Ада Петрова - Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века

Сильная резидентура была в Тегеране и у нас. Ей руководил легендарный человек, генерал-майор Иван Иванович Агаянц. Наши там все перекопали, перенюхали, простукали. Еще до начала конференции удалось свести на нет многие планы противника. А уж в ходе самой конференции меры безопасности были приняты самые крайние. Тут даже армия была задействована. Удалось установить, что самым уязвимым местом была резиденция Рузвельта. Это дало Сталину удобный повод, чтобы предложить американскому президенту остановиться на территории нашего посольства, что, конечно же, давало некоторые моральные преимущества советской стороне в ходе трудных переговоров. В результате Сталин действовал уверенно и сумел выбить из союзников конкретную дату открытия 2-го фронта в Европе. Это был несомненный успех и дипломатии, и спецслужб.

В Ялте, в феврале 1945-го, речь шла уже о послевоенном устройстве мира. Разведка обеспечила руководство точной и проверенной информацией о намерениях союзников. Более того, в ходе конференции даже в аллеях Ливадийского парка, где любили прогуливаться члены и главы делегаций, на деревьях были установлены подслушивающие устройства. Записи бесед тут же переводились и доставлялись советской делегации.

Одним из главных вопросов в Ялте было вступление СССР в войну против Японии. Полуторамиллионная Квантунская армия японцев стояла у наших дальневосточных границ. Американцам и англичанам, сражавшимся на море, было не совладать одним с этой сухопутной силой. Мы же хотели в обмен материальной помощи в окончании войны и восстановлении хозяйства, да и мирных гарантий на будущее. Пытались даже поднять тему прекращения работы западных спецслужб на нашей территории. Но это не удалось. Действительно, разведки всегда были и будут, всегда боролись, борются и будут бороться.

И, конечно, вопросом вопросов был послевоенный передел мира. Естественно, мы хотели сохранить свое влияние в Европе, что во многом удалось, хотели получить деньги, но не всегда принимали то, что предлагали в обмен американцы. Из подслушанных разговоров стало известно, например, что Рузвельт хочет навсегда уничтожить само понятие «Германия», превратить страну в хозяйственный придаток Европы, что сильно упрочило бы положение США на бывших германских землях. Естественно, это было не в наших интересах, и Сталин, полностью владея информацией, сумел упредить это предложение знаменитой фразой: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ, немецкая нация остается».

Вставали в Ялте перед разведкой и проблемы безопасности. Через агентуру были добыты и основательно изучены досье всех членов делегаций, обслуживающего их персонала. В результате было установлено, что на личной встрече Сталина и Рузвельта будет присутствовать с американской стороны человек из семьи очень крупного террориста международного масштаба. Тут шутки плохи – такой контакт опасен и нежелателен. Было решено убрать переводчика. Но как? Шум поднимать нельзя. Решили просто договориться с американской службой безопасности. Поняли друг друга, и уже через час нежелательный гость улетел из Ялты ежедневно курсировавшим самолетом.

Сон

Выхожу из дома. На мне длинный светлый плащ, который очень любил. Иду к троллейбусной остановке. Впереди горит фонарь, очерчивая светлый круг. Я люблю стоять в его центре. Но сейчас что-то случилось с фонарем: он то вспыхивает ярко, то гаснет… Из света я погружаюсь в черное небытие и вновь оказываюсь через мгновение в центре светлого пятна…

Он горит и гаснет, гаснет и горит… Так будет всегда, но однажды я останусь в черноте без надежды на свет. И это вечность в этом каменном мешке тюремной камеры… Это конец.

Этот тюремный кошмар в любой момент мог стать реальностью. Павел Судоплатов очень хорошо знал, как это делается.

Все крупные разведки мира – американская, английская, немецкая, японская, израильская – имеют специальные сверхсекретные лаборатории и отделы. Персонал там занят научными, техническими, химическими исследованиями.

У нас еще в советские времена с 20-х годов существовала токсикологическая «Лаборатория-Х», которая при создании называлась просто «Специальным кабинетом». Возглавлял лабораторию доктор наук, полковник медицинской службы Григорий Майрановский из академического института биохимии. Изначально она была передана НКВД и подчинялась Комендатуре, которая отвечала за охрану здания, режим секретности и приведение в исполнение смертных приговоров. Доступ в нее был строго ограничен. А дела там творились, действительно, страшные. Находилось это зловещее место в Варсанофьевском переулке, за Лубянской тюрьмой. Майрановский и сотрудники лаборатории привлекались для исполнения смертных приговоров и устранения неугодных лиц при помощи ядов. Многие из до сих пор нераскрытых тайн Лубянки могут быть связаны с этой «научной деятельностью».

Одна из этих тайн связана с делом Рауля Валленберга. Шведский дипломат из семьи крупнейших финансовых магнатов был арестован контрразведкой СМЕРШ на улицах освобожденного Будапешта в 1945 году. Валленберг занимался в годы войны спасением евреев и отправкой их в Палестину. Попросту говоря, он просто выкупал обреченных людей у немцев, сотрудничая в этом деле с немецкими спецслужбами. Было даже зафиксировано несколько его встреч с одним из руководителей разведки Шеленбергом. Частые вызовы дипломата на допросы, исчезновение его следственного дела – все это подтверждает, что его пытались в Москве вербовать, но, видимо, неудачно. Возможно, страх, что все это станет известно миру, привел к решению о ликвидации его в 1947 году.

Долгие десятилетия Красный Крест, шведское правительство, члены могущественного клана Валленбергов пытались узнать о его судьбе. На все запросы мы отвечали, что никаких следов Валленберга в Москве не обнаружено. Меж тем, совсем недавно в архивах бывшего КГБ были найдены его паспорт, визы, письма, различные удостоверения. В этом же большом пакете с какими-то посторонними документами был найден и рапорт начальника внутренней лубянской тюрьмы Смольцова на имя министра Абакумова. В нем сообщалось, что заключенный Валленберг неожиданно скончался у себя в камере 17 июля 1947 года. Причина смерти – инфаркт. На рапорте есть приписка, что тело приказано кремировать без вскрытия. Скорее всего, под видом лечения Валленбергу был сделан укол с ядом из лаборатории Майрановского. Все улики убийства были уничтожены вместе с телом в печах крематория Донского монастыря, на территории которого в общей могиле и был захоронен прах.

Впрочем, яды секретной лаборатории и так были «невидимками», не оставляли никаких следов, имитируя смерть от сердечной недостаточности. Тем же способом был устранен и наш закордонный агент, американский гражданин Исаак Оггинс. Его заподозрили в двойной игре, выманили в Москву, где арестовали и официально приговорили к восьми годам лишения свободы за антисоветскую пропаганду. Однако об этом деле стало известно Госдепартаменту США. Начались официальные ноты, запросы. Оггинс становился опасен, как возможный свидетель, и его решили ликвидировать. Причем решение принималось на уровне Сталин – Молотов. В 1947 году Оггинсу был сделан смертельный укол. В заключении о смерти – та же причина: сердечная недостаточность. Похоронили Оггинса на еврейском кладбище в Пензе, а дату смерти обозначили 1945 годом.

Теперь доказано, что ко всем этим делам, к деятельности «лаборатории Майрановского» ни Судоплатов, ни его заместитель Эйтингон не имели никакого отношения. Но прежде это было одним из важнейших пунктов обвинения. Его арестовали в пятницу, 21 августа 1953 года, прямо в рабочем кабинете. С седьмого этажа офицеры сопроводили арестованного вниз, во внутреннюю тюрьму. Он заполнил регистрационную карточку и был заперт в тюремной камере в подвалах Лубянки, как заключенный под номером 8. После обыска и первых допросов перевели в одиночную камеру Бутырской тюрьмы, где не было даже окна. Судоплатову было объявлено, что он арестован, как активный участник заговора Берии по захвату власти и ликвидации Советского правительства. По этому делу проходили 50 чекистов. О надуманности этого обвинения говорит хотя бы тот факт, что во все годы работы под началом Берии Павел Анатольевич, что называется, был у него «под колпаком». Не раз арестовывались ближайшие сотрудники Судоплатова, из которых выбивались показания против начальника. Сидел в тюрьме и Эйтингон, освобожденный по ходатайству того же Судоплатова лишь с началом войны.

Его судили в здании Верховного суда на улице Воровского без прокурора и защиты. Но даже тогда, в период обострения борьбы за власть после смерти Сталина, не сумели найти повода к расстрелу. Не было доказательств причастности Судоплатова ни к каким-то заговорам, ни к убийству Михоэлса, ни к работе «Лаборатории X» с ее экспериментами на людях, приговоренных к казни. Оттого и приговор был «мягкий» – 15 лет тюрьмы. Он провел их в «знаменитых» тюрьмах: «Крестах», Бутырке, Лефортово, Владимирском централе. На допросах его не били, но лишали сна, продуктовых посылок, свиданий с женой и детьми.