В воскресенье, 25 сентября, чехословацкий посланник Массарик вручил Чемберлену ответ своего правительства на немецкий меморандум. «Фактически, — гласил ответ, — это ультиматум, который обычно предъявляется побеждённому народу… Нас лишают действительной основы нашего национального существования. Мы должны сдать немцам большую часть нашей тщательно подготовленной обороны и впустить германскую армию в глубь нашей страны… Наша национальная и экономическая независимость автоматически исчезнет с принятием плана господина Гитлера». Чехословацкое правительство заявляло, что признаёт немецкий меморандум «абсолютно неприемлемым». Вручая Чемберлену ответ своего правительства, Массарик добавил, что чешский народ «никогда не будет народом рабов». Однако Чемберлен и слышать не хотел о возражениях Чехословакии. Он упрямо продолжал настаивать, чтобы чехословацкое правительство без замедлений согласилось удовлетворить все германские требования. 26 сентября Массарик писал в Прагу о приёме, оказанном в Лондоне ответу чехословацкого правительства. «Чемберлен искренне изумлён тем, — сообщал посланник, — что мы не намерены отзывать наши войска с пограничных укреплений. Я подчеркнул, что лишь вчера эти укрепления были заняты войсками по совету самих же Англии и Франции и что сегодня мы не можем снова их очистить. Этого Чемберлен не может понять. Просто несчастье, что этот глупый, неосведомлённый, ничтожный человек является английским премьером. Но я убеждён, что он останется им недолго».
Между тем в Англии и во Франции всё возрастала паника, усердно раздуваемая правительствами Чемберлена и Даладье. Этот «шантаж войной» нужен был обоим, чтобы подготовить общественное мнение своих стран к сговору с Гитлером и к открытой измене обязательствам, принятым Францией и Англией в отношении Чехословакии. Это предательство Чемберлен и Даладье старались изобразить перед общественным мнением как патриотический подвиг миротворчества. Больше всего усердствовал Чемберлен. 27 сентября он отправил Гитлеру личное письмо. В нём он доказывал, что фюрер может получить «всё существенное без войны и без промедления…». «Я готов, — распинался престарелый британский премьер, — немедленно и лично приехать в Берлин, чтобы обсудить условия передачи Судетской области с вами и с уполномоченным чехословацкого правительства, а также с представителями Франции и Италии, если вы этого пожелаете». Чемберлен заклинал Гитлера не открывать военных действий «из-за нескольких дней промедления в разрешении давно назревшей проблемы»
В тот же день Чемберлен обратился с письмом и к Муссолини. «Я надеюсь, — заискивал он перед главой фашистской Италии, — что ваше превосходительство сообщит германскому канцлеру о том, что вы готовы принять участие в совещании и что вы убедите его согласиться с моим предложением, которое предохранит наши народы от войны. Я уже поручился, — добавлял английский премьер, — что обещания Чехословакии будут выполнены, и я уверен, что полное соглашение может быть достигнуто в течение одной недели».
Правительственный телефон между Парижем, Берлином и Лондоном работал непрерывно. Боннэ слал инструкции в Берлин Франсуа Понсэ и в Лондон Шарлю Корбену. Понсэ получил полномочия представить Гитлеру новые предложения, означавшие безоговорочное принятие всех требований, предъявленных им в Годесберге. Корбену поручалось сообщить англичанам о согласии французского правительства при посредстве Муссолини начать новые переговоры с Гитлером.
Мюнхенское соглашение (29–30 сентября 1938 г.). По мере того как Гитлер убеждался в полной готовности англичан и французов отдать ему в жертву Чехословакию, он приходил всё в больший азарт. Теперь он уже не считал нужным стесняться. Вечером 26 сентября он выступил в берлинском Спорт-паласе с новыми угрозами против Чехословакии. «Если к 1 октября, — бесновался фюрер, — Судетская область не будет передана Германии, я, Гитлер, сам пойду, как первый солдат, против Чехословакии». Одобрительно упомянув об усердии Чемберлена, якобы стремящегося «сохранить мир», Гитлер повторил заявление, которое делал всякий раз, когда готовился к новому акту агрессии и стремился усыпить международную бдительность. «После того как судетско-германский вопрос будет урегулирован, — провозгласил он, — мы не будем иметь никаких дальнейших территориальных претензий в Европе… Нам чехи не нужны». Тем не менее спустя несколько минут Гитлер снова обрушился на чехов. Бешеные угрозы перемежались в его речи с воплями о чешских «зверствах» и о притеснениях, якобы чинимых чехами в отношении судетских немцев. Неистовство оратора передалось его слушателям. Когда Гитлер произнёс имя президента Чехословацкой республики Бенеша, огромный зал Спорт-паласа огласился дикими воплями обезумевшей толпы. «Повесить его! Повесить его!» — ревели гитлеровцы.
Разнузданное выступление Гитлера было явно рассчитано на то, чтобы окончательно напугать Европу и подавить последние попытки противодействия его замыслам. Впоследствии стало известно, что рано утром 26 сентября президент США Рузвельт обратился к Гитлеру и Бенешу с призывом мирно разрешить их спор. За 3 часа до открытия собрания в Спорт-паласе и Чемберлен прислал к Гитлеру на самолёте своего представителя Вильсона с письмом, в котором предлагал созвать новую конференцию держав по чехословацкому вопросу. Но Гитлер уже закусил удила. Послание Рузвельта даже не было сообщено германской прессе. Кровожадная речь в Спорт-паласе была ответом на обращение Рузвельта и Чемберлена. На другой день после этой речи Вильсон вторично посетил Гитлера. Но тот заявил, что его позиция неизменна и что германская «акция» начнётся завтра. По улицам Берлина в этот же день мрачно маршировали непрерывные колонны солдат, вооружённых с ног до головы.
27 сентября Гендерсон получил инструкцию из Лондона ещё раз встретиться с Гитлером и уведомить его, что английское и французское правительства потребовали от Чехословакии немедленно приступить к передаче Германии Судетской области. В тот же день Геринг и Нейрат совместно с Гитлером обсуждали предложение Муссолини отложить общую мобилизацию немецких войск на 24 часа. Вечером, вызвав к себе Гендерсона, Гитлер милостиво объявил ему: «По просьбе моего большого друга и союзника сеньора Муссолини я откладываю мобилизацию на сутки».
В этот день итальянский посол в Берлине говорил с Гитлером четыре раза и не менее двадцати раз связывался с Римом по телефону. В четвёртой беседе с Гитлером итальянский посол сообщил ему, что Муссолини дал согласие лично прибыть в Мюнхен.
28 сентября состоялось экстренное заседание английской Палаты общин. С речью выступил Чемберлен. Докладывая Парламенту о переговорах с Гитлером в Берхтесгадене по чехословацкому вопросу, премьер подчеркнул якобы «чрезвычайно серьёзное заверение» главы германского правительства, что после удовлетворения его требований Германия не будет больше иметь никаких территориальных притязаний в Европе.
В этот момент курьер подал лорду Галифаксу, сидевшему в ложе правительства, спешный пакет из Министерства иностранных дел. Галифакс немедленно вскрыл конверт. Пробежав глазами находившийся в нём документ, он показал его Болдуину. Затем, подойдя к трибуне, он передал бумагу самому премьеру. Взглянув на документ, Чемберлен тут же обратился к Палате. «Я сказал ещё не всё, — заявил он, — я должен сделать Палате дополнительное сообщение. Господин Гитлер извещает, что он приглашает меня встретиться с ним завтра утром в Мюнхене». Члены Парламента, мечтавшие о соглашении с Гитлером, встретили заявление премьера шумными аплодисментами.
29 сентября «неутомимый» Чемберлен в третий раз сел в самолёт, чтобы отбыть в Германию. В 12 часов 45 минут в Мюнхене в Коричневом доме открылась, конференция полномочных представителей Германии, Великобритании, Франции и Италии. Германия была представлена Гитлером, Англия — Чемберленом, Франция — Даладье, Италия — Муссолини. Переговоры закончились ночью около двух часов. Условия Годесбергского меморандума были приняты полностью. Чехословакии предлагалось передать Германии все пограничные с ней районы. Таким образом, речь шла не только о Судетской области, но и о районах, пограничных с бывшей Австрией. Передаваемые районы Чехословакия должна была очистить в срок с 1 по 10 октября. Все военные сооружения, находившиеся в этих областях, передавались Германии. В соглашении указывалось также на необходимость «урегулировать» вопрос о польском и венгерском национальных меньшинствах в Чехословакии. Таким образом, имелось в виду отторжение от Чехословакии ещё некоторых частей её территории в пользу Польши и Венгрии. После «урегулирования» этого вопроса оставшейся части Чехословакии должны быть предоставлены гарантии Англии, Франции, Германии и Италии против неспровоцированной агрессии.
