В ходе переговоров 1698—1700 годов все же не удалось создать сплошной фронт противников Швеции. Пруссия, зависимая от общеевропейской ситуации, не чувствуя за собой достаточной силы, в союз не вступила и ожидала развития событий как сторонний наблюдатель. Речь Посполитая же, верная своим политическим принципам, не поддержала своего короля, не достигнув к тому же необходимого для войны внутреннего единства, нарушенного тяжелым «бескоролевьем».
Переговоры сторон велись, имея в виду дальнюю цель – раздел Шведской империи. Еще задолго до того, как был повергнут шведский лев, делилась его шкура. Инициатором таких проектов стал И. Р. фон Паткуль – влиятельный лифляндский дворянин, ярый противник шведского владычества в Восточной Прибалтике, грозившего дворянскому землевладению Лифляндии редукцией (конфискацией) земель, уже осуществленной в собственно Швеции. Позже приговоренный шведами к смертной казни Паткуль бежал и, став неофициальным советником Августа II, подал королю в конце 1698 года несколько проектов, учитывающих возможное развитие военных действий против Швеции и условия раздела ее владений. Нельзя не заметить в этих проектах столь характерного для расчетов Паткуля цинизма, интриганства и явного антирусского оттенка: «В переговорах с царем надобно постоянно твердить, что предначертанный союз есть следствие сделанного им самим предложения о войне с Швециею, что после свидания с ним его королевское величество, основательно обдумав дело, приготовил необходимые для успеха средства и теперь согласен содействовать справедливому требованию его от Швеции удовлетворения, с тем чтобы вести войну не иначе как при пособии с его стороны. Это послужит к тому, что в трактат внесено будет обязательство царя помогать его королевскому величеству деньгами и войском, в особенности пехотою, очень способною работать в траншеях и гибнуть под выстрелами неприятеля, чем сберегутся войска его королевского величества, которые можно будет употреблять только для прикрытия апрошей. Кроме того, трактатом необходимо в известных случаях крепко связать руки этому могущественному союзнику, чтобы он не съел пред нашими глазами обжаренного нами куска, то есть чтобы не овладел Лифляндиею. Надобно определить в трактате положительно, что должно ему принадлежать; для сего представить ему всю нелепость доводов, которыми предки его доказывали свое право на Лифляндию и объяснить историею и географиею, на какие земли могли они простирать справедливые притязания, то есть не далее Ингерманландии и Карелии. Посему в случае непреклонного намерения царя овладеть Нарвою, тот, кто назначен будет вести с ним переговоры, должен в трактат включить статью в таком смысле, чтобы впоследствии, когда возникнет спор, кому она должна принадлежать, Англия и Голландия для пользы торговли, Дания и Бранденбург также по уважительным причинам могли общим судом объявить ее принадлежностью Лифляндии. Если же царь удержит Нарву за собою и таким образом приобретет в Лифляндии крепкий пункт, то, переступив естественный рубеж, реку (Нарову. – Е. А.), соединяющую Пейпус (Чудское озеро. – Е. А.) с Балтийским морем, он легко овладеет Ревелем, потом всею Эстляндиею, наконец, со временем, и Лифляндиею».
Как видим, в будущей войне России Паткулем отводилась незавидная роль поставщика пушечного мяса, а Петру – своеобразного могучего медведя с железным кольцом в носу, пляшущего под дудку поводыря. Как потом показала жизнь, Паткуль и многие другие не очень четко представляли себе, с кем они имеют дело. Забегая вперед, отметим, что то, чего так боялся Паткуль, полностью осуществилось: Россия заняла и Эстляндию, и Лифляндию.
Договор России и Саксонии, подписанный в Преображенском 11 ноября 1699 года, был вторым соглашением, легшим в основу Северного союза; первым было Дрезденское соглашение Саксонии с Данией от 14 сентября того же года. Дорога к войне была открыта.
Символично, что много лет спустя, празднуя в Москве заключение Ништадтского мира 1721 года, Петр собственноручно поджег Преображенский дворец, в котором прошло его детство, но из которого в 1699 году вырвался невидимый огонь войны.
Договор предусматривал особо, что Россия вступит в войну сразу же по заключении мира с Османской империей, Петр не желал рисковать, ведя боевые действия на два фронта: «…обещаем мы, Великий государь, Наше царское величество, по своему высокому слову или обещанию, к своему посланному в Константинополь послу скорой указ послать, дабы коим образом то учинитися ни может, хотя б в тех местах Нашему царскому величеств, то и с убытком учинить было, о том трудитися, дабы Нашему царскому величеству с Портою Оттоманскою еще до окончания году, или по последней мере до будущего апреля месяца, либо постоянной мир или довольно продолженное перемирие получить возможно, в котором случае мы, Великий государь, наше царское величество, обнадеживаем к будущему воинскому походу с Шведом також мир разорвать и особливо свое действо воинское в провинциях Ижерской и Корельской всею силою весть так, чтоб всякая страна свое дело на своем месте справедливо чинила и никто из обоих нас прежде никаких мирных предложений слушать и принимать не хощет, разве что и другая страна на то позволит».
Со своей стороны Август обещал занять Лифляндию и Эстляндию исключительно как бы в помощь Петру: «А дабы особливо нашему царскому величеству от лифляндского и эстляндского свейскаго войска не быть обеспокоену, и того ради обещает Его королевское величество тамо такое сильное отвращение чинить, что наше царское величество с той страны не токмо едино безопасны будем, но и тако, что во время нужды его королевского величества с нашим царским величеством и соединится возможет».
На самом же деле Август вынашивал далеко идущие (и секретные от России) планы в отношении Лифляндии. Формально Лифляндия должна была отойти к Речи Посполитой на правах лена с сохранением своего внутреннего дворянского управления и с правом держать вооруженные силы. Соглашение между Августом и Паткулем – представителем немецкого лифляндского рыцарства, заключенное в августе 1699 года, было предъявлено кардиналу-примасу Речи Посполитой, с тем чтобы подвигнуть Речь Посполитую на выступление против шведов вместе с саксонцами – подданными своего короля. Однако священный глава Речи Посполитой не ведал о самом главном – секретные пункты договора 1699 года предусматривали, что лифляндцы признают над собой верховную власть Августа и его потомков независимо от того, будут они польскими королями или нет. Иначе говоря, Август получал Лифляндию в наследное владение, делавшее его независимым от Польши.
Следует отметить, что в описываемое время шведское правительство только что вступившего в 1697 году на престол 15-летнего Карла XII было обеспокоено слухами о сколачивании антишведской коалиции и стремилось всеми силами предотвратить войну с Россией. Вообще, в отношении России Швеция во второй половине XVII века вела политику, сочетавшую непреклонную жесткость в вопросе об изменении границ и необыкновенную мягкость и терпимость во всем остальном. Известно, что после Столбовского мира 1618 года не раз русская сторона поднимала вопрос об изменении границ, но каждый раз ответ шведов был отрицателен. Вот как, по описанию Н. Бантыша-Каменского, протекали переговоры на пограничной реке Меузе в 1676 году «…но за спорами ничего не решено. Тщетно российские дипломаты предлагали, дабы, во удовольствие за многочисленные от шведов нестерпимые досады и безчестья, и за умалением чести государевой в ошибках титулов его, возвращены были корельские и ижорские города, шведские послы решительно сказали, что ниже одной деревни не поступят, хотя бы и до войны дело дошло и в том-де воля Божия. Вскоре они потом тайно с съезду уехали…» На самом же деле шведы, имея многочисленные внешнеполитические проблемы в Германии и на датских границах, стремились по возможности не доводить конфликт с Россией до войны. Именно поэтому, когда в начале 1697 года русское правительство обратилось к шведам с просьбой продать для Азовского флота шестьсот орудий, шведский король, заботясь, чтобы конфликт России с Турцией не затухал как можно дольше, «по соседственной своей к России дружбе» просто подарил Петру триста железных орудий. Вступив на престол, Карл XII сразу же выслал посольство в Москву с обещанием «все договоры с Россиею свято хранить». Петр, со своей стороны, особенно после Равы-Русской, стремился также показать свое – в данном случае фальшивое – миролюбие. Петровские дипломаты, ведя переговоры со шведами, приложили максимум усилий, чтобы освободить своего государя от клятвы в верности прежним договорам со Швецией. Это делалось для того, чтобы с началом войны не было оснований обвинить Петра в клятвопреступлении. Это было тем более необходимо, что в момент русско-шведских переговоров Петр уже заключил в Преображенском с представителем Августа соглашение о войне против Швеции.
