Пушки сами по себе не стреляют. Для стрельбы еще нужны снаряды (не считая людей и всего прочего). Без снарядов любая пушка превращается в груду металлолома. И если есть вероятность продолжения войны еще с кем-то, то Генштабу пришлось бы сокращать размах операций «на первом этапе» с тем, чтобы сохранить в резерве определенные ресурсы для возможного «продолжения». Иначе если потратить все боеприпасы в одной операции, то в другой отбиваться будет нечем. В конечном итоге Гитлер, возможно, и напал бы на Польшу. Но, не имея конкретных договоренностей с СССР, он был бы вынужден сократить масштаб боев, возможно, до захвата только определенных территорий (Данциг, «коридор») с последующим проведением переговоров с остающимся дееспособным правительством Польши. Но могла быть вероятность, что Гитлеру пришлось бы вообще отложить нападение на какое-то дальнее будущее. А там еще неизвестно, как оно все повернется…
И второй момент в связи с процитированным выше выступлением Гитлера 22 августа. Строго говоря, это еще как сказать, кто провел чью переориентацию. И кто проводил специальные меры, чтобы довести «другую сторону» до «кондиции» (до готовности что-то подписать). Разве не может быть такой игры, в которой каждая из сторон вела бы себя так, как хотела бы видеть другая сторона? Именно это и показал ход проведения советско-немецких переговоров в августе 1939-го. Сроки в них оказались очень сжатыми. Но шли они вполне последовательно (вопрос — ответ, вопрос — ответ) и вполне успешно для обеих сторон. Причем без участия прессы. Чего нельзя сказать о переговорах с Англией и Францией. Здесь пресса какую-то информацию получала. Но прогресса не наблюдалось.
Но может возникнуть вопрос: а для чего такая сложность? Разве нельзя было договориться с Англией и Францией хотя бы о чем-то? Вообще-то можно. Если есть желание. Если его нет, то главное — подыскать хороший повод для отказа или для срыва переговоров. А еще лучше — не один. И желательно с хорошей гарантией, что они сработают. А что Польша и Румыния не согласятся пропустить советские войска, имея с СССР территориальные проблемы, было известно заранее. И если бы действительно было желание решить эту проблему, то решать ее надо было раньше на прямых переговорах с Польшей и Румынией (времени хватало), а не требовать в последний момент от Англии и Франции, чтобы они как-то помогли.
Но можно ли было обойтись без всего этого маскарада?
Есть предположение, что не очень.
Ибо была одна «закавыка».
И ее совсем недавно (относительно августа 1939-го) где только не печатали большими буквами (не считая маленьких). Например, вот фрагмент передовой статьи из газеты «ИЗВЕСТИЯ» периода октября 1938 г. (документ № 14 из цитировавшейся выше книги «СССР В БОРЬБЕ…», стр. 32):
«Политика Примирения Агрессора
За короткий срок в Европе произошли события, значение которых не ограничились перекройкой географической карты. Уже не первый раз и даже не первый год сталкиваются народы с фашистской агрессией, настойчиво втягивающей страну за страной во вторую империалистическую войну за передел мира. Абиссиния, Испания, Китай, Австрия, Чехословакия последовательно становились жертвами прожорливых фашистских людоедов…»
И вот с этими самыми ПРОЖОРЛИВЫМИ ЛЮДОЕДАМИ предстояло заключить договоры (в том числе о дружбе). Как известно, даже актеру требуется какое-то время, чтобы нанести грим и сменить одежду. А тогда предстояло переубедить миллионы людей. В том числе во всем мире. Что этот самый ЛЮДОЕД вообще-то не совсем прожорлив… И не только он один виноват. Есть и другие виновные. «И пошли мы на договор с ним, полностью исчерпав все возможные попытки». Вот такой последней попыткой и должны были стать августовские переговоры с миссиями Англии и Франции. И попробовали бы они отказаться! Отказываются сразу? Отлично! Без проблем! Сами виноваты! Можно начинать переговоры с Германией еще раньше (без цейтнота). Но есть риск долго торговаться с Гитлером. Гораздо лучше, если у него не остается времени. И пусть считает, что это он кого-то «переориентировал».
Но чтобы проводить такую игру, надо было когда-то принять принципиальное решение. 19 августа 1939 г. не подходит. В этот день «игра» шла полным ходом. Но, как и в любой игре, которая когда-то должна чем-то закончиться, в этой можно выделить два принципиальных этапа, которые разделяются «точкой невозврата». На первом (до этой «точки») «главный игрок» может остановить «игру» или принять то или другое решение, которое может изменить ее ход. Пройдя же «точку невозврата», направленность «игры», как правило, сводится к одному варианту, изменить который уже невозможно. И в момент перехода «точки невозврата» «главному игроку» остается только принять «окончательное решение», выводящее «игру» на некий новый уровень.
Вот 19 августа и оказалось для Сталина такой точкой в игре. В этот день он еще мог отказаться от чего-то и выбрать иное ее продолжение. В этот день можно было или отказаться от такой игры (тем самым остановить ее), или сделать «отмашку» о том, что начинается давно готовившийся новый этап отношений с Германией. «НАЧИНАЕМ!!!» В этом и заключалась суть принятия решения. И конечно, оно сыграло определенную роль в последующих событиях, на которые и обратил внимание Виктор Суворов в своих книгах. Обсуждать их интересно. Они оказались полны динамики и трагизма. События же до 19 августа 1939-го не всегда были такими трагичными и публичными. Часто их суть скрывалась в тиши кабинетов. Но, не оценив «подготовительный период», трудно полностью осознать последующие события и дать им соответствующую оценку. В частности, насколько серьезно оценивал Сталин необходимость договориться с западными «демократиями»? Собирался ли он с ними реально о чем-то договариваться или затевал переговоры только как прикрытие? Вот потому и предлагается здесь «отлистать» календарь назад и посмотреть, когда же произошло самое главное заседание Политбюро (если оно было), в результате решений которого и появилась возможность сказать 19 августа: «НАЧИНАЕМ!!»
Подготовка
Но сначала было бы полезно рассмотреть информацию о датах проведения заседаний Политбюро в 1939 году. В статье Случа говорится:
«Из статьи Волкогонова видно, что он «держал в руках» не протокол заседания Политбюро от 19 августа 1939 г., а решение Политбюро от 19 августа 1939 г. В конце 1930-х гг. количество вопросов, по которым Политбюро принимало решения, постоянно возрастало, но при этом число зафиксированных в протоколах заседаний Политбюро неизменно сокращалось (в 1937 г. — 7 заседаний, в 1938 г. — 5). В 1939 г. Политбюро приняло решения по 2855 вопросам, тогда как в течение года было проведено только 2 заседания Политбюро, оформленные именно как его заседания соответствующими протоколами, — 29 января и 17 декабря.
Возможно. Но есть информация и о других заседаниях Политбюро в том году. По крайней мере о двух. Неизвестно, насколько они были запротоколированы, но по поводу одного ссылка дается во вполне серьезной и цитировавшейся выше книге Безыменского:
«Рассматривая военные переговоры как логическое продолжение переговоров политических, Советское правительство уполномочило своих военных делегатов «вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе». Задачи советской военной делегации были рассмотрены и утверждены на заседании Политбюро ЦКВКП(б) 2 августа 1939 г.».
Может, то были только «решения» и никакого «заседания» не было?
Хотя… Подождите-подождите, какого числа заседало Политбюро? ВТОРОГО АВГУСТА? Интересно, интересно… А если собрать в один список некоторые события до и после этой даты?
В среду, 26 июля, в Берлине в обстановке ужина в ресторане «Эвест» состоялась продолжительная беседа Шнурре с Астаховым и руководителем советского торгпредства Бабариным. Заявив, что он выполняет указания свыше, Шнурре сообщил советским представителям о готовности Германии улучшить отношения с СССР и договориться по любым вопросам, в частности в отношении Румынии, Прибалтики, Польши, Японии и по проблемам экономики. Астахов 27 июня отправил в Москву краткую телеграмму, а следом за ней отчет диппочтой, который прибыл в НКИД в субботу, 29 июля. До 2 августа оставалось два рабочих дня — понедельник, 31 июля, и вторник, 1 августа. Вполне достаточно для принятия определенных решений, которые и могли потребовать заседания Политбюро. На нем должны были обсуждаться две темы: как вести себя в переговорах с прибывающими миссиями Англии и Франции (основные советские участники — Ворошилов и Шапошников) и как проводить беседы с немецким послом Шуленбургом (Молотову), которые начинались уже завтра. Ибо требовалось решение «самого главного играющего» — товарища Сталина.
