Второй просчет — в отношении места — заключался в том, что хотя и признавалась возможность движения германских сил через Бельгию, но делалась грубая ошибка в оценке глубины этого захождения. Предполагалось, что германцы любезно выберут труднейший путь наступления через Арденны, чтобы французы могли с удобством бить по германским сообщениям![34]
План, основанный на идее немедленного и общего наступления, намечал удар Первой и Второй армиями вглубь Лотарингии к реке Саар. Слева, против Меца, находилась Третья армия. Пятая армия стояла против Арденн. Армии эти должны были, в свою очередь, перейти в наступление между Мецом и Тионвиллем и, если бы германцы прошли через Люксембург, ударить им во фланг с северо-востока.
Четвертая армия оставалась в стратегическом резерве за центром, а две группы резервных дивизий были расположены позади флангов. Такая пассивная роль резервов демонстрирует мнение французов о способностях резервных соединений вообще.
По этому плану участие Британии на континенте определялось просто «европеизацией» ее военной системы за последнее десятилетие, а не какими-либо расчетами. Эта «европеизация» незаметно влекла к молчаливому принятию английской армией роли, согласно которой ей приходилось действовать как придаток к левому флангу французов, отказавшись от традиционного для нее использования подвижности. После вступления в войну 5 августа сэр Джон Френч, назначенный командующим британскими экспедиционными силами, быстро усомнился в предварительном французском плане и как альтернативу предложил обеспечивающие действия в Бельгии. Это могло бы усилить сопротивление бельгийцев и угрожать флангу германских армий захождения.
Хейг, казалось, имел схожий взгляд на проблему. Однако этот план ни в каком варианте не был принят Генри Уилсоном, через которого британский Генеральный штаб увязывал свои действия с французами.[35] Когда Генеральные штабы обеих стран между 1905 и 1914 годами заключили свое полуофициальное соглашение[36], они заложили основу, которая должна была опрокинуть вековую политику англичан и заставить ее в будущей войне пойти на такое напряжение, которое вряд ли казалось мыслимым англичанам.
Лорд Китченер, только что назначенный военным министром, обладал изумительно точной интуицией в предугадывании планов Германии. Он пытался предупредить опасность, отстаивая ту идею, что экспедиционный корпус должен сосредоточиться у Амьена, где он будет в меньшей опасности от ударов врага. Но позиция Френча, подкрепленная мнением Уилсона, и их рьяная поддержка французского плана заставила Китченера пойти на попятный — шаг, о котором он потом весьма сожалел, считая его ошибкой и слабостью. Все же Китченер дал Френчу инструкцию, которая хотя и имела целью уменьшить риск, но была чересчур расплывчата для проведения ее в жизнь и, быть может, могла только увеличить опасность. Дело в том, что, хотя задача, поставленная Френчу этой инструкцией, заключалась в «поддержке и взаимодействии с французской армией», эта поддержка уточнялась несколько противоречиво: «Наиболее ответственное решение будет зависеть от вас в вопросе участия… там… где ваши части не будут подвержены излишним опасностям…» И затем: «Ни в коем случае вы не должны поступать в распоряжение кого бы то ни было из союзных генералов».
Легкость, с которой удалось сохранить в тайне переброску экспедиционных войск во Францию (основная их часть была доставлена между 12 и 17 августа), стала доказательством эффективности контрразведки, а в еще большей степени — близорукости немцев. Их разведывательная служба оказалась не в состоянии получить новости о британских экспедиционных войсках, пока не обнаружилось их фактическое наличие на фронте. Германское верховное командование не проявило озабоченности этим фактом. Когда Мольтке спросили, желает ли он, чтобы флот помешал переброске британских войск, он не выказал энтузиазма по поводу этой идеи, заявив, что «это будет просто великолепно, если армия на Западе смогла бы расправиться с 160 000 англичан так же, как и с прочими врагами». В своей педантичной приверженности принципу концентрации сил, и Генеральный штаб, и военно-морской штаб проигнорировали важность этого события. Каждый оставался в своем собственном узком мирке, не проявляя большого интереса к тому, что делал другой, и имея еще меньше желания сообщать другому собственные намерения.
Все мысли Генерального штаба были сосредоточены на идее решающего сражения и витали далеко от портов Ла-Манша, даже направление сюда незначительных сил имело целью прикрыть собственное продвижение, а не помешать передвижениям врага. Доминирующая же идея военно-морского штаба состояла в том, чтобы сохранять флот сконцентрированным в Северном море, в состоянии боевой готовности, но без специальной цели как-то повлиять на события. Его наступательные действия были ограничены отправкой нескольких подводных лодок в нерешительный рейд. Идея атаки английского побережья, кажется, вообще не рассматривалась — хотя это позволило бы немцам сковать значительную часть британской военной силы. Но при этом германский Генеральный штаб разрабатывал планы расшатывания Британии путем поддержки различных мятежей и восстаний. Считалось, что быстрая победа над основными силами противников на главном театре войны станет решением всех проблем; эта победа освобождала немецкое командование от размышления о более широких аспектах войны.
На русском фронте немецкий план кампании был более гибким, хуже разработан в деталях и хуже сформулирован. План этот, как и планы действий на Западе, с течением времени подвергся многим превратностям судьбы, менявшимся, как в калейдоскопе. Поддавались учету здесь только географические факторы, главным же неизвестным была предположительная скорость сосредоточения сил.
Российская Западная Польша представляла собой обширную, выдающуюся вперед территорию, с трех сторон охваченную германскими или австрийскими землями. На северном фланге Западной Польши находилась Восточная Пруссия и за ней Балтийское море. На южном фланге — австрийская область Галиция, подпираемая с юга Карпатскими горами; горы эти охраняли подступы к равнинам Венгрии. С запада примыкала Силезия.
Германские приграничные провинции обладали хорошей сетью стратегических железных дорог, тогда как Польша, как и Россия, обладала крайне бедной сетью сообщений. Поэтому на немецкой стороне имелось большое преимущество — возможность быстрого сосредоточения сил, чтобы парировать наступление русских. Но если бы германские армии в свою очередь перешли в наступление, то чем больше они проникали бы вглубь Польши или России, тем больше они теряли бы эти преимущества. Отсюда наиболее выгодной для них стратегией было заманить русских на позицию, удобную для контрудара, а не развивать самим широкое наступление. Единственным недостатком такой стратегии было то, что она давала русским время для сосредоточения своих сил и пуска в ход своей громоздкой и ржавой военной машины.
В этом пункте с самого начала возникло разногласие между Германией и Австрией. Обе соглашались, что задача их заключается в том, чтобы держать Россию начеку в течение шести недель, когда Германии удастся раздавить Францию и затем перебросить свои силы на восток. Только тогда она вместе с австрийцами сможет нанести русским решающий удар.
Разногласие главным образом касалось метода действий. Немцы в своем стремлении добиться быстрейшего разгрома Франции хотели оставить на востоке минимум сил, и только политический ущерб от оставления на произвол своей же земли помешал им эвакуировать Восточную Пруссию и развернуть свои армии по течению реки Вислы.
Но Австрия под влиянием Конрада Хетцендорфа, начальника австрийского Генерального штаба, хотела во что бы то ни стало немедленным наступлением окончательно сломить русскую военную машину. Поскольку такой образ действий обещал надежно сковать русских на время проведения кампании во Франции, Мольтке согласился на эту стратегию.
План Конрада заключался в наступлении двух армий в северо-восточном направлении вглубь Польши. Наступление это прикрывалось справа еще двумя армиями, размещенными несколько восточнее. В дополнение к этому, как первоначально было намечено, немцы должны были ударить из Восточной Пруссии в юго-восточном направлении. Таким образом, германская и австрийская армии, развивая удар с двух разных направлений, должны были соединиться в одной точке и отрезать в польском выступе передовые силы русских. Но Конраду не удалось заставить Мольтке сосредоточить в Восточной Пруссии достаточно войск для организации такого удара.
Собственное наступление Конрада оказалось максимально ухудшенной комбинацией неуверенности с негибким управлением. Австрийские силы были разделены на три части: «Эшелон А» (28 дивизий) — для развертывания на российском фронте, «Балканский минимум» (8 дивизий) — для развертывания на сербском фронте, «Эшелон В» (12 дивизий) — для использования согласно обстоятельствам. Таким образом, на бумаге этот план имел больше возможностей для применения к обстоятельствам, чем аналогичные планы других армий. К сожалению, сам инструмент не соответствовал намерению. Желание Конрада быстро разделаться с Сербией принудило его начать переброску «Эшелона В» к сербской границе, несмотря на вероятность вмешательства России. Только 31 июля он передумал и решил остановить эту переброску. Однако «начальник полевых железных дорог сообщил, что во избежание чрезвычайного беспорядка требуется сначала сосредоточить „В“ в месте его ранее предполагавшейся дислокации на линии Дуная, а уже оттуда начинать переброску войск в Галицию». В результате отвод войск от Дуная ослабил наступление против Сербии, но не помог усилить натиск на Россию, потому что прибыл на фронт слишком поздно. Таким образом противоречие целей, поставленных австрийским командованием усугубило отрицательное воздействие конфликта интересов между Австрией и ее союзником.
