В 59 году он решил избавиться от матери окончательно. Он построил разваливающуюся лодку, которая должна была развалиться на воде вместе с ней на борту, и собрался отправить мать в путешествие по реке. Нерон еще не был настолько не в себе, чтобы не понимать, как будут видеться эти события другим людям. Но к его ужасу мать спаслась и добралась до берега; согласно одному рассказу, Нерон приказал слуге убить ее, как только она ступит на землю. Затем он развелся с женой, а потом убил ее, и ее голова была принесена Поппее в качестве подарка. После этого Нерон объявил о разводе Поппеи с ее мужем Отоном и женился на ней сам.
Тем временем римские солдаты в Британии, пользовались попустительством своего командующего, вели себя так, будто не знали никаких ограничений. На руинах старой столицы Каратака был построен новый город – Камулодун, он был целиком заселен ветеранами римской армии.10 В качестве рабочей силы использовались пленные из покоренного ближайшего племени триновантов, у них отобрали землю, а их самих обратили в рабство.
В 60 году умер вождь обитавшего неподалеку еще меньшего племени иценов; он оставил после себя вдову Боадицею[299] и двух дочерей. Так как у него не было сына, римский правитель в Британии решил просто присоединить территорию иценов к римской провинции. Римские войска вторглись на территорию иценов, солдаты изнасиловали обеих девочек и избили Боадицею.
Оскорбленная и обесчещенная Боадицея, видя, что ее страна исчезает у нее на глазах, организовала мятеж, и тринованты присоединились к ней. Они решили напасть на недостроенный город Камулодун. Согласно последующим римским рассказам, этой атаке предшествовали предзнаменования: упала статуя Победы, в недостроенных домах были слышны крики и пронзительные визги, море приняло цвет крови, а отлив оставил на песке «что-то вроде человеческих трупов».
Однако не нужно было предзнаменований, чтобы увидеть, что надвигается беда. Новый город имел для своей защиты лишь крохотный гарнизон, и лавина взбунтовавшихся бриттов без труда смяла его. Девятый легион, который располагался здесь, был вырезан почти до единого человека; его командир бежал в Галлию.
Римский наместник Паулин спас положение, возглавив жестокое подавление мятежа. Правильно организованная атака в боевом строю смогла сломить сопротивление неорганизованного войска бриттов.11 Боадицея спаслась бегством, а затем приняла яд.
Следующий наместник более осмотрительно обращался с бриттами и заставил римских солдат в Британии соблюдать дисциплину и вести себя более воздержанно. Но не было никого, кто мог бы добиться столь же воздержанного поведения от Нерона. Он проводил время в оргиях и пьянках, поднял налоги в провинциях, чтобы оплачивать свои прихоти, а также снова начал организовывать суды за государственную измену, как это делал Калигула.
В 64 году н. э. в Риме случился пожар, который быстро распространился по более бедным районам города. Ветер подхватывал огонь и раздувал его. Город был застроен деревянными домами, они стояли стена к стене, и огонь разгорелся так, как никогда прежде. «Беду, в которую попал город, нельзя было сравнить даже с вторжением галлов, – пишет Дион Кассий. – Весь Палатинский холм, театр Тавра[300] и почти две трети остального города сгорели. Бессчетное количество людей погибло».12
Нерона в это время в городе не было, но его жестокость убедила римлян, что он способен на все. Немедленно поползли слухи: Нерон инициировал пожар, чтобы очистить землю для своего нового дворца… или, что еще хуже, просто для развлечения.
В действительности сознание Нерона еще не полностью погасло. Он вернулся в город и развил деятельность по оказанию помощи, пострадавшим. Увы, он пришел на помощь не в первую ночь по возвращении, когда его так захватил величественный вид пламени, мечущегося над Римом, что он взобрался на скалу и целиком пропел балладу «Взятие Трои». После этого его репутация была потеряна навсегда. Как замечает Тацит: «Все усилия людей, все щедрые подарки [Нерона]… не вытеснили злого мнения, что страшный пожар стал результатом приказа».13
Все вместе, пожар, безумие, суды над предателями побудили сенаторов в апреле 65 года спланировать убийство императора. В такое отчаяние Сенат не приходил со времен смерти Цезаря более ста лет тому назад. Но заговор был раскрыт, конспираторов приговорили к смерти, а Нерон еще глубже погрузился в свою паранойю. Его старый учитель Сенека, узнав, что его подозревают в предательстве, убил себя и жену в собственном доме, чтобы избежать пыток и казни.
Примерно в это время начались гонения на христиан. Нерону, приговаривающему к смерти всех подозреваемых в заговоре против него, нужно было как-то отвлечь внимание от своих злодеяний. Христиане оказались для него удобным козлом отпущения, отвлекающим заодно и от пожара. Но, похоже, его также питала и искренняя ненависть. Хроника Сульпиция Севера повествует:
«Нерон не мог, как бы ни старался, избавиться от обвинения, что город был подожжен по его приказу. Поэтому он развернул обвинение против христиан, и к невинным были применены самые жестокие пытки. Мало того, были изобретены новые способы умерщвления: например, завернутые в шкуры диких животных, они умирали, разорванные собаками, а многие были распяты или погибали на костре, и немало их приберегалось для этой цели, потому что когда заканчивался день, их использовали для ночного освещения… В это время Павел и [его ученик] Петр были приговорены к смерти, первому отрубили мечом голову, а второй был казнен через распятие».14
Павел, римский еврей, стал христианином, и смог в письменной форме дать самое ясное выражение той идеи, что одна самоидентификация может сосуществовать в людях разных национальностей и связывать их в единое целое. Но сейчас именно в ней виделась опасность для империи.
В 66 году Нерон принял решение, подтолкнувшее его на путь поражения: он оставил Армению. Теперешний царь Парфии, Вологаз I, отказался признавать соглашение, заключенное посередине Евфрата в дни Калигулы, и послал парфянские войска в Армению, чтобы захватить ее. Римские войска втянулись в эту кампанию еще в 53 году н. э., за год до смерти Клавдия, и постепенно борьба превратилась в нерешительную вялотекущую войну, которая длилась почти четырнадцать лет. Но в римских владениях тоже происходили волнения; провинции были неспокойны под бременем слишком высоких налогов, и армии не хватало, чтобы обеспечить повиновение везде.
Нерон решил, что лучше будет заключить с Парфией мир. Поэтому он согласился признать царем Армении Тиридата, брата Вологаза. Три тысячи парфян явились с Тиридатом в Рим, чтобы наблюдать за церемонией передачи Нероном армянской короны. Вероятно, Нерон считал, что это станет блестящей демонстрацией римского величия – он приказал закрыть двери храма Януса, показывая, что теперь во всей империи царит мир. Но для наблюдавших за действом римлян наличие тысяч победоносных парфян на их улицах, должно быть, выглядело поражением.
Кроме того, поведение Нерона становилось, как ни трудно в это поверить, все хуже и хуже. Он в ярости забил до смерти свою беременную жену, а затем приказал кастрировать маленького мальчика по имени Спор, который был похож на его мертвую жену, чтобы он не мог жениться, а вдобавок устроил из этого публичную церемонию.
Через два года после сдачи Армении командир преторианской гвардии заявил, что гвардия поддержит наместника Испании, опытного солдата (и бывшего консула) по имени Гальба, если тот захочет претендовать на верховную власть – то есть пожелает стать главнокомандующим всех римских военных сил. Гальба опирался на полную поддержку своих войск в Испании, а также заручился поддержкой правителя соседней провинции: им случайно оказался Отон, чью жену Нерон украл, а затем убил. Отон был рад предоставить свою армию в распоряжение Гальбы.
Нерон, поняв, что утрата опоры на преторианскую гвардию означает потерю трона, бежал в порт Остия и приказал снарядить себе корабль. Гвардейцы следовали за ним по пятам, и никто из капитанов в порту не пустил его на борт. Нерон бросился в город – но гвардейцы обложили его в одном из домов на окраине. Традиционным жестом в такой ситуации было самоубийство. Нерону помогли – один из его помощников держал его руку и направлял кинжал. «Последовало такая публичная радость, – пишет Светоний, – что люди напялили колпаки, символы Республики, и бегали в них по всему городу».15
Гальбе было уже далеко за семьдесят, он с трудом двигался из-за артрита и не имел никаких родственных связей ни с одним предыдущим принцепсом Рима. Но становилось все яснее, что реальная власть принцепса заключена не в его власти как проконсула, или понтифика максима, или главы трибунов, или любого гражданского института, который заключался бы в титуле Первого Гражданина. Реальная власть принцепса находилась в руках главнокомандующего армией. И чтобы сохранить империю, правитель Рима нуждался в поддержке преторианской гвардии. Республика стала империей, а империя управлялась теперь чем-то вроде тайной хунты: группы могущественных солдат, которые могли поставить или убрать номинального правителя, но реальную власть держали в руках сами.
