Оформление на Северном Кавказе почти одновременно двух сильных гуннских объединений сразу же привлекло внимание как Византии, так и Ирана. В хронике Захарии Ритора, на наш взгляд, имеются и указания на установление контактов с сабирами со стороны обеих держав еще до их первого вторжения на Кавказ в 503 г. По сообщению Захарии Ритора, когда гунны в 13-м году императора Анастасия (503 г.) «вышли» через ворота (Дербентский проход) и достигли «персидских пределов», Кавад (в тексте ошибочно Пероз) испугался, собрал войско и вышел им навстречу. Когда шах осведомился о причине вторжения в его страну, гунны будто бы ответили: «Нам не достаточно того, что дает нам персидское государство, как бы подать людям - варварам, которые подобно злосчастным зверям изгнаны богом в северо-западную страну. Мы живем оружием, луком и мечом и подкрепляемся всякой мясной пищей. Император Ромейский через послов, которых он прислал, обещал нам умножить подать, если мы разорвем дружбу с вами, персами. Поэтому мы запаслись и приготовились в путь. Или дайте нам, сколько (предлагают) ромеи, и мы утвердим с вами союз, или, если не дадите, принимайте войну». Далее Захария указывает, что среди гуннов находился «лукавый» сирийский купец из Апамеи Евстафий, с которым гунны «советовались» и который «укреплял» их, чтобы они не боялись напасть на персов, превосходивших их численностью.[9] Географическая близость к границам Ирана сильного сабирского объединения, видимо, очень скоро обусловила установление с ним связей сасанидского правительства, которое посредством богатых даров племенным вождям стремилось удержать гуннов от вторжений в свою страну и направить их на опустошение владений своего старого врага - Византии. Со своей стороны, византийское правительство также хорошо понимало, какую роль могут сыграть прикаспийские гунны в постоянной борьбе с Ираном. Вполне возможно, что именно пребывание апамейского купца Евстафия у сабир буквально накануне их первого вторжения на Кавказ и явилось началом контактов Константинополя с новым мощным объединением кочевников на кавказской границе сасанидского государства. Вторжение же Кавада в византийские владения осенью 502 г., видимо, в еще большей степени активизировало деятельность византийской дипломатии, что и привело к нападению сабир на северные владения Ирана именно в тот момент, когда это было особенно необходимо Византии. Между тем относительное сближение сабир с Ираном после 508 г. и последовавшее за этим опустошительное вторжение гуннов в восточные провинции империи в 515 г. не помешало, однако, Византии вскоре попытаться вновь завязать с ними контакты. По сообщению Иоанна Малалы, в 521 г. император Юстин (518 - 527), в связи с возникшей с Ираном войной, отправил послов с большими дарами к царю гуннов Зилгибу и просил его выступить на стороне Византии против персов. Зилгиб клятвенно, «по обычаю отцов», заверил императора в своей помощи. Одновременно к Зилгибу с этой же целью прибыло посольство от Кавада и Зилгиб, приняв деньги, дал персам такую же клятву. Свое обещание персам Зилгиб выполнил и отправился на помощь к Каваду с 20-тысячным войском. Узнав об этом, Юстин послал Каваду письмо, в котором сообщал, что Зилгиб за большие деньги поклялся помочь ромеям и готов изменить шаху, а потому лучше им «как братьям, вступить в дружбу и не допустить, чтобы эти псы издевались над нами». Получив письмо, Кавад спросил Зилгиба, брал ли он деньги у ромеев, и когда Зилгиб признался, разгневанный Кавад убил его и, послав ночью большой отряд, истребил воинов Зилгиба. На родину вернулись лишь те, добавляет Малала, кому удалось бежать под покровом ночи.
Неудачу в попытке привлечь на свою сторону прикаспийских гуннов Византия решила компенсировать за счет гуннских племен Приазовья. Назревавшая война с Ираном в Лазике, царь которой Цафий в 522 г., разорвав отношения с Кавадом, перешел на сторону империи, требовала серьезных приготовлений и большого войска. С этой целью в город Боспор было направлено посольство во главе с патрикием Пробом, племянником императора Анастасия. Незадолго до миссии Проба - этот важный в стратегическом отношении торговый город - был отторгнут Византией у приазовских гуннов, долгое время осуществлявших над ним свой контроль. Это обстоятельство вызвало резкое недовольство гуннов, хорошо понимавших значение старых торговых городов Крыма и игравших весьма важную роль в их торговле. Ввиду этого вербовка гуннов, к которым с большими деньгами приехал Проб в 522 г., окончилась неудачей.
Между тем миссия Проба, по-видимому, не прошла бесследно для прикаспийских гуннов. По сообщению Малалы, в 527 г. в союз с империей вступила царица гуннов - сабир Боа, вдова сабирского вождя Балаха, «женщина, мужественная силой и умом», под властью которой находилось до 100 тыс. гуннов. К союзу с империей ее склонили присланные ей щедрые дары. В то же время шах Кавад за большие деньги привлек на свою сторону двух других гуннских вождей по имени Тиранке (Стиракс) и Глом (Глон). По замечанию Феофана, использовавшего текст Малалы и, видимо, еще какой-то неизвестный нам источник, они были вождями «другого племени внутренних гуннов». Когда оба они с 20-тысячным войском проходили по владениям царицы Боа, чтобы соединиться с армией Кавада, она напала на них и наголову разбила; Глом пал в битве, а Тиранке попал в плен. Боа в оковах переправила его в Константинополь, где он был предан позорной казни в предместье Сиках близ церкви святого Конона. Какие именно гунны шли на помощь Каваду - неизвестно. Из сообщения источника ясно только одно: Тиранке и Глон были предводителями племени «внутренних гуннов» по отношению к гуннам - сабирам царицы Боа. Кто же были они, эти «внутренние гунны» и где они обитали? По этому вопросу недавно были высказаны две основные точки зрения. По предположению Федоровых, племя, вождями которого были Тиранке и Глом обитало в районе совр. Буйнакска в Дагестане. Оттуда по пути к Дербенту наемники Кавада не могли миновать владений Боа и были ею перехвачены в районе Манаса или мыса Бойнак (указ. соч., с. 184). Таким образом, под областями, где обитали «внутренние гунны» Тиранкса и Глома Федоровы понимают территорию не к северу или западу от предложенного ими центра владений Боа на Среднем Сулаке - города Варачана, а к югу, в районе Буйнакска. Против этого, однако, у нас имеются возражения. Указание Феофана на район, где обитало племя «внутренних гуннов», можно понимать только по направлению к северу или западу от предполагаемого центра сабирского объединения. С другой стороны, никакого «другого гуннского племени», жившего к северу от владений Боа (т. е. пo-существу всего Восточного Предкавказья до Волги) и способного выставить такое значительное по численности войско в 527 г., просто не существовало. По мнению А. В. Гадло, племя Тиранкса и Глома, шедшее на соединение с Кавадом, принадлежало к барсилской конфедерации, которая, по его мнению, располагалась к северу от Кумы; » состав этой конфедерации входили и остатки племени акатзир (акацир), будущие исторические хазары. В пользу этого предположения, по мнению исследователя, говорят и иранские имена обоих вождей, а также численность представляемого ими объединения, которое должно было насчитывать (судя по численности отряда) не менее 100 - 120 тыс. человек (указ. соч., с. 69, 92). Однако против этого предположения также имеются возражения. Во-первых, Феофан (и Малала) ясно говорят о «гуннском племени», которым предводительствовали Тиранке и Глом. Поэтому мы вправе полагать, что это замечание может быть отнесено к племени определенного круга (или происхождения), так как до сообщения о «гуннах» Тиранкса и Глома Феофан упоминал именно «гуннов - сабир» во главе с Боа. Во-вторых, иранские имена двух вождей не могут свидетельствовать о негуннском происхождении самого племени. Историкам известно немало иранских имен, которые носили именно гунны (Амбазук, Заберган, Балас, Хорсоман и др.). В-третьих, историю барсил в V - VI вв. из-за отсутствия сведений можно только предполагать, в то время как история сабир именно в это время представляется довольно полно. Хазары и барсилы в 527 г. могли выступать только как часть сабирского союза племен и не представляли собой самостоятельной политической силы. Что же касается численности войск Тиранкса и Глома, то в данном случае союзниками Кавада вполне могли быть многочисленные гуннские племена Восточного Приазовья. Именно приазовские гунны были недовольны усилением византийского влияния в Крыму вследствие захвата Византией Боспора и не приняли участия в войне против Ирана, о чем красноречиво говорит неудачная "миссия Патрикия Проба за пять лет до событий, описанных Малалой и Феофаном. Гуннами Тиранкса и Глома могли быть именно прикубанские гунны, в частности оногуры, и другие связанные с ними прежним и новым союзом племена, хорошо знавшие дорогу на Кавказ. Контакт с ними был легко осуществим через подвластную Каваду Иберию и, что еще более вероятно, через алан, которые, как это часто наблюдалось, не препятствовали гуннам проходить по их территории для вторжения на Кавказ через Дарьяльский проход. Весьма вероятно, что и в 527 г. прикубанские гунны Тиранкса и Глона были пропущены аланами через свои земли и направлялись к Дарьяльскому проходу, чтобы соединиться в Закавказье с войсками Кавада. Однако на пути к нему они были встречены союзниками Византии – сабирами во главе с Боа и разгромлены. Если принять наше толкование сообщений византийских хронистов, то отсюда следует, что указание Феофана на племя «внутренних гуннов» нужно понимать по направлению к северо-западу от обитавших в Северном Дагестане сабир, что как раз соответствует району Средней Кубани с обитавшими там булгарскими племенами.
