Книга Татьяны Фроловской «Евразийский Лев» ни в чем не уступает сочинению Валерия Демина. А кое в чем и превосходит.
С потрясающей развязностью она судит о личной жизни Ахматовой: «Выбор Анной Андреевной в мужья Шилейко и Пунина нехорошо изумлял недальновидностью и ошибочностью». Полагаю, что Ахматова несколько лучше разбиралась в своих мужьях, чем биограф ее сына. Важнее фактические ошибки.
Вот Фроловская пишет, что Гумилев сразу после школы пытался поступить на исторический факультет университета, хотя в Ленинградском университете тогда вообще не было тако го факультета. Она пишет, будто Гумилев участвовал в «малярийной экспедиции» на Памире. На высокогорьях Памира комары не живут, малярийные экспедиции туда не посылают, а Гумилев в 1932-м работал в долинах, в предгорьях, но не на «крыше мира».
Порадовала Татьяна Фроловская и удивительным историко географо-филологическим открытием, затмившим все написанное. Оказывается, "Золотая Орда", иногда под именем "Киргиз-Кайсацкая орда", продержалась – "под рукою" «"Белого царя" – вплоть до Первой мировой войны».
Просвещенного читателя это открытие отсылает не к истории, а к русской поэзии.
Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает:
Она мой дух и ум пленяет…
Быть может, здесь все-таки есть исторический смысл? Киргиз-кайсаки – это казахи, а Казахское ханство действительно образовалось после распада Золотой Орды. Но ко временам Первой мировой даже от ханства остались только воспоминания.
Но более всего огорчает полное непонимание теории Гумилева. По словам Фроловской, «гумилевская теория этногенеза исключает приверженность к какой бы то ни было национальности». Мысль, совершенно чуждая Льву Николаевичу. Национальность и есть этнос, а Гумилев считал, что нет человека вне этноса.
Фроловская заявляет: чем больше Гумилев писал о пассионариях, «тем больше и сам становился таковым». Столь оригинальный способ пассионарной индукции, вероятно, изумил бы Льва Николаевича, ведь пассионарность – признак, передаваемый генетически.
Но самой нелепой фразой книги я считаю вот эту: «Немецкий философ Шпенглер, близко подошедший к открытию пассионарных явлений ближнего космоса…» Дальше можно не читать. Все и так ясно.
С такими друзьями Льву Николаевичу и врагов не надо.[53]
На симпозиумах и научных конференциях я не раз слышал одну и ту же фразу: «Ни один настоящий историк не принимает всерьез теорию Гумилева». Это не совсем так, хотя я действительно не знаю историков, взявших ее на вооружение. Зато знаю историков, которые отнеслись к ней с интересом. Гелиан Прохоров не применял теорию этногенеза в своих научных работах, но отзывался о ней доброжелательно. Но вот Игоря Дьяконова теория этногенеза всерьез заинтересовала: «Его книга "Этногенез и биосфера Земли", — писал Игорь Михайлович, — содер жит немало оригинальных идей, над которыми стоит задуматься. <…> Л.Н.Гумилев глубоко прав, когда утверждает, что этнос не связан ни с расой, ни с языком, ни даже… с религией». Дьяконов признал даже пассионарность: «Явление это имеет огромное, часто ключевое историческое значение, хотя до сих пор проходило для историков незамеченным», — притом что находил в пассионарной теории этногенеза недостатки, недоработки, которые уже известны и читателю этой книги.
Дьяконов совершенно не принял «Древнюю Русь и Великую степь», в особенности хазарские главы, нашел там и бездоказательность, и ошибки.
Что делать, ошибки бывают у всех историков, не избежали их, между прочим, и критики Гумилева: Панарин, Шнирельман, Элез, Паин и даже профессиональный русист Яков Лурье.
Виктор Шнирельман, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, перенял у Виктора Козлова роль главного оппонента Гумилева. Самого непримиримого, самого последовательного. Но критик Гумилева и гумилевщины, оказывается, слабо знает работы Гумилева.
Из статьи Виктора Шнирельмана в академическом журнале «Этнографическое обозрение»: «Гумилев избегал ссылаться на авторов, мягко говоря, непопулярных в СССР, — одни из них были связаны с дореволюционной историографией, другие испытали на себе гонения в советское время либо их произведения подверглись испепеляющей критике и оказались не в чести. <…> Например, одним из важнейших источников, откуда автор теории этногенеза черпал как факты, так и теоретические выкладки, были богатые эмпирическими материалами произведения Г.Е.Грумм-Гржимайло, исходившего из расовой теории и подвергшегося суровой критике в конце 1920х годов».
Прочитав это, я не поверил своим глазам. Полноте, да не обман ли зрения? Так ли я понял? Гумилев не ссылался на Грумм Гржимайло? Снимите с полки «Древних тюрков» и откройте следующую за титульным листом страницу. Вот что вы там прочтете: «Я на всю жизнь сохраню память о тех, кто помог мне выполнить эту работу и кого уже давно нет среди нас, о моем замечательном предшественнике, моем друге Г.Е.Грумм-Гржимайло, прославившем историю народов Центральной Азии и умершем в ожидании признания…»
В докторской Гумилева – десятки ссылок на «Западную Монголию и Урянхайский край», ту самую книгу Грумм-Гржимайло, что упомянул в своей статье Шнирельман. Но мало этого, в историографическом обзоре Гумилев пишет о Грумм-Гржимайло больше, чем о всех других русских историках Центральной Азии вместе взятых. Для «Известий ВГО» и для журнала «Природа» Гумилев писал статьи о Григории Ефимовиче, а в библиографии «Этногенеза и биосферы» – четыре работы Грумм-Гржимайло.
Шнирельман – серьезный ученый. Тем досаднее его ошибки и незнание теории этногенеза, которую он взялся критиковать. Да взялся не один, а вместе с историком Сергеем Панариным, тоже доктором наук, главным редактором журнала «Вестник Евразии».
Из статьи Виктора Шнирельмана и Сергея Панарина в независимом научном журнале «Вестник Евразии»: «…он (Гумилев. – С.Б.) объявляет австралийских аборигенов, бушменов и эскимосов старыми этносами. Но по его теории, старые этносы находятся в "фазе цивилизации", "инерционной фазе", на которой им свойственны накопительство, расцвет материальной культуры и хищническое отношение к природе. Ничего подобного у австралийцев, бушменов и эскимосов не наблюдается…»
А вот это уже ошибка серьезная. Инерционная фаза далеко не последняя в цикле этногенеза. Все перечисленные народы пережили свою «фазу цивилизации» и давно уже вернулись в этнический гомеостаз – состояние равновесия с этнической и природной средой. Что же, Панарин и Шнирельман даже не знали последовательности фаз этногенеза, основных положений научной теории, которую взялись критиковать?!
Впрочем, философ Андрей Элез «Этногенез и биосферу» вообще не прочитал. Он ограничился научно-популярной книгой «География этноса в исторический период» и несколькими статьями Гумилева и укоризненно заметил, что в книгах Гумилева нет ссылок на русского этнографа Широкогорова. Но в «Этногенезе и биосфере» есть не только ссылка, а даже целый параграф под названием «"Этнос" – сочинение С.М.Широкогорова».
Вот знаменитый политолог Эмиль Паин и его книга «Этнополитический маятник». Книга, в общем, любопытная, но сейчас интересно, что он написал о Гумилеве. Сначала Эмиль Абрамович всё пишет правильно, хотя и прямолинейно, несколько огрубляя теорию: «Этнос – это коллектив, который отличается от других этносов стереотипом поведения». Но дальше ученый начинает фантазировать: «Гумилев полагал, что эти стереотипы практически неизменны на протяжении всего времени этнической общности… 1200-1500 лет».
Дада, Эмиль Паин тоже не читал «Этногенез и биосферу», где есть даже глава «Изменчивость стереотипов поведения».
Самые серьезные и самые досадные ошибки Гумилева – результат его «евразийства», точнее, тюркофильства. Правда, именно «евразийство» принесло Гумилеву тысячи новых поклонников в Казани, Астане, Алма-Ате, Ташкенте, Улан-Удэ, может быть, даже в Улан-Баторе и Кызыле. Гумилев сделал то, что оказалось не под силу казахским и татарским академикам и докторам наук: он подарил тюркским и монгольским народам новое место во всемирной истории. Не зря уже после смерти на Гумилева пролился дождь почестей и наград. В 1992-м из Азербайджана прислали Алмазную звезду Тугая, в 1996-м в Астане создали Евразийский университет имени Льва Гумилева, в 2005 м татары открыли в Казани памятник Гумилеву. Даже мемориальную доску в доме на Коломенской улице, где Гумилев провел последние два года жизни, установили на деньги Республики Татарстан. Власти Петербурга о табличке не позаботились.
