Джордж Бейкер - Август. Первый император Рима

При вести о его приближении в Риме началась паника, сенаторы стали обвинять друг друга. Было издано постановление, гарантирующее выполнение всех требований армии, а Октавиану дали особое разрешение исполнять консульские обязанности во время его отсутствия. Это послание было принято к исполнению, к тому же здесь высадились два легиона из Африки, и людей охватило смятение. Сенат неожиданно начал сожалеть о своей поспешности. Добровольцы из зажиточных слоев начали занимать главные военные позиции в городе, были отозваны недавно принятые постановления. Была даже предпринята попытка узнать местонахождение матери Октавиана Атии и его сестры Октавии, чтобы сделать их заложниками. К счастью, их не нашли.

Посланцы, вернувшиеся к Октавиану с первым постановлением сената, застали его на пути в Рим, и тут явились посланцы со вторым постановлением, отменявшим первое. Возмущенный Октавиан, услышав, что его матери и сестре угрожает опасность, ускорил свое продвижение к Риму. Он выслал вперед всадников, чтобы те заверили население Рима, что ему не грозит опасность. Когда он подъехал к Риму, то был встречен дружелюбно и даже восторженно. Его мать и сестра нашли прибежище у дев-весталок, а прибывшие из Африки легионы, вместо того чтобы защищать сенат, перешли на его сторону. Не было сомнений в том, как высоко оценивает народ его поступки. Наследник Юлия был идолом для человека с улицы. Сенат попытался призвать народ к оружию. Во главе с Цицероном сенаторы встретились ночью, чтобы обсудить результат этого последнего призыва. Поскольку никто не откликнулся, они прекратили всякое сопротивление. Обрадованный Октавиан дожидался, когда пройдут выборы в консулы. Относительно их результатов мало кто сомневался.

В девятнадцатый день месяца секстилия 43 г. до н. э. его избрали консулом вместе с его кузеном Квинтом Педием. Итак, два внучатых племянника Юлия Цезаря стали во главе Римского государства. И если бы Октавиан не был в этом месяце избран консулом, мы до сих пор называли бы его секстилием; ведь спустя годы, уже став Августом, он вспомнил, что этот месяц для него счастливый, поэтому и переименовал его в август, которым он зовется и до сих пор (Светоний, «Божественный Август», XXVI и XXXI).

Итак, через семнадцать месяцев после смерти Цезаря этот девятнадцатилетний юноша, покинувший Аполлонию лишь с верой в себя и надеждами, сумел стать преемником Юлия, устранил с пути Марка Антония и восседал в курульном кресле как один из высших магистратов Римского государства. Это был великий поступок. У него было четыре месяца, в последний день декабря его консульские полномочия заканчивались. За это время он должен был договориться со всеми вождями цезарианцев.

Никто из них — ни Октавиан, ни Антоний, ни Лепид, ни Планк, ни Азиний Поллион — не был деспотом, стремившимся осуществить свои желания за счет не желающих подчиняться подданных. Все они ориентировались на мнение армий. И в данных обстоятельствах, как бы подозрительно сами лидеры ни относились друг к другу, войска требовали одного — чтобы главы партии пришли к coглашению в интересах общего дела. Если армии Брута и Кассия одержат победу, тогда прощайте все обещанные земельные наделы, те небольшие имения, куда они надеялись вернуться после окончания срока службы. И у них не было ни малейшего желания их терять.

От консула Октавиана ожидали, что он посодействует наказанию убийц Цезаря, подтвердит земельные гранты, а также установит мир во всех римских владениях, чтобы ветераны-пенсионеры могли спокойно встретить свою старость под собственными фиговыми деревьями и в тени собственных виноградников.

Римляне редко были удовлетворены, если какие-либо события не сопровождались благоприятными знаками и гаданием по птицам (авгурии). Некоторые такие знаки всегда приветствовались, хотя подтверждение их последующими событиями не особенно кого-либо волновало. Мы поэтому не очень удивимся, узнав от античных историков, что, когда Октавиан во время инаугурации приносил жертвы, в небе появились двенадцать коршунов — то же число, которое явилось в небе Ромулу при основании Рима.

Первым его шагом стало официальное принятие сенатом факта усыновления его Цезарем[15] актом народного собрания (актом курии). Усыновление, подтвержденное и проведенное таким образом, становилось законным, что навсегда снимало всякие сомнения и недомолвки. Далее, он получал такой статус по закону и становился настоящим сыном семьи Цезаря и, следовательно, обладал всеми правами и уважением со стороны других членов этой семьи, а также отпущенников этой семьи и всех, кто был с ней связан. Особенностью частной политики Цезаря было необычное число отпущенников — рабов, которым он даровал свободу, а также благосостояние и влияние, которые они приобретали. Хотя они и были отпущены на свободу, но в соответствии с римскими законами были связаны с бывшим господином множеством нитей, которые здесь необходимо подробно рассмотреть. По способу, которым он был усыновлен, к Октавиану отошли все права в части их состояний, которыми обладал Юлий.[16] Это было проявлением расчетливой бережливости, очень характерной для Октавиана. Марк Антоний должен был понять, услышав о легальном усыновлении, что Октавиан официально зарегистрировал права на имя и наследство Цезаря, которое теперь не могло быть отчуждено.

Затем Октавиан взялся за наказание убийц Цезаря. Информация поступала от разных членов партии цезарианцев не только относительно самих участников, но и им сочувствующих, тех, которых не было в городе во время самого убийства.[17] Был назначен день для разбирательства всей поступившей информации и сделано общественное оповещение. В назначенный день Октавиан, уже консул, занял место председателя суда. Ни один из обвиненных не осмелился явиться в суд, и все были осуждены в их отсутствие.

Этот суд просто узаконил действительное положение дел. Убийцы Цезаря находились в состоянии войны с партией сторонников Цезаря и бежали из города. Однако Октавиану было выгодно предпринять эти формальные и законные действия. Они сделали его правым в общественном мнении; это заседание подтвердило, что Цезарь, будучи безоружным, был убит людьми, которым он доверял, и никакая официальная защита не могла отрицать этого факта в суде. Друзья Юлия, а тем более его наследники, особенно настаивали на этих фактах. Они не считали, что он был тираном или узурпатором, который оказался вне закона и убит поэтому справедливо; они настаивали на том, что он стал жертвой незаконного деяния, а их положение — законно и определяется правом и законами государства: и с этих позиций они обращались ко всему римскому народу. Ни на одном другом основании они не могли этого сделать. И Октавиан, предъявлявший Антонию один счет за другим, записал в свой актив и это триумфальное действие: он, Октавиан, стал человеком, который по закону предал общественному порицанию всех убийц Цезаря, а Антоний оставался человеком, который пошел с ними на компромисс и, более того, стремился получить выгоду из создавшейся ситуации. Вероятно, это было близко к истине,[18] но и он решил противостоять Октавиану, что впоследствии обернулось против него.

Всеми этими действиями Октавиан весомо и неоспоримо доказал, что он безусловный лидер партии цезарианцев, а потому военные вожди в Галлии и Испании решили заключить с ним соглашение. Если у него были Рим, консульская должность и усыновление Юлия, то у них была самая большая армия цезарианцев, и поэтому они готовы были пойти на сделку. Любое укрывательство за спинами с обеих сторон быстро подправлялось бескомпромиссным мнением легионеров. Это общественное мнение определяло ситуацию. Отсутствие такого давления у оптиматов не позволило им создать такой же единый фронт. Октавиан отправился на север, чтобы встретиться с вождями. Управлять в Риме он оставил родственника и коллегу Квинта Педия.

Квинт был обычным человеком с простыми представлениями о нравственности. Он не пользовался большим доверием Октавиана. Он был как раз тем человеком, который имел небольшое влияние в сенате; сенаторы воспользовались ситуацией и стали искать удобный предлог для возвращения Антония и Лепида. Постановления, объявлявшие врагами Антония и Лепида, были отозваны, а к ним направлены дружеские послания. Этот дружелюбный жест был весьма на руку Октавиану, и Антоний и Лепид так его и восприняли.

Легионы Цезаря теперь заполонили всю Италию по дорогам, ведущим из Галлии. Антоний выступил со своими семью, обновленными и дополненными; Планк — с пятью; Азиний Поллион — с тремя; Лепид — с семью. Поскольку под началом у Октавиана теперь было одиннадцать легионов, сенатская армия Децима Брута безнадежно отставала и в числе, и в присутствии боевого духа. Децим решил отправиться в Македонию и воссоединиться с Марком Брутом. Это было странное решение, к тому же принятое слишком поздно. Октавиан, оставив три легиона в Риме, уже расположился в Арминии, блокировав путь на Брундизий. Лишенный возможности попасть к морю этим путем, Децим попытался добраться до Адриатики через Аквилеи. Его несчастные войска недолго сопровождали его. Они весьма явственно ощущали, что служба у него не сулит ничего, кроме неприятностей. Новые пополнения новобранцев — шесть легионов — первыми перешли на сторону Октавиана. Четыре легиона ветеранов также готовились со всеми подкреплениями и коммуникациями встать под штандарты Антония. Сам Децим не смог перейти через горы. Он попал в руки кельтского вождя, который послал донесение Антонию. Все античные историки в один голос утверждают, что Антоний не был человеком жестоким или мстительным. Лично он ничего не имел против Децима и был искренно огорчен его неудачей. Но Децима сенат объявил врагом и убийцей Гая Юлия Цезаря, а наказание за убийство — смерть. Не желая его видеть, Антоний отдал приказ обезглавить Децима, а голову послать ему. Убедившись, что голова принадлежит именно ему, он приказал ее захоронить. Децим Брут был вторым убийцей Цезаря, которого настигла смерть.