Узурпатор вернулся с охоты и застал ворота Галича на замке. На стенах радостно гоготали сторонники враждебной партии. Но Владимирко упорно боролся за свое «рабочее место». Единственное, что он умел — это собирать мыто с проплывавших по Днестру купцов. Как он мог позволить лишить себя такой доходной профессии?
Осада продолжалась три недели. Наконец на Масленицу 1145-го князь-изгой вернул себе любимый город и, как пишет автор Ипатьевской летописи, «войдя в Галич, многих людей порубал, а других казнил казнью лютою». Иными словами, вояки его отличились и при штурме, и в результате последовавших за ним обдуманных репрессий.
Уследить за логикой событий середины XII века потрясающе трудно. Тем более описать в русле хоть какой-нибудь исторической концепции. По сути Русь представляла собой просто скопление деморализованного народа, который делили князья из расплодившегося рода Рюриковичей. Ведь все эти Владимирки, Всеволоды, Иваны Берладники — хоть и дальние, но родственники. Все они потомки великого князя Владимира Святого. Но земли для них не хватает, так как каждый оставляет многочисленных наследников. Перманентная гражданская война между князьями превращается просто в факт повседневного быта — такой же, как дождь, слякоть и падеж скота. Паны бьются — у мужиков чубы трещат.
Но уж никак не вписывается этот мутный хаос в схему «украинцы против москалей»! Не вписывается хотя бы потому, что лучшим союзником галицкого Владимирка в борьбе против Киева становится суздальский Юрий Долгорукий. Да-да! Тот самый, трижды проклятый авторами бесчисленных историй для детей «основатель Москвы».
Партнерство их настолько крепко, что Юрий Долгорукий даже отдает за сына Владимирка — Ярослава Осмомысла — свою дочь. Два провинциальных князька семейными узами скрепляют злодейский союз против Киева!
А в Киеве новый суверен — внук Владимира Мономаха — Изяслав. Сначала он разбивает суздальского Юрия, а потом галицкого Владимирка. Причем разбивает так, что тот готов на все, на любой выкуп. Лишь бы ему сохранили жизнь. Даже умоляет союзника Изяслава — венгерского короля Гейзу — замолвить за себя словечко. «Просите короля, — говорит он своим послам. — Пусть не выдаст меня Изяславу».
К Изяславу хитрый галичанин тоже шлет посольство со словами: «Брат! Я кланяюсь тебе и каюсь за свою вину, потому что виноват я. Ныне же, брат, прими меня к себе и прости меня…» И, как ни странно, прощелыгу в очередной раз прощают! Все садятся пировать в шатре у венгерского короля, а к Владимирку отправляют гонца с крестом, который тот на радостях целует, присягаясь быть вечно преданным киевскому князю. По условиям мира, он должен вернуть все захваченные у киевлян города и признать себя вечным вассалом Изяслава.
Но как только войска расходятся по домам, Владимирко забывает о крестном целовании. Ипатьевская летопись сохранила нравоучительный рассказ о киевском после, боярине Петре Бориславиче, который напомнил галицкому сепаратисту о нарушенной присяге: «Княже! Ты крест целовал!» В ответ Владимирко только ехидно ответил: «Вот этот маленький крестик? Иди отсюда и езжай к своему князю!»
Но стоило Петру Бориславичу выехать с княжьего двора, как Владимирка разбил паралич. «Ой! — только и успел сказать клятвопреступник, выходя из церкви Спаса, где отстоял вечерню. — Кто-то ударил меня в плечо». И рухнул без сил. В тот же вечер хитрец скончался.
Перепуганный Ярослав Осмомысл вернул киевского посла и подтвердил свою зависимость от стольного града. Божье чудо на полвека отдалило развал Руси. Но после смерти Ярослава Осмомысла и пресечения его рода новая династия галицких князей снова подняла знамя борьбы против Киева.
Роман — князь-потрошитель
Одной из самых наглых выдумок, настойчиво пропагандируемых историками, является так называемое Галицко-Волынское княжество.
Создателем его считается отец Даниила Галицкого — Роман, хотя он только присвистнул бы от удивления, узнав, чего о нем насочиняли профессиональные мифотворцы. Никогда такого титула он не носил! Да и страна «Галицко-Волыния» существует только в лживых диссертациях и не менее лживых учебниках.
Роман не был даже князем Волынским! Княжества с таким названием не существовало с тех пор, как еще в конце X века Владимир Святой, придя из Киева, захватил землю племени волынян и разрушил их столицу Велинь. Как всякий просвещенный деспот на захваченных землях он построил новый «областной центр». Естественно, имени себя — Владимир.
Именно владимирским князем и значился далекий потомок крестителя Руси — князь Роман, родившийся примерно через сто пятьдесят лет после завоевания этих земель киевлянами — в середине XII столетия. Кроме него, на территории древней Волыни существовали и другие княжества: Луцкое, Пересопницкое, Шумское, Берестейское, Белзкое. В каждом сидел свой князек, и быть бы Роману всего лишь одним из этих малоизвестных истории деятелей провинциального масштаба, если бы, прямо скажем, не его выдающиеся личные качества и широкие родственные связи в Западной Европе.
Матерью Романа была сестра польского князя Казимира Справедливого — Агнешка. Сын Казимира, Лешко Белый, таким образом приходился Роману двоюродным братом. И именно его упросил Роман помочь захватить галицкий престол, когда в 1199 году там умер сын Ярослава Осмомысла — Владимир.
Собственно, не окажись польской помощи, не сидеть бы Роману в Галиче никогда. Репутация у него была отвратительная. Автор «Слова о полку Игореве» называет Романа «буйным». Волнуясь, князь начинал заикаться, а потом пускал в ход руки и все, что оказывалось под рукой. Хорошо, если подворачивались половцы. Тогда, по словам древнерусского летописца, он начинал сердиться на них, «яко рысь», и губить, «яко коркодил». Но хуже было то, что Роман не стеснялся и на русских землях.
Обстоятельства его вокняжения в Галиче остались неизвестными отечественной летописи. Зато их хорошо сохранила «Великопольская хроника». Второстепенный владимирский князь, пишет ее автор, хорошо понимал, «что является неравным по силам другим князьям». Поэтому Лешка Белого он обхаживал, как никого в своей жизни. Роман говорил, что согласен быть в Галиче даже не князем, а всего лишь польским прокуратором. Что в противном случае пусть поляки не сомневаются: «всякий иной из князей Руси захватит этот престол» и будет несомненным врагом их государству.
При краковском дворе тут же образовались две партии. Одни говорили, что можно захватить Галич и без Романа, потому что назначать князем «иноземца» не совсем безопасно. А другие вполне резонно возражали: «Да какой же Роман иноземец? На каком основании может быть назван иноземцем тот, с кем наш князь Лешко находится во второй степени родства? Как можно сомневаться по поводу Романа, который был наивернейшим помощником нашего государства и даже как бы его наставником? Чья постоянная верность является испытанной? Кто из-за наших трудов имеет кровавые раны на своем теле? Чрезвычайным беззаконием является отказать в родственном благочестии или не оплатить ближнему взаимной услугой».
Справедливости ради заметим: Роман действительно сделал польским родичам немало добра. Лешку только исполнилось тринадцать лет. В разразившейся после смерти Казимира Справедливого междоусобице владимирский князь не только безоговорочно поддерживал своего двоюродного братца морально, но даже поучаствовал в нескольких сражениях. Таким образом, пишет дальше хронист: «храбрый Лешко вторгается во владения Руси». А навстречу ему «выходят первые люди Галиции со склоненными выями. Обещают ему свое послушание, навеки верность и выплату подати». «Пусть достоинство вашей светлости, — говорят галичане, — соблаговолит решить, будет ли править нами лично или через установленное лицо. Мы ни о чем другом не просим, только бы слава вашего имени воссияла над нами».
И тогда Лешко предложил им Романа. Галицкие бояре ожидали чего угодно, только не этого. Роман уже правил у них несколько месяцев в 1188 году и хорошо врезался в память своей тиранией. Тогда волынского князя выбили из Галича венгры, и никто о нем особенно не плакал. Но теперь история повторилась на новом витке. И хотя галицкие бояре обещали Лешку Белому послушание на любых условиях, «лишь бы не попасть под иго Романа», тринадцатилетний поляк был неумолим и навязал им своего «крокодилоподобного» кузена, разменявшего пятый десяток. Предчувствия не обманули галичан. «Когда князь Лешко вернулся домой, — продолжает польский хронист, — Роман, войдя в роль жестокого тирана, захватывает не ожидавших этого знатнейших галицких сановников. Кого убивает, кого живым закапывает в землю, у других срывает кожу, разрывает на куски, многих пригвождает стрелами. А у некоторых вырывает внутренности и уже потом убивает. Применяя все виды мучения, он является для своих граждан более чудовищным врагом, чем для неприятелей. Отсюда и возникла эта известная пословица: «Нельзя безопасно попробовать мед пчел, пока не будет совершенно уничтожен их рой». Благодаря несчастью других он благоденствовал и в короткое время стал могущественным настолько, что повелевал всесильно почти всеми русскими князьями и провинциями».
