Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

По предложению Николая Тришина Шолохов собрал сборник «Донских рассказов», и в 1926 году они вышли в издательстве «Новая Москва» с предисловием А. Серафимовича. «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова, – писал Серафимович. – Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь – перед глазами стоит… Все данные за то, что т. Шолохов развернётся в ценного писателя». Вскоре вышел и второй сборник «Лазоревая степь».

«Донские рассказы» и «Лазоревая степь» написаны по горячим следам событий и вполне заслуживают внимания как документы истории. Уже в этих рассказах можно угадать большого художника: его бесстрашие, смелость в разработке сложных тем, его мужество, с котором он рассказывает о самом ужасном, трагическом в жизни того времени – о кровавом столкновении двух борющихся национальных сил. В рассказах много смертей, много крови, страданий, нечеловеческих мук и горестей. Только что кончилась Гражданская война. Её участники не успели ещё снять шинели, пропахшие порохом и дымом, в их руках неуместно выглядит какой-нибудь мирный деревенский инструмент. А смерть всё ещё гуляет по хуторам и станицам, выбирая самых отважных, неустрашимых. Шолоховские персонажи – это люди норовистые, упрямые. Они не смолчат, когда увидят несправедливость, они встанут на защиту прав человека даже и тогда, когда смерть глядит им в лицо, когда они одиноки и бессильны что-либо изменить в привычном укладе казачьей жизни. Их характер, убеждения таковы, что они не могут равнодушно пройти мимо зла, грязи, неправды.

Великое, трагическое время не вытравило в человеке простых человеческих отношений с их простыми житейскими тревогами и волнениями. Живая, повседневная жизнь во всей её многогранности и противоречивости по-прежнему остаётся главной заботой писателя-реалиста. Уже в донских рассказах Михаил Шолохов ратовал за православный гуманизм, направленный против скудоумного гуманизма, который насаждался большевистской идеологией: «Если враг не сдаётся, его уничтожают».

Свои «Донские рассказы» с точки зрения художественного мастерства, накопления писательского опыта Шолохов назвал «пробой пера, пробой литературных сил» (Советский Казахстан. 1955. № 5). И в то же время много ли можно назвать произведений, где с таким высоким гуманизмом и теплотой был бы обрисован образ молодого современника, где человек с такой последовательностью боролся бы со злом, расчищал дорогу к свету, где люди были бы полны духовной силы, стойкости, энергии, душевной красоты, где любовь ко всему человеческому соединялась бы с жестокой правдой о низменных побуждениях людей, скованных путами прошлого.

За последние годы и «Донские рассказы» стали предметом спора, а порой и сознательного искажения их идейно-творческой сущности. И всё это во имя того, чтобы «доказать», что слабые «Донские рассказы» принадлежат действительно Михаилу Шолохову, а гениальный «Тихий Дон» мог написать кто-то другой, но только не автор «Донских рассказов», что между этими произведениями существует непроходимая пропасть: в «Тихом Доне» торжествует высокий гуманизм и запечатлены различные формы народолюбия, а в «Донских рассказах» воплотилась примитивная психология «чоновца».

Эту тему вслед за А. Солженицыным добросовестно развивает Виктор Чалмаев, действуя по привычной упрощённой схеме: он заносит Шолохова в разряд пролетарских писателей, «молодогвардейцев», писавших «о счастье идти вперёд «сквозь револьверный лай», «когда гремела атака и пули свистели», а герои не испытывали «никакой тоски, раздвоенности, красок сострадания». «Сострадание было областью невозможного, опасного, заранее осмеянного», – писал В. Чалмаев (Русская литература ХХ века: Очерки. Портреты. Эссе. М.: Просвещение, 1994. С. 190 и др.). «Образ и атмосфера жизни в «Донских рассказах», по мнению В. Чалмаева, в том, что Шолохов испытывал «комсомольский авангардизм», был одержим «свирепым классовым насилием, поисками врагов даже в родном доме»; «с каким-то азартом юности, со свирепой резвостью, провоцирующей революционную нетерпеливость, Шолохов раздувает угольки гаснущего костра…».

«То, что сделал молодой Шолохов, поражает до сегодняшнего дня глубиной и смелостью. Битву за обновление реализма он разыграл, как Наполеон Аустерлиц», – писал польский критик Р. Пшибыльский (Новая культура. Варшава, 1958. № 48). И большинство учёных согласны с этим.

Но публикация «Донских рассказов» ещё продолжалась, а Михаил Шолохов уже задумал масштабный роман, в котором бы воплотились все его помыслы о недавно минувшей схватке в период войны, о революции и Гражданской войне… Он вспомнил то, что слышал в московском госпитале от раненых солдат, озлобленных этой войной, разговоры на мельнице в Плешаках, вспомнил всю свою жизнь, встречи, беседы о революции, о войне, о Вёшенском восстании, о безобразном поведении красноармейцев на Дону, о сложных, малопонятных чужаку путях казачества – и осенью 1925 года начал писать роман о казачестве, начиная его действие с того, что казачий полк, в котором действует Абрам Ермаков, должен присоединиться к отряду генерала Корнилова и восстановить порядок в Петрограде: «Разнузданные рабочие и солдаты под влиянием большевистско-жидовской агитации угрожают спокойствию республики… Мы должны надеть узду на разнуздавшихся рабочих… – призывал командир полка. Мы должны довести войну до славного конца, а не поддаваться лживым нашёптываниям тех, кто куплен на германские деньги…» Абрам Ермаков – член полкового ревкома – выступил против этого решения, и полк его поддержал… Ни главный герой романа Абрам Ермаков, ни время действия, ни избранная тема не удовлетворили Михаила Шолохова, многого он просто не знал, получалось грубо, прямолинейно и примитивно, а задумывалось совсем другое. Герой задуманного романа должен быть тоньше, противоречивее, жизнь-то новая и во многом непонятная, он герой войны, полный кавалер Георгиевского креста, человек отважный, мощный, храбрый, честный и справедливый, воспитан в духе казачьей доблести и удали, но малограмотный, плохо разбирается в политической борьбе, сложные политические течения враждующих между собой сил непонятны ему, он мечется, то геройски сражается с немцами, то охладевает, чувствуя несправедливость этой войны, он метнулся к красным, но красные занимают Дон и устанавливают свои, во многом чуждые порядки, устанавливают насилием и несправедливостью… И не слишком ли фотографически переносит он своих героев из жизни в роман, оставляя даже фамилии своих героев – Ермаков, Сердинов, Чукарин… Нет, рано он взялся за такое полотно, столько ещё нужно узнать, столько ещё нужно изучить, побывать в архивах, столько ещё раз нужно встретиться с тем же Ермаковым, которого, кажется, изучил вдоль и поперёк… Надо вновь собирать материал: «Человек есть тайна. Её надо разгадать…» – сказал Достоевский. И разве только один Ермаков – тайна…

Лишь через год, осенью 1926-го, Михаил Шолохов приступил вновь к роману «Тихий Дон», начав его действие накануне Первой мировой войны, с молодости своих героев, которые занимаются мирными делами, работают в поле, устраивают скачки. Проходят военные сборы, а на этом фоне показана драматическая история грешной любви Григория Мелехова с замужней соседкой Аксиньей Астаховой, а потом свадьба главного героя…

В это время Шолохов написал своим издателям, Павлу Посвянскому и Алексею Стасевичу, о задуманном романе, о его объёме и сроках представления. 22 июля 1927 года Шолохов сообщил, что «с высылкой первых частей романа» запаздывает, задерживает машинистка, «раньше средины августа» прислать не может. В конце сентября – в начале октября 1927 года Шолохов приехал с рукописью в Москву и читал друзьям первые части своего романа. 13 октября 1927 года В.М. Кудашев писал В.Д. Ряховскому: «У меня сейчас живёт Шолохов. Он написал очень значительную вещь» (РГАЛИ. Ф. 422. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 13). По совету друзей Шолохов отнёс первые части романа в Гослитиздат, но там решительно отказались печатать: «Не проходит! Замахали руками, как черти на ладан: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!» И всё в этом роде. Куда ещё тащить?» – сетовал Шолохов после посещения Гослитиздата (Тришин Н. У истоков. К 55-летию М.А. Шолохова // Комсомольская правда. 1960. 22 мая). Друзья передали роман А. Серафимовичу, который, прочитав, написал заключение: «Немедленно печатать роман без всяких сокращений» (Стасевич А. Так было // Комсомольская правда. 1980. 24 мая). И в журнале «Октябрь», где главным редактором был А.С. Серафимович, были опубликованы две книги романа «Тихий Дон», с первого номера по девятый-десятый за 1928 год. А 19 апреля 1928 года в «Правде» появились заметки А.С. Серафимовича, в которых он высоко оценил это произведение:

«Вспомнил я синеюще-далёкое, когда прочитал «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Молодой орёлик, желтоклювый, а крылья распахнул. И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как уверенно вдруг развернётся он.