Но старая идентичность, пусть даже и трансформированная, исчезает не совершенно. В другом письме, к христианам Галатии, Павел пишет: «Нет уже иудея, ни язычника, нет раба, ни свободного; нет ни мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». И все же, в другом месте своих писем он совершенно ясно отмечает, что христиане остаются иудеями и язычниками, рабами и свободными, не говоря уже о мужчинах и женщинах. Христианин ощущал свою внутреннюю идентичность, как последователь Иисуса Христа – но при этом не отказывался ни от своей национальной принадлежности, ни от своего пола или места в социальной иерархии.
В конце концов, христианство возникло на подчиненной территории – в Иудее, где было позволено сохранять свою идентичность, лишь одновременно натягивая на себя другую. Обитатели Иудейского царства являлись иудеями, не римлянами – но они также были подданными Рима, и некоторые из них даже стали жителями Рима.
Все жители римских провинций сталкивались с проблемой разграничения двух разных идентичностей, которыми обладали одновременно, но для иудеев проблема была особенно острой. Не было ничего изначально несовместимого между ощущением себя римлянином и христианином или римлянином и язычником, либо даже римлянином и египтянином. Но Калигула собирался сделать невозможным – быть одновременно и римлянином, и иудеем.
К 40-му году н. э. Калигула решил, что он святой. Он указал установить для поклонения свои статуи: «Он хотел, чтобы его считали богом, – пишет историк Иосиф Флавий, – и чтобы его приветствовали как такового».8 Декрет Калигулы разошелся по всем римским владениям. Но в Иерусалиме иудеи, которым их собственными законами было запрещено поклоняться образу, стали умолять местного римского военачальника не заставлять их оказывать почести статуе Калигулы.
Военачальник, разумный человек по имени Петроний, согласился послать в Рим письмо, спрашивая, действительно ли необходимо поклонение статуям. Но ответ, пришедший из столицы, оказался неожиданным – Калигула мертв. преторианская гвардия наконец-то убила его. Он пробыл принцепсом три года и десять месяцев.
Через двадцать семь дней после того, как прибыло известие о смерти Калигулы, пришло другое сообщение: от мертвого Калигулы. Оно угрожало казнить Петрония, если статуи не будут установлены. Корабль, который вез это письмо, обогнал в море другой, несший известие о кончине сумасшедшего принцепса.
Теперь Сенат решил вообще покончить с институтом принцепсов и разделить власть, которая временно была объединена в руках принцепса, вернувшись к старой республиканской системе. Но против выступили две силы. Клавдий, дядя Калигулы и брат умершего Германика, сам вознамерился занять должность принцепса. Он подкупил преторианскую гвардию, и она оказала ему поддержку. Эти элитные солдаты оказывали теперь на римскую политику больше влияния, чем любые военные когда-либо раньше, и вероятно, восстановление Республики было возможно только после роспуска гвардии. При республике они потеряли бы свой статус и самое соблазнительное – свою власть.
В течение нескольких дней Клавдий сосредоточил в своих руках всю власть принцепса, понтифика максима и императора; он заплатил гвардии, приказал убить убийц Калигулы (все им были благодарны – но если оставлять их в живых, создался бы дурной прецедент) и распланировал следующие свои действия.
Очевидно, он решил вести политику кнута и пряника, чтобы создать себе положение и авторитет. Он вернул земли, конфискованные Калигулой, и простил всех, кого Калигула подозревал в предательстве. Его либерализм выразился также в форме амнистии тем, кого Калигула осудил, при этом были сожжены записи об их предательствах.
Однако либерализм распространялся лишь до той точки, где Клавдий начал бояться за собственную жизнь. Между 41 и 42 годами он без разбора казнил сенаторов и римских аристократов, если считал, что может оказаться в опасности. В этом его поддерживала его жена Мессалина, прославившаяся стремлением добиться осуждения и казни врагов мужа.
Самых больших достижений Клавдий добился в Британии, где царь по имени Каратак бросил вызов власти римлян. Некоторое время легионы в Британии были заняты тем, что помогали мелким племенам на юго-востоке отбиваться от покорения их Каратаком. Это не помогло римлянам завоевать весь остров, но сдержало королевство Каратака и не дало ему обрести такую силу, при которой подобное завоевание стало бы невозможным.
К 43 году Каратак объединил все территории юга Британии и поставил под угрозу римский контроль над Английским Каналом. Поэтому, чтобы отогнать бриттов от берега, Клавдий отправил через Канал четыре легиона, собранных в самой Галлии.
Когда легионы высадились в Кенте, люди Каратака, которые никогда прежде не видели такого многочисленного войска, были поражены. Легионы с боем проложили себе путь вперед и обеспечили римскую границу на юго-востоке Британии. После того, как район Темзы была уже в безопасности, сюда прибыл сам Клавдий. В течение шестнадцати дней он лично командовал продвижением вперед – необычный поступок для человека, который очень мало сражался лично во время своего правления. Тем временем Второй легион под командованием Веспасиана, доверенного военачальника Клавдия, продвигался далее на запад. Укрепление римской власти в Британии[298] было огромным политическим достижением времен правления Клавдия.
Но вскоре Клавдий погрузился в домашние проблемы. Его жена Мессалина обвенчалась со своим любовником – совершив дерзкий, вызывающий поступок, который мог быть первой ступенью в попытке свергнуть самого Клавдия. Но эта попытка провалилась, и Клавдий казнил обоих. После смерти Мессалины он женился на младшей сестре Калигулы, своей племяннице Агриппе (это потребовало специального разрешения от Сената). У нее был сын от предыдущего брака, маленький мальчик по имени Луций Домиций. Клавдий усыновил его, дав ему семейное имя Нерон.
В 51 году он объявил Нерона своим наследником. Как только он это сделал, Агриппа начала предпринимать шаги, чтобы обеспечить свою безопасность. Она вполне обосновано ожидала, что император устанет от нее; Тацит сообщает, что она «особенно испугалась», когда услышала, как Клавдий в пьяной откровенности заметил, что «это его судьба сначала терпеть злодеяния своих жен, а затем наказывать их».9 Естественно, Агриппа желала, чтобы Клавдия не стало и ее сын оказался на троне еще до того, как муж окончательно отвернется от них обоих.
Тацит говорит, что она тщательно выбирала яд: что-то, что дало бы видимость изматывающей болезни, а не выглядело внезапным резким ухудшением самочувствия, которое выдало бы ее преступление. В 54 году н. э. она положила яд в грибы, приготовленные для Клавдия. Когда Клавдий почти уже спасся благодаря мощному поносу, который вывел большую часть яда из его организма, Агриппа приказала доктору вызвать у него рвоту – якобы для того, чтобы спасти его. Доктор был участником заговора и добавил немного яда на перо, которое вставлял Клавдию в горло.
Вот таким образом в шестнадцать лет Нерон стал принцепсом. Он был слишком молод, чтобы принять этот пост; нельзя было даже сказать, что он имеет какой-то опыт благодаря предыдущей службе в правительстве. Форма правления в Риме становилась все больше и больше походила на монархию.
Нерон начал свое правление, как и Клавдий, заплатив преторианской гвардии, чтобы добиться ее лояльности. Он также пообещал сенаторам (в речи, написанной его учителем Сенекой), что вернет им некоторые из их властных полномочий, как обещал Август. Это был экстраординарный шаг, который предполагает, что Нерон (или Сенека) прекрасно понимал, как далеко ушел Рим от первоначальной Республики. То был рискованный шаг, и решение Нерона следовать подсказке Сенеки показало и его отвагу, и его бесстрашие.
Но он также прибегнул для своей защиты и к тактике Клавдия. Родной сын Клавдия, Британик (рожденный от опозоренной Мессалины) умер от «эпилептического удара» всего четыре месяца спустя. Нерон приказал также распустить телохранителей своей матери и выслал ее из царской резиденции: она уже устранила одного принцепса, чтобы обезопасить свое положение, а он тоже хотел оставаться в безопасности.
После этого первые пять лет правления Нерона были демонстративно добродетельными; позднее римляне дали ему имя Нерон Пятилетний. Возможно, его учитель Сенека мог влиять на него в его молодые годы, или же поначалу в нем не проявлялся семейный порок – прогрессирующее расстройство психики. Но с двадцати лет поведение Нерона сначала начало делаться все более эгоистичным, а затем стало склоняться к безумию. В 58 году он влюбился в Поппею, жену своего друга Отона. Нерон отослал Отона в далекую провинцию и пригласил Поппею остаться во дворце; он вообще-то был уже женат, но игнорировал протесты своей жены.
