список.
13. Обрисовка исторической ценности эпиграфического материала сильно затруднена его разновременностью и многообразием. Приходится разбивать его на условные группы без строгой хронологической последовательности.
Надписи мастеров. Эпиграфические данные открывают нам доступ в такие уголки древнерусской жизни, которые никогда не освещались рукописной книжностью. Одним из них является мир ремесленников, мастеров золотых и серебряных дел, «плинфотворителей»-гончаров, токарей по камню, литейщиков, сапожников. Их надписи, сделанные нередко в процессе производства, свидетельствуют о широком распространении грамотности в среде городских «черных людей».
Литейная форма киевского мастера начала XIII в. помечена именем
[35]. Очевидно, этот предмет назывался в древней Руси в мужском роде (может быть, Макъсимов «колыпь»?).
Рязанский кирпичник вырезал на формовочной доске свое имя:
[36]. Очевидно, «Яков тв[орилъ]»?
По поводу знаменитых Вщижских арок XII в. высказывались предположения об их иноземном, романском происхождении. Однако на обороте их есть русские надписи, сделанные самим мастером в процессе изготовления модели:
, что удостоверяет русское происхождение изделий и одновременно говорит о трудности их отливки [37].
Давно известные подписи двух новгородских мастеров середины XII в. Братилы-Флора и Константина, сделанные на днищах двух почти тождественных сосудов, наводят на мысль о преднамеренном воспроизведении образца, что постоянно наблюдалось в средние века во время цеховых испытаний на звание мастера, когда испытуемый готовил свой chef d’oevres [38].
Из надписей на кресте Евфросинии Георгиевны Полоцкой 1161 г. мы узнаем не только имя замечательного художника-ювелира — Лазаря Богши (Богуслава?), но и стоимость материала и работы:
, т. е. весь материал стоил 100 гривен, а исключительная по тонкости работа оценивалась довольно высоко — в 40 гривен [39].
Крест XIII–XIV вв. из Загорска имеет подпись мастера-владельца:
[40]. Семен; вероятно, и сам был причастен к ювелирному делу, судя по его прозвищу «Золотило».
Подписи трех мастеров есть на кованом медном ларце, хранящемся в Кракове. Ларец украшен гравированными изображениями разных святых и сценами из жития Кузьмы и Демьяна. Дата — XIV в.; место изготовления, возможно, Новгород. В палеографическом отношении интересно частое применение лигатур. На крышке ларца подписи:
.
Кузнец, художник-гравер и чеканщик надписей увенчали красивый ларец своими именами [41].
К тому же времени, к XIV в., относится интересное надгробие кузнеца Саввы Тарасина, найденное на западной окраине Новгородской земли в с. Войносолове [42].
Этот раздел можно закончить надписью мастера шиферных пряслиц, токаря по камню из Любеча. Трогательной интимностью веет от надписи на крошечном детском пряслице:
, т. е. «Иванко сделал это тебе, единственная дочь». Пряслице стратиграфически датируется серединой или третьей четвертью XI в., когда на месте будущего княжеского замка Мономаха (1078–1096 гг.) существовали ремесленные мастерские.
Токарь по камню оставил здесь целый ряд предметов из розового овручского шифера — жернова, точильные камни, бруски, — которые обычно делались из другого материала. Обилие овручского камня может быть, объяснено только тем, что мастер-камнерез, точивший шиферные пряслица, жил здесь, в самом Любече, работая на привозном материале. Мастер Иванко, отец единственной дочери, удостоверил это своей надписью на подарке, изготовленном им самим для дочери [43].
На денежных слитках-гривнах XII–XIV вв. часто встречается написание имен, иногда с краткими пояснениями.
М.П. Сотникова, специально изучавшая эти слитки, пришла к выводу, что надписи делали мастера-литейщики, переливавшие в слитки чужое серебро. Имя заказчика, владельца серебра, и надписывалось.
Можно привести несколько примеров:
Всего на слитках новгородских, черниговских и литовских 104 надписи [44].
14. Надписи женщин, прявших пряжу. Две причины могли побудить древнерусских девушек (или тех, кто дарил им) старательно помечать метками, буквами и полными именами маленькие каменные пряслица для веретен.
Во-первых, на «беседах», на девичьих посиделках, когда пряденье прерывалось играми и песнями, веретена могли перепутаться. Некоторые старинные игры требовали, чтобы от каждой девушки на посиделках брался какой-то приметный предмет, и, когда вынимали «счастье», нужно было сразу опознать его; пряслица с тамгой или надписью были особенно удобны для этой цели.
Во-вторых, по тем же этнографическим данным хорошо известно, что прялки и веретена являлись у славян предсвадебным подарком жениха невесте; с этим связана богатая символика орнамента на донцах прялок. В этом случае мы вправе ожидать, что надпись на пряслице сделана дарителем. К первой группе относится ряд надписей, возглавленных болгарской надписью
из Преслава [45]. Болгарская надпись, во-первых, дала нам точное наименование самого предмета «пряслень», а во-вторых, позволила исправить неверное чтение на одной русской находке: в Киеве в составе богатого княжеского клада XII–XIII вв. было найдено несколько пряслиц, надпись на одном из них читалась так:
, хотя это чтение и не давало смысла. Преславская находка помогла прочесть надпись так:
. Имя Потвора может быть объяснено как «чародейка», «волшебница», может быть, это было только прозвище [46].
На пряслицах (правильнее было бы — на прясленах) мы встречаем разные имена (Ульяна, Зоя, Ромада? и др.).
Одна надпись была сделана грамотной внучкой, чтобы отличить пряслице от других:
[47].
На одном пряслице из Любеча написаны почерком XI в. первые девять букв русской азбуки; возможно, это было связано с какими-либо играми или гаданьями, вроде новогодних гаданий об имени жениха.
Вторая группа пряслиц-подарков тоже может быть начата болгарской находкой надписи
, где имя Ирины стоит в дательном падеже. Затем можно назвать пряслице из Любеча:
; другое любечское пряслице прямо указывает на подарок мужчины —
. Другие надписи
содержат мужские имена. Пряслице из Вышгорода с надписью
было, очевидно, подарком невесте [48].
Надписи на пряслицах свидетельствуют о грамотности разных слоев городского населения, дают нам новые древнерусские имена и интересные для диалектологов особенности написания: отсутствия «ъ» в слове «невесточь», написание «Стипанида» через «и», замена «ъ» на «о» и наоборот, чтение
как «е».
15. Надписи на амфорах-корчагах. На двуручных корчагах X–XIII вв. для вина и масла мы встречаем множество меток, знаков, отдельных букв и надписей. Это объясняется тем, что амфоры-корчаги были
