Об амирах тут говорится особо. Посылая их править на места, ни в коем случае нельзя позволить им забывать, что только на время -- в икта -- дается ему тот край на пользование. Ни брату, ни сыну не может иктадар передать свои права, ибо не его личное это имущество и люди, а тоже султана. А чтобы не утверждались они на местах и не заводили себе сторонников, нужно как можно чаще менять их, переводя из области в область. Тогда не будет опоры у эмиров, и станут во всем полагаться лишь на благоволение султана.
Много есть примеров, как подрезали государи постромки своим эмирам, но лучше всего поведать здесь о Хосрое Ануширване. Когда увидел этот царь, что правитель Азербайджана окреп, завел там себе сторонников и неохотно уже лобызает пол перед высочайшим троном, то тайно отправил доверенного гулама в его владения. Известна стала к тому времени жалоба оттуда от некой старушки. Достали ее из ящика, прочли. И как только подтвердилось, что незаконно отобрали там у нее огород, царь сказал: "Итак, приказываю о сем самоуправном правителе: отделите кожу от тела, бросьте мясо собакам, набейте оболочку соломой и повесьте над воротами дворца. При этом объявляйте всенародно в течение семи дней: если кто впредь станет проявлять у нас в государстве жестокость или отнимет незаконно хотя бы торбу соломы, курицу или пучок травы, то поступят с ними так же!"
Эмирам и сановникам впрок пойдет этот рассказ. Справедливость Ануширвана несомненна. И всякий эмир поймет, что всегда можно отыскать старушку к случаю.
На место среди других книг бережно положил он поучения царя Ануширвана, откуда рассказ о старушке. Все здесь собрано у него, но нет венчающей мудрость вершины. Не нашли еще "Ден-намак" -- великую книгу о тайнах правления...
Сегодня Тюрчанка не мешала молитве, а он был внимателен, доходя до преклонения колен. Вчера только увидел он ее воочию в четырех шагах, так как рядом сидела она с Величайшим Султаном. Не позволено такое, потому что не наследуют по закону Высочайшее Стремя дети Тюрчанки. И занавес тоже был сдвинут, чтобы прикрыть наготу ее лица. Не ждали они там его, а потому и цыган призвали прямо в гарем. Всякое, конечно, допустимо для султана, но не на виду у всего города. Тень бога он на земле, и что будет, если с легкомыслием начнут относиться к этому?..
Абу-л-Ганаим, вазир, обязан был воспрепятствовать такому сборищу. Но криводушен сей муж, и как бы не подтвердилось нечто с ним, как с лукавым Раст Равишем в давние времена. Следует сказать мушериф-эмирам, чтобы усилили наблюдение...
Про то, что явился экзиларх Ниссон и ждет при воротах, было доложено ему. Он кивнул головой и пошел в сад. Иудею положено ждать...
Шагирда еще не было в саду, и присохшие квадраты дерна валялись у арыка. Однако окончательно договорено вчера с султаном, что насовсем отпускается к нему шагирд. Опять покривились при этом губы Абу -л-Ганаима. но свое давнее право у него на этого юношу.
Досчитав деревья, он остановился, прислушиваясь. Дети не кричали больше в селении Ар-Разик, и порядок был в мире. Про некий хауз посреди селения снова подумалось ему. Сидит или нет там какой-нибудь старик с палкой в руке? Постояв еще немного, пошел он назад. Зайдя к себе, он взял калам, простучал трижды по столу и сказал, чтобы впустили иудея.
II. ВАЗИР (Продолжение)
Еще не вошел экзиларх Ниссон, а некое прозрение посетило его. Как же не видел он этого раньше? Одни глаза у иудея с Тюрчанкой, а у той глаза точно такие же, как у беспутного имама. Незримая связь между ними, и когда катится калам от блудницы, то является имам Омар. И иудей, конечно, тут же!
От разных народов они: имам, блудница и иудей, но некий тайный свет у них в глазах. Будто известно им нечто, чего не знают прочие люди, и раздражает это всякого правоверного. Нет правил для таких, и наперекор божьему порядку норовят утвердить себя...
А иудей уже вошел и смотрит на него своими ласковыми глазами. Пятьдесят лет знает он этого экзилар-ха, всякую неделю встречается с ним в книгохранилище Беи-Натаниила из Нишапура, но каждый раз возникает беспокойство при таком его взгляде. Снова чего-то хочет добиться тот, но не получится сегодня у иудея.
Нет опаснее народа для государства, и не бывает смуты без них. Даже с богом своим не сумели поладить они. Многое от иудеев, и когда предвидится недовольство в державе, им первым следует напоминать о страхе божьем. Для этого нужно ежечасно указывать людям в их сторону. Тем самым достигается спасительный страх иудеев перед беспорядками, а правоверные удовлетворяют свою душевную нужду.
Именно теперь нельзя уклоняться от положенного в обращении с иудеями. О шатрах и овцах говорится в их завете, и близко это кочующим тюркам. Зовущиеся хазарами из народа тюрков уже царей привезли к себе на Итиль из дома Давидова, другие же в Маверанахре следуют учению распятого пророка Исо, который от того же иудейского корня. А здесь на еврейку Эсфирь и самого Бахрама Гура, чья мать была от них, ссылаются иудеи в подтверждение своего родства с царями.
Понимание и согласие в глазах экзиларха Ниссона. Да, он нисколько не обижается на старого друга, на великого вазира, можно сказать. Кому не ясно, что за времена сейчас пошли и чего еще можно ждать впереди. Конечно же такому человеку, вазиру, можно сказать, после ухода от дел приходится быть особенно строгим в соблюдении закона. Тем более закона с евреями. Все понимают это в Хорасане, и никто не имеет никаких претензий, боже упаси!..
Нет, не сказал этого вслух экзиларх, а только обежал комнату взглядом, понимающе приподнял брови и по-своему качнул головой. Для себя он как будто это проделал, но понятней все было, чем на словах. И только потом послышался певучий голос:
-- Вы призвали меня с этой здравицей, я знаю!..
Не останавливаясь заговорил экзиларх Ниссон, чтобы не попросить разрешения сесть, как требуется от них в присутствии правоверного. Вечная гордыня в глубине блеснувших глаз у иудея, из-за которой сразу неспокойны становятся другие люди. Джахуддан -- "любимые богом" -- называют издавна их среди персов, но когда идут из квартала мясников громить их дома, то кричат по-базарному "джугит" -- "собачьи любимцы".
Экзиларх между тем говорит об иудеях, всегда ценивших устройство и порядок в государстве, установленный их старым покровителем, великим вазиром, можно сказать. Всегда оберегал и предупреждал он их, если что-нибудь делали не так. Кому, как не им, необходимы мир и спокойствие, ибо кто же они: врачи, красильщики, музыканты, мастера чеканки, шапочники, гранильщики камней, люди пера и люди базара! Никому не нужны станут их руки и умение, если случится разруха в государстве. Зачем же лишать их своих правил жизни, если даже от великого Пророка, можно сказать, которому поклоняются люди в этой державе, дано им на то разрешение...
Все правильно говорит экзиларх, и нельзя относиться к людям Писания, как к гябрам, шаманствующим, идолопоклонникам и прочим. Книги их не отрицал Пророк, и к ним первым обратился со своим словом. Когда же правоверный государь свидетельствует перед халифом, то клянется также торой и евангелием. Но речь-то не о божьей клятве, а о здравице с формулой правящего дома, и ни к чему здесь иудейское упорство.
А тот уже и сам понял, что неубедительны его доводы. Как видно, заготовил он к такому случаю нечто необычное. Но не проведет его на этот раз иудей!..
Экзиларх Ниссон больше ничего не говорит. Он разворачивает сложенное вчетверо шелковое покрывало с желто-синими птицами. Маленькие сухие руки его двигаются осторожно, словно что-то живое в них. Видится уже из-под покрывала кожа с тиснением, тускло поблескивает бронза. А длинная белая борода экзиларха вскидывается к потолку, и совсем по-детски открываются большие черные иудейские глаза. Радостное сияние в них, и доверчиво протягивает он обеими руками книгу. Это "Ден-намак", начало начал, утерянная некогда людьми книга установлении Эраншахра...
Все прочее в мире забыто. Они уже сидят рядом, смотрят, восклицают всякий раз, подталкивая друг друга локтями, цокают языками...
III. СУД ИМАМА ОМАРА
Знак огня на всем здесь у гябров. Царями были они, и разве не это их сущность: развалины рукотворной горы, промышляющая людскими страстями Рей, скрытый в недрах храм? Сколько жара ушло на черепки, из которых состоит гора! С царства на царство перебрасывается огонь, и тщетны усилия затушить его.
"Передняя из двух звезд на заднем весле, то есть звезда Сухейль..." Он записывает ее долготу и широту в двадцатый год эры Малик-шаха. Румийцы называли этот звездный челн "Кораблем Арго", а звезду именовали Канопус. Соответствующий ей темперамент по вавилонской гадательной схеме это Сатурн с Юпитером. Агай будет удовлетворен. Все на месте в мире, если даже темпераменты не оставлены без присмотра.
Хорошо работается здесь, на высоте, и не мешает ему обычная суета пьющих. В синюю пыль уплывает солнце. Ровный ветер пустыни сушит лицо, и не достигает сюда даже запах отхожих мест, невыносимый в мервскую жару.
