— Впрочем, стойте, мне пришла блестящая мысль! Вы все равно разъезжаете в это беспокойное время. Что бы вы сказали насчет поездки в Бейрут? Там, как вы знаете (митрополит этого не знал), находится американский методистский университет, в котором, кажется, есть превосходный гебраист… Покажите ему ваше приобретение, и если мы все заблуждаемся, я буду искренне рад за вас. А теперь примите мое благословение, сын мой.
22 сентября митрополит Афанасий посетил американский университет в Бейруте, но разыскиваемый профессор проводил отпуск в Соединенных Штатах.
Сидя под высокими прохладными сводами монастыря св. Марка в Иерусалиме, митрополит ломал голову, как быть дальше. Он удивлялся самому себе. Никогда прежде не проявлял он такого невероятного упорства! Но он не мог иначе. Раз вступив на этот путь, он уже был не в силах остановиться.
Одному из монахов митрополит Афанасий поручил купить в ближайшей книжной лавке еврейскую грамматику, и вот в то время как продолжался ожесточенный спор за Иерусалим и за «святую землю» и не проходило часа, чтобы не раздавались выстрелы и не лилась кровь, митрополит в поте лица изучал древнееврейский язык, чтобы самому прочитать свитки и не зависеть исключительно от других.
В бюро Иорданского Департамента древностей митрополит Афанасий познакомился с симпатичным молодым сирийцем Стефаном Ханна. Стефан занимал незначительную должность и, конечно, не смел иметь собственное мнение, отличное от мнения его начальства, но он, по крайней мере, не потешался вместе со всеми над митрополитом и даже сочувствовал ему. В конце сентября Стефан привел к митрополиту своего друга-еврея из Нового города (бывает дружба, которая не считается с границами) — Тобиаса Векслера, слывшего знатоком еврейских традиций и языка.
В келье митрополита на большом квадратном столе были разложены свитки из пещеры у Мертвого моря. Векслер осмотрел их, прочитал в одном месте слово, в другом — целое предложение.
— Это Исайя, — сказал он. — А это частично из Хабаккука. Это похоже на Тору и все же не Тора. Какие-то законоположения, может быть, апокриф.
— И? — требовательно спросил митрополит.
— Что «и»? Ничего, ваше преосвященство. Я не могу судить об этих текстах. Во всяком случае, это чистая фантазия, если вы думаете, что обладаете древними сокровищами. Если бы этим свиткам действительно было две тысячи лет, то ящика размером с этот стол, наполненного однофунтовыми банкнотами, не хватило бы, чтобы покрыть стоимость рукописей.
Митрополит от души засмеялся.
— Не будем говорить о деньгах, мой милый. — Тем не менее слова Векслера запали ему в душу. — Я по-прежнему утверждаю, что рукописи найдены в пещере у Мертвого моря, где не ступала нога человека. Это неоспоримый факт.
— Я не допускаю мысли, что вы хотите меня обмануть! — воскликнул Векслер. — Но вы сами, при всем вашем уме, попались на удочку! Уверяю вас, подобные сказки не захочет слушать ни один разумный человек. Пожалуйста, взгляните сюда, — дрожащими руками он развернул один из свитков и указал на его начало. — Видите, первая строка стерлась из-за частых прикосновений и ее исправили другими чернилами… А поправки на полях?! Они что-нибудь говорят вам? Ничего? Жаль. Вполне логично предположить, что община, которой принадлежали свитки, была бедной. Она не могла приобрести новые свитки и вынуждена была ограничиться тем, что дополняла старые. Теперь посмотрите сюда.
Векслер раскрыл второй свиток, побольше, а отложенный свиток со свистом свернулся.
— Это пророк Исайя, как я уже сказал. Но этот стих, — острый палец коснулся строки, — отклоняется от традиционного масоретского текста, незначительно, но все же отклоняется. Для меня это новое доказательство бедности общины, которая не могла обзавестись новыми полными рукописями и довольствовалась старыми. Насколько старыми, спросите вы. Не знаю, я не специалист по коже и письму. Возможно, им около двухсот лет, но не больше. Одно мне ясно: эти свитки были похищены во время антиеврейских эксцессов 1929 года из какой-нибудь бедной сельской синагоги.
— Ваши выводы не лишены последовательности, — заметил митрополит, — но я вижу изъян в вашей логике, господин Векслер. Об одном свитке вы, — вы, а не я! прошу это заметить, — сказали, что он содержит законоположения, которых нет в Ветхом завете, но лишь перекликаются с ним. Я недостаточно хорошо знаком с вашей верой и обычаями, но скажите, неужели возможно, чтобы в синагоге вместе с Торой и книгами пророков хранился, как равноценный, свиток, не принадлежащий к канону священного писания?
Тобиас Векслер покраснел, побледнел и снова покраснел.
— Нет, вообще, нет, — сказал он очень тихо.
— Вообще… А в частности? — митрополит Афанасий выпрямился и широко улыбнулся.
— В частности тоже нет. Этого, к сожалению, я не могу объяснить. Однако мое мнение непоколебимо.
— Мое также, господин Векслер. Благодарю за труд и ценную консультацию.
Векслер поклонился ниже, чем ему хотелось бы, и ушел.
Улыбка сбежала с лица митрополита. Сгорбившись, он встал и подошел к письменному столу.
— Собственно говоря, — пробормотал он, обращаясь к отражению в полированном столе своего великолепного, усыпанного драгоценными камнями креста, — мне бы следовало отступить. Одно разочарование за другим! Но какое-то чувство говорит мне, что они все ошибаются.
Как ни старался митрополит Афанасий показать свои свитки верному и понимающему в них толк человеку, это ему никак не удавалось. Почти чудо, что он тем не менее не потерял веры в их ценность, хотя на время отказался от дальнейших действий и сложил свитки в сейф.
Между тем наступил октябрь, и там, где всякие уловки и переговоры оказались бессильны, митрополиту помог случай. Монастырю принадлежал в Новом городе дом, в это время он сдавался в наем. Им заинтересовался врач-еврей и пришел в монастырь узнать об условиях аренды. Отец — управляющий недвижимым имуществом отлучился, и врача провели к митрополиту. Врач так понравился ему, проявил себя таким знатоком древностей, что митрополит Афанасий решился рассказать о своих злоключениях со свитками.
— Я, — улыбнулся врач, — лечу болезни человеческой кожи и ничего не смыслю в древней коже. Но вот ректор Еврейского университета, профессор Магнус, мой хороший знакомый. Сегодня же созвонюсь с ним. Он пришлет настоящего специалиста. По-моему, следует торопиться, ибо кто знает, сколько времени еще сохранится связь между Старым и Новым городом. Кстати, вы предполагаете сохранить свитки или склонны их продать?
Митрополит с задумчивым видом покачал головой:
— Если выяснится — а это уже и сейчас почти не вызывает сомнений, — что старые рукописи не представляют интереса для нашей церкви, то, принимая во внимание наше затруднительное финансовое положение…
— Я вас вполне понимаю. Итак, положитесь на меня, я немедленно поговорю с ректором.
Врач сдержал обещание, и спустя несколько дней к митрополиту явились два сотрудника университетской библиотеки. С изумлением рассматривали они свитки, взволнованно переговариваясь, к сожалению, по-древнееврейски. Митрополит еще недостаточно хорошо знал язык, чтобы следить за быстрым диалогом.
С разрешения митрополита посетители сфотографировали некоторые строки большого свитка, затем с изысканной любезностью распрощались, обещав вернуться, как только проинформируют специалиста по древнееврейским текстам, имени которого они не назвали.
Несколькими часами позднее в монастыре появился еще один гость — торговец древностями. Его также направил врач. Торговец посоветовал послать пробные куски свитков в самые большие антиквариаты Европы и Америки на комиссию.
Митрополит не согласился. Он опасался, что в разрезанном виде свитки могут утратить свою ценность. К тому же после экспертизы еврейского профессора они могут повыситься в цене. Но митрополит умолчал о своих соображениях.
Несколько дней он провел в нервном ожидании. Ни библиотекари, ни специалист, о котором они говорили, не появлялись. Объяснялось это тем, что специалист — профессор Сукеник был в отъезде.
Когда в конце ноября профессор вернулся в Иерусалим, он нашел у себя дома письмо от одного антиквара, сообщавшего, что он видел у мусульманского шейха в Вифлееме древние еврейские свитки, купленные им у бедуинов, или нечто подобное.
Бедуины утверждали, что нашли свитки в пещере у Мертвого моря. Это известие взволновало Сукеника. Наконец что-то интересное! Не просмотрев остальной почты, он кинулся звонить антиквару. Последний, к счастью, смог ему показать довольно большой лоскут кожи, полученный в заклад.
Какие древнееврейские документы были до того времени найдены?
В 1945 году сирийский торговец Кираз строил дом в квартале Тальпиот. Когда рыли фундамент, обнаружили оссуарии — каменные ящики с человеческими костями. Сукеник сам исследовал оссуарии, на которых были высечены имена покойных, и датировал их I в. до н. э. — I в. н. э. Кроме того, науке были известны папирус Нэш из Египта с текстом десяти заповедей — его датировка остается спорной — и несколько надписей.
