10
Повесть временных лет, 944 г. (с. 33–34). Интересно, что в этом же отрывке несколько далее все эти дружины названы собирательно Русью.
Во всех упоминаниях церковных дел, когда епископы новгородские, смоленские или суздальские ехали «в Русь», целью их поездок являлся митрополичий стол — Киев.
Лавр. лет. под 1139 г. (с. 292); Ипат. лет. под 1140 г. (с. 16). Андрея говорит Всеволоду: «Оже ти, брат (е) не досити волости, всю землю Рускую дьржачи».
В 1152 г. Изяслав пошел в поход, взяв с собою «вси Чернии Клобукы, и Кияне лутшии и всю рускую дружину» (с. 66).
Ипат. лет. под 1154 г. (с. 74 и 75). «Торкы и Кияне» упоминаются как основное войско князя Ростислава Мстиславича в 1154 г. (с. 75). В 1174 г. Святослав Всеволодич, отправляясь в поход на Ростиславичеи, «кыяны совокупивше, и Берендеиче, и Поросье, и всю Рускую землю…» (с. 109).
На всем протяжении границы «древностей русов» мы встречаем на картах XIX в. и русскую топонимику: р. Рось, Русская Поляна на нравом берегу Днепра, южнее Роси, затем Русский Орчик (юго-восточнее Полтавы), Русское Лазовое (севернее Харькова), Русская Буйловка на Дону. Река Оскол называлась Росью. На северной границе мы встречаем р. Русь — приток Сейма и р. Наруссу у Трубчевска, как раз там, где кончалась Русская земля. Топонимика требует более внимательного изучения, но в данном случае хочется обратить внимание на обилие «русских» названий именно на границе земли русов.
В некоторых случаях перед нами бесспорные погребения (Балаклея, Буды), но иногда характер находки говорит в пользу клада. Так, в Колоскове вещи были уложены в шлем; в с. Углы, близ Старого Оскола, две пальчатые фибулы (с глазчатым орнаментом) шесть пряжек и три поясных наконечника были уложены в глиняную кубышку.
На трех границах Северской земли (кроме западной, где они соприкасались с русами же) можно найти следы русской топонимики: на юге — с. Русский Орчик при впадении р. Орчик в Орель; Русские Тишки, Русское Лозовое на север от Харькова; р. Рось — правый приток Сейма; Русский брод на северо-западе от Ливен.
В Новгородской летописи эта легенда пересказана почти дословно, но с небольшим дополнением о языческих обрядах полян: «И бяху же погани; жруще (приносили жертвы) озером и кладя — зем и рощением, яко же прочий погани» (язычники) (Новг. I лет.,. С. 105). Летописной легендой интересовались все историки, писавшие о Киевской Руси. Из специальных работ следует упомянуть: Тершаковець М. Переказ про Кия, Щека i Хорива та ix сестру Либедь / / Юбiлений збiрник на пошану ак. М.С. Грушевського». Киïв, 1928. Автор полагает, что киевская легенда повлияла на скандинавские саги о Германарихе. Материал Тершаковца использован М.К. Картером и М.Ю. Брайчевским.
Неприемлемость такой датировки основания Киева доказывается существованием армянской версии легенды о трех братьях (Куаре, Мелтеке и Хореване) из земли Палуни, датируемой началом VIII в. (см.: Марр Н.Я. Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси / / Изв. гос. акад. истории материальной культуры (далее: ГАИМК). Л., 1928. Т. III; Абегян М.Х. История древнеармянской литературы. Ереван, 1948. Т. 1. С. 348). Запись киевской легенды в Армении в VIII в. предполагает ее сложение на Руси в более раннее время. Контакты армян со славянами могли иметь место в конце VI в. во Фракии, где действовал Смбат Багратуни, и во время армяно-персидских войн 610–641 гг., в которых участвовали какие-то «русы» (см. Рыбаков Б.А. Древняя Русь… С. 27, 28).
Датировка деятельности князя Кия 560–630 гг., предлагаемая Брайчевским (с. 82), бездоказательна.
Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961. С. 73–75. Автор отмечает ряд болгаро-балтийских изоглосс. После новых топонимических и археологических работ этот тезис становится прочнее, т. к. теперь область древних балтов рассматривается не только как земля жителей Балтики, а как широкая зона расселения балтов по всему Днепровскому бассейну, где происходило на протяжении нескольких веков смешение их со славянами. На территорию будущей Болгарии попадали славяне-анты, воспринявшие ранее, в зоне своего расселения в Поднепровье, ряд балтских языковых элементов.
Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. II. С. 200: «Что же имена князей от урочищ или предел вымышлены, того во многих историях с избытком видим».
Языческий ритуальный характер данной горы явствует из описания событий 980 г., когда Владимир, подступая к Киеву, «обрывся на Дорогожичи, межю Дорогожичьмь и Капичемь; и есть ров и до сего дьне». Капичь, очевидно, «капищь» — языческий храм. Лысая гора — соседняя с Дорогожичами, ближе к Киеву; здесь капище было вполне уместно.
В далекой древности Боричев путь мог начинаться у Замковой горы как путь к Днепру-Борисфену. Население здесь жило уже в те времена, когда приезжающие с юга купцы еще называли Днепр его древним скифским именем Борисфен. Не связаны ли топонимы «Боричев увоз» и «Боричев ток» с именем Днепра — Борисфена?
См. Приложение 1, раздел «Восточные источники».
Разноречия в написании (Хордаб — Хурдаб, Джерваб) обычны для восточных авторов.
Иллюстратор летописи, мысливший символами, очень редко изображал лес, деревья. Деревья в миниатюрах появляются или для характеристики лесной страны (как в случае с вятичами) или же для обозначения священной рощи языческого Киева (л. 43, 48 об., 49).
Не исключена возможность того, что славянское «вельблуд» является лишь осмыслением арабского названия верблюдов «ибилун». Если бы это оказалось верным, то послужило бы еще одним подкреплением свидетельств о знакомстве русов с караванными дорогами Востока.
См. об этом ниже («остров русов»).
Перевод изменен в двух случаях, во-первых, слово «разряд», примененное Заходером, изменено на «племя», а во-вторых, слово «Андалус» передано как Анатолия, южный берег Черного моря.
Подробнее это рассмотрено выше во второй части книги.
Надо отдать справедливость автору этой вставки — он очень точно знал расположение норманских владений в Европе, установившееся после битвы при Гастингсе и завоевания Амальфи и Апулии; варяги-норманны «сидят к западу до Английской земли и до Итальянской». Следовательно, это описание составлено не ранее 1066–1077 гг.
Далее следует описание пути из Варяг в Греки и из Грек и рассказ об апостоле Андрее.
Далее идет рассказ об основании Киева и ряд разрозненных отрывков.
Далее идут разрозненные географические отрывки и описание славянских обычаев.
Читая эту часть летописного текста, мы можем вспомнить Адама Бременского, писавшего о постоянных связях южной (славянской) Прибалтики с «украшением Востока» — Киевом — и о плавании русских кораблей по «Варяжскому морю».
«Возможно, что бужане после север вставлено составителем 3-й редакции».
Что касается ляшского происхождения радимичей и вятичей, то следует отметить, что автор «Повести временных лет» лишь распространил на вятичей то, что уже было написано относительно радимичей в Новгородской летописи: «Бета же Радимиче от рода Ляхов; пришедше, ту ся вселиша и платять дань Руси, повоз везуть и до сего дни» (Новг. I лет. С. 131. Комиссионный список, под 984 г.).
Доказательство тезиса о северном расположении Руси изложено так: «…Такие набеги логичнее предположить с севера на юг вниз по течению рек». Но ведь почти все крупные северные реки текут в обратном направлении, с юга на север: Волхов, Великая, Зап. Двина, Ловать. Вне перечня остается только Днепр.
Новосельцев А.П. и др. Древнерусское государство… С. 414–415. Исследователь увеличил путаницу, написав в своем переводе о «купцах из Армении» (с. 413). На самом деле речь идет о русском городе Ромен (совр. Ромны), упомянутом в «Поучении» Мономаха. Идриси определяет город «Армен» — Ромен, как лежащий в трех днях пути от «Луджаги» — Лутавы (совр. Полтавы) и в четырех днях от Днепра. См.: Рыбаков Б.А. Русские земли на карте Идриси… С. 34, рис. 11. Карта городов вокруг Киева. Ромен лежал на пути из Булгара в Киев; здесь путь разветвлялся: одно ответвление шло к Киеву, а другое — на юг к Днепру и к устью Ворсклы и далее сухопутьем к Олешью. Свое торговое значение Ромен сохранил вплоть до XIX в. («роменская ярмарка»).
