Златополь и Новомиргород располагались в стороне от направления главного удара 5-й гвардейской танковой армии. 155-я танковая бригада прошла межу Тишковкой и Капитановкой и далее двинулась на Журавку. К середине дня она добралась до окраин Журавки[92]. Таким образом, советские войска продвинулись на 14 километров за последние 48 часов[93].
В этот момент генерал-майор Венк, начальник штаба 1-й танковой армии, позвонил Шпейделю и сообщил ему: 1-й Украинский фронт перешел в наступление на внутренние фланги VII и XXXXII армейских корпусов. Красная армия ввела в бой большие силы пехоты и танков. Шпейдель немедленно ответил, что эта атака связана с атакой на южном фланге XI армейского корпуса, которая, видимо, была нацелена в общем направлении на Шполу. Их цель состояла в соединении 1-го и 2-го Украинских фронтов.
Эта новость добавила Шпейделю волнений, поскольку за полчаса до этого полковник Гедке снова позвонил ему и доложил, что Капитановка занята противником, а от 389-й дивизии не поступает никаких донесений. К тому же Гедке сообщил Шпейделю, что никакой информации о ситуации в районе Златополь — Журавка до сих пор не поступало. Но худшее было впереди.
Как Гедке и просил перед этим, Шпейдель запросил у командования группы армий «Юг» разрешение на предложенный отвод 72-й дивизии. Поскольку вопрос об отступлениях обсуждался до начала советского наступления и такая возможность была отвергнута, возможно, Гитлером, понятно, почему Гедке и Шпейдель обратились с этим вопросом к командованию группы армий «Юг». Однако позже они, возможно, пожалели о том, что не стали действовать без лишнего шума по собственному разумению, поскольку незадолго до полудня Теодор Буссе, начальник штаба группы армий «Юг», ответил, что отход 72-й дивизии не был одобрен и что, напротив, будет лучше дождаться результатов атаки 11-й танковой дивизии.
Буссе не принимал решения сам, но знал, что это острый вопрос, и он просто не хотел, чтобы что-то произошло, пока он будет консультироваться с ОКХ. В течение нескольких часов он получил отрицательный ответ: 72-й дивизии запрещалось отступать. В 15:50 он сообщил Шпейделю это решение. Вёлер, видимо, ожидал, что решение будет отрицательным, судя по тому, что около полудня он дал указания 72-й дивизии выводить подразделения с передовых позиций на тыловые позиции до того, как получил приказ держать 72-ю дивизию на оборонительном рубеже.
Советское наступление продолжается, 26 января
Конев и командующие подчиненных ему соединений не имели таких проблем. Они беспокоились о том, как еще ускорить продвижение своих частей, а не как замедлить их перемещения. Плотные боевые порядки позволяли прикрыть фланги наступающих танковых частей в предположении, что последние обеспечат достаточное пространство для следующих за ними сил. Фактически так и происходило. К 15:00 село Журавка было очищено от противника частями 20-го танкового корпуса, который теперь мог двигаться на Лебедин[94]. Наступление шло беспрепятственно, но было неясно, достаточна ли его скорость, поскольку медленное продвижение могло создать другую проблему. Поскольку передовые танковые группы уже продвинулись более чем на 10 километров, советская артиллерия уже не могла обеспечить им огневую поддержку, пока орудия не перевезут вперед, на новые огневые позиции. Учитывая большое количество войск, заполонивших дороги, было бы сложно перебросить вперед существенное количество артиллерии, по крайней мере за такое время, чтобы они успели оказать поддержку передовым частям.
Поскольку XI армейский корпус не располагал значительными резервами, немцы возлагали надежды на 11-ю и 14-ю танковые дивизии. Боевые действия 25 января были несколько нерешительными, что, возможно, определялось осознанием слабости 14-й танковой дивизии, в которой оставалось очень мало танков. 11-я танковая дивизия была несколько сильнее, имея в составе около 20 «Пантер» и некоторое количество Pz-IV и Pz-III. И все-таки это было гораздо меньше, чем 200 танков, с которыми начала наступление 5-я гвардейская танковая армия[95].
25 января 14-я танковая дивизия была разделена на две боевые группы. Танковая группа под командованием полковника Лангкейта утром 26 января располагалась в Россоховатке и в 8:00 получила приказ перейти в атаку в направлении Оситняжки. Туман ограничивал видимость до 40–60 метров, так что в 10:00 немецкие танки уперлись в советский противотанковый рубеж, и началась перестрелка. Вскоре подошли советские танки. Один командир танка, лейтенант Бауэр, был ранен 11 февраля, но остался со своей ротой. Когда советские танки пошли в контратаку, его танк получил три прямых попадания, и он был убит. Возможности эвакуировать танк не было, поэтому командир батальона приказал штурмовым орудиям расстрелять подбитую машину, чтобы уничтожить ее. Немцы заявили об уничтожении одного Т-34 и трех противотанковых пушек.
Пока шел этот бой, советские войска атаковали юго-восточнее Россоховатки, грозя отрезать 14-ю танковую дивизию от 3-й танковой дивизии. Танки полковника Лангкейта были вынуждены развернуться и попытаться восстановить связь с 3-й танковой дивизией, чья танковая группа также была направлена для восстановления положения юго-восточнее Россоховатки. Ближе к вечеру это удалось осуществить, но тем временем советские войска заняли Россоховатку.
Утром 26 января боевая группа фон Брезе из 14-й танковой дивизии заняла позиции на высотах западнее кладбища в Оситняжке, но была окружена советскими войсками. Вместо того чтобы останавливать советское наступление, фон Брезе пришлось занять круговую оборону. В течение дня ему удалось продвинуться несколько севернее, но ему оставалось только наблюдать, как 5-я гвардейская танковая армия продолжает наступление на Тишковку и Капитановку.
14-я танковая дивизия сражалась за удержание своих позиций, так что единственной надеждой немцев осталась 11-я танковая дивизия. Однако дивизия получила приказ поздно и к тому же для выхода на исходные позиции вынуждена была двигаться по плохим дорогам. В 13:00 она перешла в атаку из района Каменоватки силами танковой группы справа и 111-го моторизованного полка слева. Танковая группа нанесла удар по высоте 205,4 западнее Писаревки, а 111-й моторизованный полк до сумерек захватил южную половину Тишковки.
Хотя 11-я танковая дивизия и заняла определенную территорию, выглядевшую ценной на карте, в действительности она не оказала особого влияния на советское наступление. С высоты 205,4 имелась возможность корректировать артиллерийский огонь по советским колоннам, стремящимся на запад, но наступившая темнота не позволила этого сделать. Кроме того, последние два дня стояли густые туманы, особенно по утрам. Если бы утром 27 января сохранилась такая погода, ценность высоты оказалась бы ограничена. Казалось вполне вероятным, что на следующий день 11-й танковой дивизии придется наступать дальше, но были сомнения, хватит ли ей для этого сил, несмотря на прибытие вечером в качестве подкрепления 905-го дивизиона штурмовых орудий.
Действия 11-й танковой дивизии на южном фланге 5-й гвардейской армии доставили ей хлопоты, но не стали решающими. Как только подошли части второго эшелона, 20-й танковый корпус смог продолжить наступление после очистки Журавки от противника во второй половине дня. Силами двух танковых бригад он двигался по равнине дальше, на северо-запад от Журавки, и к 23:00 советские передовые группы достигли окраин Лебедина. 29-й танковый корпус, действовавший южнее 20-го танкового корпуса, добился несколько меньших успехов, но к концу дня освободил Турию.
Для немецкого XI армейского корпуса с каждым часом складывалась все более и более угрожающая ситуация. 389-я дивизия сумела удержать сплошной фронт на протяжении дня, но была серьезно ослаблена и совершенно не могла что-либо противопоставить прорыву советских частей на своем южном фланге. Положение на северном фланге складывалось лучше, поскольку удалось восстановить локтевую связь между 389-й и 72-й дивизиями. В течение вечера подразделения дивизии СС «Викинг» начали сменять 57-ю дивизию, которая сосредотачивалась около Ташлыка, таким образом увеличивая возможности генерала Штеммермана, но в целом корпус по-прежнему находился в очень опасном положении.
Фактически 389-я дивизия рассыпалась. Уже днем раньше батарея Мейзера потеряла связь с дивизионом и отступила к Пастырскому по инициативе командира батареи. Утром 26 января примерно 12 гаубиц из разных дивизионов 389-го артиллерийского полка собрались в Пастырском, и командир батареи Мейзера, лейтенант Сораевски, принял командование над пестрой группой артиллеристов и их материальной частью[96].
Пока Сораевски пытался связаться с командиром своего дивизиона по радио, его подчиненные оставались наготове к скорому отбытию, поскольку никто не знал, насколько близко находятся советские силы. Возможно, они уже были окружены — страх, который, видимо, разделяли многие солдаты из группы. В предшествующие дни различные советские листовки, расхваливающие выгоды сдачи, дождем сыпались на немецких солдат, но, похоже, не оказывали на них серьезного влияния. Солдаты боялись, что попасть в советский плен означает погибнуть или отправиться в Сибирь. Последнее было кошмаром немецких солдат, которые были решительно настроены избежать плена[97].
