«– Расстрелян белый бандит, матёрый враг, один из главарей контрреволюционного мятежа, – сказал этот партийный деятель. Читатель должен радоваться, что одним гадом стало меньше. А мы смерть Петра воспринимаем глазами его брата, Григория, тоже контрреволюционера. Так ли должен писать пролетарский писатель?
Ответил Шолохов двумя словами:
– Так написалось» (М. Шолохов в воспоминаниях современников… М., 2005).
«Шолохову было жаль убитого офицера», а это противоречило казённой философии, «гуманизм присущ Шолохову и тогда, когда он показывает страдающего большевика и очутившегося в несчастии реакционера…» «Представьте, сейчас классовая борьба в деревне, а мы с гуманизмом тут как тут, на первом плане. Кого читатель будет жалеть? Кулака. Он ликвидирован, он страдает…» – вот слова, в которых упрекали Шолохова за гуманизм. Но Шолохов отверг эти притязания пролетарских руководителей и читателей и пошёл своей дорогой…
Непомерные трудности с коллективизацией не проходили. Радужное настроение от первых шагов коллективной жизни испарилось, как только Шолохов узнал о том, как распределяли выращенный колхозниками урожай. Правительство распорядилось оставлять колхозникам только 25 процентов урожая, а остальное сдать государству. Те, кто сдал, остались без хлеба, без кормов, а некоторые даже без семенного фонда. Если единоличный крестьянин мог что-то припрятать на чёрный день, то колхозники при такой системе вообще перестали быть хозяевами своего труда. И Шолохов твёрдо решил действие в своем романе закончить сентябрём 1930 года.
16 января 1931 года Шолохов написал Сталину письмо об угрожающем положении в ряде районов Северо-Кавказского края: массовый падёж скота от бескормицы, ежедневно дохнет по 3—4 и больше лошадей. «Так хозяйствовать нельзя! – писал Шолохов. – Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь всё это своими глазами, когда ходишь по колхозным конюшням, мимо лежащих лошадей; когда говоришь с колхозником и не видишь глаз его, опущенных в землю» (Шолохов М.А. Письма. С. 151).
В июне 1931 года Шолохов послал телеграммы и письма Александру Фадееву и Максиму Горькому о судьбе третьей книги «Тихого Дона», в которой изображается в полном объёме трагическое восстание казаков на Верхнем Дону. В письме к Горькому Шолохов подробно описал требования издателей к автору, обвинявших его в том, что он будто бы оправдывает восстание: «Занятно то, что десять человек предлагают выбросить десять разных мест. И если всех слушать, то 3/4 нужно выбросить».
Горький обратился к Сталину и послал ему рукопись третьей книги «Тихого Дона». Вскоре состоялась встреча Сталина и Шолохова на даче у Горького, в итоге которой Сталин твёрдо сказал: «Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем!» «И сейчас вижу, – вспоминал Шолохов этот эпизод творческой истории романа в сентябре 1972 года в разговоре с К. Приймой, – это давнее летнее утро, длинный стол в гостиной, на нём – сияющий самовар, стаканы с чаем, Максима Горького, который сидит на торце стола и молча жжёт спички, и Сталина – с дымящейся трубкой…
– А как вы себя чувствовали при встрече?
Михаил Александрович ответил:
– Несомненно, я волновался… Решалась участь моей книги, решался вопрос, который я в письме Горькому назвал «проклятым вопросом». Однако Сталин был очень корректен и объективен, а я отвечал ему точно и убеждённо…» (см.: Прийма К.И. С веком наравне: Статьи о творчестве М.А. Шолохова. Ростов н/Д, 1981. С. 146—149).
Третья книга «Тихого Дона», начиная с главы 13, опубликована в журнале «Октябрь» за 1932 год в номерах 1 по 10, с искажениями, против которых категорически возражал Шолохов. Полностью роман вышел в 1933 году.
Шолохову ещё раз пришлось обратиться к Сталину, когда издатели «Поднятой целины» потребовали выбросить некоторые сцены раскулачивания. И здесь Сталин помог Шолохову, и «Поднятая целина» полностью вышла сначала в журнале «Новый мир» в 1932 году, в номерах с 1 по 9, затем, в книжном виде, – в издательстве «Федерация» в 1932 году.
Но самое тяжкое ещё предстояло Шолохову пережить… То, что в прошлом году происходило на Украине, явственно обозначилось и на Дону – голод. Хлеб чуть ли не весь забрали в государственные заготовительные пункты, то есть шло массовое нарушение колхозного устава, в сущности, вернулись к продразвёрстке в ещё более изощрённой в своей демагогичности форме. Положение становилось безвыходным. Громили Вёшенский район за всё – за плохой урожай, за падёж скота… К Шолохову заходили работники райкома партии и жаловались на произвол областного начальства. О произволе начальства Шолохов 13 февраля 1933 года написал письмо Петру Луговому, в котором яростно рассказал о том, что происходило в хуторах и станицах: «События в Вёшенской приняли чудовищный характер. Петра Красюкова, Корешкова и Плоткина исключили из партии, прямо на бюро обезоружили и посадили… Короче, все мы оказываемся контрами… Выходит, вы разлагали колхоз, гробили скот, преступно сеяли, и я знал и молчал… Арестовано около 3000 колхозников, более 1000 хозяйств по району выкинуто из домов. У 3500 хозяйств изъят картофель…» (Советский Казахстан. 1955. № 5).
Шолохов побывал в Москве, но здесь как раз 15—19 февраля проходил I Всесоюзный съезд колхозников-ударников, о встрече со Сталиным не могло быть и речи, ему предложили написать письмо на имя Сталина.
4 апреля 1933 года Шолохов писал Сталину о чудовищных перегибах областного начальства по отношению к работникам партии районного звена, о насилиях по отношению к крестьянству, о поборах и пытках.
16 апреля 1933 года Сталин послал Михаилу Шолохову телеграмму: «Ваше письмо получили пятнадцатого. Спасибо за сообщение. Сделаем всё, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру».
Второе письмо Шолохов отправил Сталину 16 апреля 1933 года: «…После Вашей телеграммы я ожил и воспрял духом. До этого было очень плохо. Письмо к Вам – единственное, что написал с ноября прошлого года…» И в письме дан подробнейший и правдивый анализ того, что происходило в хуторах и станицах: «Сейчас на полевых работах колхозник, вырабатывающий норму, получает 400 гр. хлеба в сутки. Но те из его семьи, которые не работают (дети, старики), ничего не получают. А много ли найдётся таких, с закаменевшими сердцами, которые бы сами съедали эти разнесчастные 400 гр., когда дома – пухлая семья…» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11).
Сталин и его ближайшие соратники активно обсуждали письмо Шолохова. В частности, сохранилось письмо Сталина Молотову: «Вячеслав! Думаю, что надо удовлетворить просьбу Шолохова целиком, т. е. дать дополнительно вёшенцам 80 тысяч пудов и верхнедонцам 40 тысяч. Дело это приняло «общенародную» огласку, и мы после всех допущенных там безобразий – можем только выиграть политически» (Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925—1936 гг. М., 1995. С. 245).
22 апреля 1933 года Сталин дал телеграмму Шолохову: «Ваше второе письмо только что получил. Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи, отпускаем дополнительно для вёшенцев восемьдесят тысяч пудов, всего сто двадцать тысяч пудов. Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов. Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени. Сталин» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11).
Вскоре после этих событий в район выехала комиссия под руководством М.Ф. Шкирятова, которая рассмотрела более 4 тысяч дел. Самое деятельное участие в этой сложной работе принимал М.А. Шолохов. К нему десятками и сотнями поступали заявления, жалобы и просьбы. Он их пачками приносил в райком и райисполком. Скот, коров, овец, свиней, птицу приходилось брать с ферм колхозов, а одежду, какая не находилась, пришлось оплачивать деньгами. Комиссия возвратила несколько тысяч голов скота, выдала несколько миллионов рублей за вещи, которые были изъяты и не оказались в наличии.
Об итогах работы комиссии Шкирятов доложил на заседании Политбюро в присутствии Шолохова и руководителей Северо-Кавказского края. Два дня продолжалось разбирательство, строго были наказаны виновные в перегибах, строгий выговор получили и председатель колхоза Андрей Плоткин, и секретарь крайкома Зимин, упоминавшийся в письмах Шолохова.
4 июля 1933 года Политбюро приняло решение «О Вёшенском районе», в котором резко осудили крайком за перегибы, в частности второго секретаря крайкома Зимина, который не только не прекратил творившиеся там безобразия, но и поощрял их.
Только в конце декабря Шолохов начал работу с кинорежиссёром…
А читатели, издательские, писательские и широкие партийные круги писали М.А. Шолохову, что ждут от него продолжения «Тихого Дона», их заинтересовала необычная судьба Григория Мелехова, его высокие нравственные качества, его простота, искренность переживаний, мужество, правдивость, его героизм во время войны, драматическая любовь к Аксинье, казачество хутора Татарского, в котором виделась трагедия всего русского народа в недавнем прошлом.