (на берегах воспетой И. С. Тургеневым Красивой Мечи), он был внезапно арестован и отвезен в Петербург, где его привлекли к следствию по делу Петрашевского. Хотя данных к его обвинению не нашлось, Данилевский после трехмесячного заключения в Петропавловской крепости был выслан из Петербурга в Вологду. После светлых аудиторий столичного университета молодой ученый оказался в унылой обстановке канцелярии вологодского губернатора. Однако и в условиях ссылки, оторванный от родных и друзей, Данилевский с успехом продолжает занятия наукой. Его работа "Климат Вологодской губернии" была отмечена премией Русского географического общества.
В 1853 г. Н. Я. Данилевский, сменивший к тому времени Вологду на Самару, был командирован (в звании статистика) на Волгу - участвовать в важной для экономики страны экспедиции, целью которой было исследование состояния рыбных запасов и рыболовства в низовьях великой русской реки и в Каспийском море. "Эта командировка,- писал Н. Н. Страхов,- определила всю дальнейшую судьбу Николая Яковлевича; он и умер в одной из своих поездок для исследования рыболовства"[7]. Возглавлявший эскпедицию академик Карл Бэр быстро оценил познания и способности своего статистика; во время проведения изыскательских работ Бэр часто передоверял ему самые трудные участки.
Опыт, приобретенный Данилевским во время Волжско-Каспийской экспедиции 1853 г., не пропал даром. Спустя пять лет он был назначен начальником эскпедиции для исследования рыбных и звериных промыслов на Белом море и на Ледовитом океане; по возвращении в Петербург Данилевский за свою научно-административную деятельность был награжден золотой медалью Русского географического общества. Затем последовали экспедиции на Черное, Азовское моря... Всего за свою жизнь Н. Я. Данилевский совершил 9 экспедиций, в результате которых было проведено исследование всех вод Европейской России. Не меньших успехов он достиг и на административном поприще. Войдя в конце своей карьеры в состав Совета Министерства государственных имуществ, Данилевский принял самое активное участие в выработке законов, которые регулировали состояние рыбных богатств страны вплоть до начала XX в.
Свою научно-литературную деятельность Н. Я. Данилевский начал еще в стенах Петербургского университета. В 1848 г "Отечественные записки" опубликовали три его критические статьи о "Космосе" Александра фон Гумбольдта. В дальнейшем им были написаны многочисленные книги и статьи, среди которых преобладали капитальные труды по вопросам рыболовства и статистики, но встречались и такие работы, как "Опыт областного великорусского словаря", статьи о русской географической терминологии и др.
В 60-е гг. с началом эпохи реформ, когда общественно-политическая жизнь страны резко активизировалась, в интересах Данилевского совершается все более отчетливый сдвиг в сторону проблем социально-политических и историко-культурных. Мы не располагаем точными данными о времени начала его работы над "Россией и Европой"; однако есть основание считать, что это относится к тому времени, когда он наконец получил возможность прочно осесть со своей семьей на постоянном месте. В 1864 г. он поселился на Южном берегу Крыма, в Мшатке, купив за небольшую плату это расположенное близ станции Байдары имение, состоявшее из огромного сада и развалин барского дома, сожженного французами в Крымскую войну. Думается, что сама атмосфера этого дома, стены которого помнили недавнее вражеское нашествие, чрезвычайно благоприятствовала вызреванию замысла книги Данилевского. Здесь, в Мшатке, подолгу гостил Н. Н. Страхов. Здесь признанного лидера поздних славянофилов посетил "старый" славянофил И. С. Аксаков, с которым хозяин усадьбы был в дружеских отношениях и вел переписку. Здесь весной 1885 г. в гостях у Данилевского побьшал находившийся в то время в Крыму Л. Н. Толстой. Данилевский "очень полюбился" великому русског.ту писателю[8].
24 апреля 1877 года Александр II подписал манифест о вступлении России в войну с Турцией. Данилевский приветствовал это решение, видя в нем "первое сознательное действие... Русского государства во имя освобождения порабощенного Славянства"[9]. Хотя военные действия развивались успешно для русской армии и привели к подписанию 3 марта 1878 г. в пригороде турецкой столицы Сан-Стефано мирного договора, который давал свободу и независимость народам Болгарии, Румынии, Сербии и Черногории, именно в этом, победном для России году, над тихой Мшаткой возникла угроза нового вражеского нашествия. Западные державы подняли шумную кампанию якобы в защиту Турции, а в действительности с целью удовлетворения своих собственных захватнических замыслов. Правительство Дизраэли отправило военную эскадру в Мраморное море и развернуло шовинистическую антирусскую кампанию в печати, В Крыму ждали высадки английских десантов, в связи с чем семья Данилевского вынуждена была на время переселиться в другое место. Действия западных держав накануне и во время Берлинского конгресса, на котором они потребовали от России пересмотра условий Сан-Стефанского договора к невыгоде славянских народов Балканского полуострова, явились в глазах Данилевского еще одним подтверждением тех его мыслей, которые он высказал десятью годами раньше в "России и Европе". В статье "Как отнеслась Европа к русско-турецкой распре" он отмечал факт широкого распространения на Западе антирусских настроений. На стороне Турции, писал он, выступила не только "жидовствующая, банкирствующая, биржевая, спекулирующая Европа - то, что вообще понимается под именем буржуазии", но и левые политические силы -"Европа демократическая, революционная и социалистическая, начиная от народно-революционных партии... до космополитической интернационалки"[10].
Политическая неудача России, вынужденной уступить на Берлинском конгрессе жесткому давлению Запада, надолго омрачила душевное состояние Данилевского. Но еще больше его угнетали те настроения, которые с каждым годом все отчетливее проявлялись среди образованной части русского общества. В статье "Горе победителям!" (1879) он пишет о большой распространенности "сомнения в смысле, цели, значении самого исторического бытия России, которые как нечто несущественное, сравнительно маловажное, второстепенное, должны уступить место более существенному, более важному, первостепенному". Особенно трагично, с точки зрения Данилевского, то обстоятельство, что носителями подобных настроений выступают как раз те общественные слои, которые называются интеллигенцией и призваны жить сознательной исторической жизнью. "С такими сомнениями в сердце исторически жить невозможно!" - пророчески восклицал Н. Я. Данилевский[11].
Как и всегда, когда ему бывало трудно, Данилевский ищет и находит выход из душевного нестроения в напряженной работе. Он деятельно борется с филоксерой, опустошавшей виноградники Крыма, хлопочет о пополнении Никитского Ботанического сада (в течение ряда лет он исполнял должность его директора), и - что самое главное - пишет двухтомный труд "Дарвинизм", представляющий собой уничтожающую критику учения Чарлза Дарвина об естественном отборе. Отвергая дарвиновскую теорию эволюции организмов, Данилевский находит объяснение их происхождения в деятельности высшего разума. По словам Н. Н. Страхова, Данилевский определял свой неоконченный труд как "естественное богословие". В нем он мечтал о славянской науке, в которой жизнь природы рассматривалась бы, исходя из принципов единства материи и духа.
Как уже было сказано, Данилевский не успел закончить свой труд. Болезнь сердца, которой он страдал в последние годы жизни, настигла его во время очередной научной поездки. 7 ноября (по старому стилю) 1885 г. Н. Я. Данилевский скоропостижно умирает в Тифлисе. Его тело было перевезено в Мшатку и похоронено в саду, неподалеку от дома, в котором он прожил 20 последних трудных и счастливых - лет своей жизни.
...Когда в январе 1869 г. в свет вышел первый номер почвеннического журнала "Заря", немногочисленные подписчики увидели в числе его авторов имена Н. Я. Данилевского и Н. Н. Страхова: первые главы "России и Европы" соседствовали на страницах "Зари" с первой статьей Страхова о "Войне и мире" Л. Н. Толстого. В то время "передовая" литературная критика требовала от искусства показа социального и нравственного антагонизма между правящими классами и народом и вела курс на разъединение общества. "Война и мир" с ее апологией "общей жизни", национального единства прозвучала в этих общественных условиях резким диссонансом, вызвав недовольство у публицистов радикального лагеря. Само собою разумеется, представители "передового направления" русской публицистики встретили в штыки статью Страхова, первым разъяснившего значение "Войны и мира" как русской героической эпопеи и подлинно народной книги. Еще более негативную реакцию среди сторонников "прогрессирующей литературы" (Э. Л. Радлов) вызвала книга Данилевского. Вначале,.как писал противник теории культурно-исторических типов философ В. С. Соловьев, выступивший в этом вопросе заодно с либералами-западниками, "все компетентные люди" признали труд Данилевского "за литературный курьез", не заслуживающий сколько-нибудь серьезного критического разбора; затем, после того как, благодаря усилиям Н. Н. Страхова, "Россия и Европа" увидела свет отдельным изданием в 1871 г., а в дальнейшем за короткий промежуток времени (с 1888 по 1895 г.) была издана еще три раза, против труда Данилевского выступила вся либеральная печать с "Вестником Европы" во главе. Тон задавали высказывания Вл. Соловьева, окрестившего теорию Данилевского "ползучей теорией"; ее создатель порицался известным философом за то, что он "отрицает всякое нравственное отношение к прочим народам и к целому человечеству". Под пером некоторых ретивых публицистов конца 80-х гг. XIX в. Данилевский (к тому времени уже покойный) выступал в качестве пророка "роковой смертельной борьбы России со всем Западом, т. е. со всем образованным миром"; автору "России и Европы" приписывалось стремление воссоздать славянское просвещение и - нечто еще более нелепое - славянский государственно-общественный строй не иначе как "на развалинах европейской культуры". При этом следует отметить, что жупел панславизма, которым размахивали публицисты вроде В. П. Безоб-разова, автора цитированных выше обвинений в адрес Данилевского, был отнюдь не оригинальным изобретением отечественных радетелей "Запада, т. е. всего образованного мира". Термин "панславизм" возник в правительственных кабинетах европейских столиц, находившихся на большом удалении от редакций "Вестника Европы", "Наблюдателя" и других "прогрессивных" изданий того времени; его ввели в политический оборот (еще в 40-х гг. XIX в.) буржуазно-националистические круги Венгрии и Германии, видевшие в славянском национально-освободительном движении угрозу своим шовинистическим устремлениям. В дальнейшем это понятие активно использовалось противниками России и славянства в спекулятивной кампании по поводу так называемой панславистской опасности, в ходе которой национальные движения славянских народов Австро-Венгрии, а заодно и находившегося под властью турок Балканского полуострова, изображались всегда готовой к действию разрушительной силой, своего рода "пятой колонной" русского правительства, якобы стремившегося к созданию "Всемирной Российской империи".
