Съезд принял предложение Сталина о переименовании Петрограда в Ленинград и о сооружении на Красной площади Мавзолея для сохранения забальзамированных останков Ленина в знак глубокого уважения, признательности народа и для памяти потомков.
«Вы, — завершил Сталин свою речь, — видели за эти дни паломничество к гробу товарища Ленина десятков и сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина. ...Ленин был вождем не только русского пролетариата, не только европейских рабочих, не только колониального Востока, но и всего трудящегося мира».
Эта речь, получившая название «Клятва», по существу отражала кредо партии и самого Сталина. Она стала программой, которую партия и он как один из руководителей собирались осуществлять в дальнейшем. И в эти дни мир с настороженностью приглядывался к событиям в России.
Воздав почести основателю партии, ЦК занялся текущими проблемами. Казалось, ничто не изменилось, но борьба внутри Политбюро переходила на новую ступень. Увлекшись формированием оппозиции, Троцкий забросил военные дела. Проблемы армии стали предметом исследования специальной комиссии, которую возглавил сначала В.В. Куйбышев, а затем СИ. Гусев (А.Д. Драбкин).
На Пленуме ЦК 3 февраля 1924 года, подводя итоги работы комиссии, Гусев заявил: «Армия фактически превратилась в проходной двор...» М.В. Фрунзе в выступлении отметил: «Положение нашей Красной Армии чрезвычайно тяжелое, и считать армию боеспособной мы не можем».
Сталин был еще более категоричен: «Если бы Бог нам не помог... и нам пришлось бы впутаться в войну, нас распушили бы в пух и прах!» 24 марта заместителем Председателя РВС СССР был назначен Фрунзе, а в новый состав РВС вошли А. Бубнов, С. Буденный, К. Ворошилов, Г. Орджоникидзе и др.
В начале апреля 1924 года в Коммунистическом университете имени Я. Свердлова Сталин прочитал курс лекций «Об основах ленинизма». Злобствующие ниспровергатели Сталина либо избегают упоминания об этой теме, либо мимоходом представляют этот факт его желанием проявить себя в роли партийного теоретика.
Так ли это? Пытался ли Сталин чтением этого цикла лекций утвердить «амбиции» теоретизирующего политика? Что означала для него эта его работа?
Конечно, смерть Ленина подвела черту под определенной вехой в жизни партии. Ей предшествовали годы борьбы и подполья, революция, Гражданская война и образование государства нового типа, пока не имевшего опыта исторической практики.
Еще в своей «Клятве» на съезде Сталин заявил, что смерть Ленина не оставила партию без четкой программы действий, но такое заявление, обусловленное трагичностью момента, было несколько упрощенным. Ленин не мог оставить какой-либо четкой программы развития страны даже на ближайшее будущее, более того, он сам указывал на невозможность выполнения такого прогнозирования.
Поэтому, приступая к чтению лекций по курсу политики, Сталин взялся систематизировать для партии, но, видимо, и для самого себя основные принципы теории и практики большевиков, руководство которыми позволило бы реализовать цели, изложенные в партийной программе.
Эти лекции, опубликованные в «Правде» в апреле и мае 1924 года, позже вышли отдельной брошюрой «О Ленине и ленинизме». Впоследствии эта работа вошла в сборник «Вопросы ленинизма», содержавший основные, наиболее важные статьи и речи И.В. Сталина и выдержавший 11 изданий при его жизни.
Посвящая свои лекции «ленинскому призыву», он выделил основополагающие принципы большевизма, к числу которых относились: диктатура пролетариата, союз рабочих и крестьян, союз народов СССР, единство партии. Особо он остановился на методологии, раскрыв понятия — «исторические корни ленинизма», «метод», «теория», «стратегия и тактика» и «стиль в работе».
В это время Сталин впервые сформулировал определение, что ленинизм — это «марксизм эпохи империализма и пролетарской революции... Ленинизм — это теория и тактика пролетарской революции вообще, а также теория и практика диктатуры пролетариата в частности».
Развивая свою мысль, он отмечал, что Россия исторически оказалась в центре основных противоречий: между трудом и капиталом, между различными финансовыми группами и империалистическими державами, между развитыми капиталистическими странами и колониальными зависимыми странами. Вследствие этого, подчеркивал он, «центр революционного движения» переместился в Россию.
Он противопоставил суть «метода ленинизма» методу оппортунизма II Интернационала. «Оппортунисты уверяют, — говорит Сталин, — что пролетариат не может и не должен брать власть, если он не является сам большинством в этой стране... практика революционной борьбы масс бьет и побивает эту обветшалую догму». Комментируя мысли Ленина о пролетарской революции, он обращает внимание на критику теории «перманентной революции», проповедуемой Троцким и Парвусом.
Знаменательно, что Сталин первым из партийных лидеров выдвинул идею о возможности построения социализма в одной стране. Он указал: «Свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране — еще не значит обеспечить полную победу социализма. Упрочив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат победившей страны может и должен построить социалистическое общество».
Однако он делает пояснение: «Но значит ли это, что он тем самым достигнет полной, окончательной победы социализма, т.е. значит ли это, что он может силами одной страны закрепить окончательно социализм и вполне гарантировать страну от интервенции, а значит и от реставрации?
Нет, не значит. Для этого необходима победа революции по крайней мере в нескольких странах. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции».
Учитывая исторические условия, Сталин отметил, что СССР не случайно занял центральное место в мире и стал страной, открывшей новую эру в развитии человечества; он призвал народ страны стать участником строительства нового общественного строя социальной справедливости, не дожидаясь победы «мировой революции».
Эта работа Сталина, представившего учение Ленина как логически стройную систему пролетарской идеологии, не могла не вызвать беспокойства у Троцкого, Зиновьева, Бухарина и других членов руководства, «считавших себя оракулами» революционной теории.
Публикация его работы «Об основах ленинизма» в «Правде» была завершена 18 мая 1924 года, а на следующий день — за пять дней до открытия XIII съезда партии, Крупская, словно начиная далеко идущую интригу, передала в ЦК конверты с работами Ленина, надиктованными им накануне предыдущего съезда.
Крупская уверяла, что Ленин «Письма к съезду» предлагал огласить после своей смерти — ей поверили на слово. Авторитет Ленина был столь высок, что поведение его жены, как и «жены Цезаря», не подвергалось сомнению. Никто даже не задал ей вопроса: почему она до сих пор умалчивала о наличии таких документов? Слова «посмертная воля» действовали магически. Впрочем, умалчивала ли?
Однако, как и в интриге с предыдущим «ленинским наследием», статьей «О национальностях», заключения Ленина, направленные против раскола партии, эффекта взрыва бомбы не произвели. И хотя за истекшее время их актуальность не потеряла свою остроту, противоречия между Сталиным и Троцким не привели к потере партией «устойчивости» — к ее развалу. Но нелицеприятные оценки вождя заставили поежиться всех, кто стал объектом ленинского «внимания».
Накануне съезда, на пленуме ЦК 21 мая, Каменев сделал сообщение о поступлении «бумаг Ленина». 30 голосами против 10 было принято решение: «Перенести оглашение зачитанных документов, согласно воле Владимира Ильича, на съезд, произведя оглашение по делегациям и установив, что документы эти воспроизведению не подлежат и оглашение по делегациям производится членами комиссии по приему бумаг Ильича».
Одновременно Пленум рассмотрел предложение Ленина полуторагодичной давности: «обдумать способ перемещения Сталина» с поста Генсека Конечно, Сталин был возбужден. Хотя еще до съезда он уже знал со слов Зиновьева о существовании «письма», но публичное рассмотрение вопроса о его положении в руководстве партии не могло не взволновать его.
Присутствовавший при обсуждении секретарь Сталина в Наркомнаце Бажанов, бежавший позже за границу, пишет: «...Сталин, сидевший в конце низкого помоста, на котором происходило заседание, смотрел в окно с тем напряженным выражением, которое появляется на лице человека, когда он взволнован. Судя по всему, он сознавал, что решается его судьба. Для Сталина это было необычно... но у него были основания опасаться за свое будущее, потому что в той атмосфере благоговения, которая окружала все, что говорил и делал Ленин, трудно было предполагать, что ЦК осмелится проигнорировать ...предложение Ленина и оставить Генерального секретаря на своем посту».
