Андрей Смирнов - Империя Наполеона III

Как-то в приватной беседе накануне президентских выборов Тьер сказал: «Я далек от того, чтоб быть безгранично преданным принцу Луи — он имеет много недостатков, и хотя долгий плен и возраст ослабили несколько легкомыслие его характера, ему еще придется много поработать, чтобы оказаться достойным того положения, которое его ожидает. Но он все же привлекает мое внимание, и я смотрю на него, как на нечто необходимое в данный момент. Я приму его предложение быть министром, но лишь при условии, что он удалит от себя всю ту шайку интриганов, которые так сильно влияют на него и заставляют совершать ошибку за ошибкой… Он должен будет предоставить нам руководить собой, и судно поплывет на всех парусах….Благо Франции требует от него покорности и безграничного подчинения советам, которые ему будут давать люди опыта, знающие Францию лучше его»{121}. Итак, выбор был сделан в пользу Луи-Наполеона, который казался посредственностью и всячески подчеркивал свою лояльность к существующему режиму{122}.

Довольные своим выбором монархисты не понимали опасности вторжения во власть человека, обладающего знаменитым именем, который потом обратится к народу через их головы и выйдет из-под контроля. В отличие от бывшей правящей элиты, для которых массы как таковые ничего не значили, а вся их политическая жизнь проходила в салонах и при дворе, Луи-Наполеон первым из политиков обратился к проблемам широких народных масс и знал о них не понаслышке. В свою очередь, рабочие были завоеваны брошюрой «Уничтожение нищеты», которая стала своего рода гимном рабочего класса. Недаром рабочие по всей Франции распевали песни, посвященные принцу, где его всячески превозносили. Они верили в то, что он проведет социальные реформы и навсегда покончит с бесчеловечной эксплуатацией. Распространению мессианских настроений очень сильно способствовал экономический кризис, поразивший страну. В принца верили, как в мессию, направленного на землю Богом, чтобы избавить народ от мучений и страданий.

вот лишь один из многочисленных образчиков народного творчества времен Второй республики{123}.

Положение французских крестьян было не легче, а в Некоторых провинциях даже тяжелее, чем в промышленных городах. Причину бедственного положения крестьянства выявил К. Маркс в своей ставшей классической работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Причину «теперешнего оскудения французского крестьянина» он видел в специфике структуры земельной собственности. Основу крестьянского землевладения в середине XIX века составляла парцелла — небольшой земельный удел, находящийся в частной собственности крестьянина. Именно эта форма земельной собственности была упрочена Наполеоном, что и обеспечило ему поддержку со стороны французского крестьянства, составлявшего, кстати, костяк наполеоновской армии. К. Маркс совершенно справедливо указывал, что «двух поколений было достаточно, чтобы привести к неизбежному результату — к прогрессивному ухудшению земледелия и к прогрессивному увеличению задолженности земледельца…»{124}.

Причина этого крылась в дроблении парцеллы между наследниками и проникновении капиталистических отношений на село. В результате парцелльная собственность «превратила большинство французской нации в троглодитов. 16 миллионов крестьян (считая женщин и детей) живут в берлогах, большая часть которых имеет всего одно окошко… Сверх официально числящихся четырех миллионов (считая детей и т. д.) нищих, бродяг, преступников и проституток во Франции, — отмечает К. Маркс, — существует пять миллионов душ, находящихся на краю гибели и либо живущих в самой деревне, либо непрерывно перекочевывающих со своими лохмотьями и детьми из деревни в город и из города в деревню. Словом, интересы крестьян находятся уже не в гармонии с интересами буржуазии и капиталом, как это было при Наполеоне, а в непримиримом противоречии с ними. Крестьяне поэтому находят своего естественного союзника и вождя в городском пролетариате, призванном ниспровергнуть буржуазный порядок»{125}. Таким образом, К. Маркс считал возможным союз крестьянства и пролетариата в борьбе против буржуазной республики.

Социальное напряжение в стране нарастало. В столице постоянно устраивались банкеты с участием социалистов, активно обсуждались планы переворота и справедливого переустройства общества. На одном из таких банкетов бывший пэр Франции граф Альтон Ши принародно призывал к грабежу, уничтожению собственности и разорению богатых. Предлагалось также установить гильотину перед домом Ротшильдов, дабы ростовщики и спекулянты поняли смысл слов «страх Божий». В принципе речь шла о возврате к временам Конвента и революционной диктатуры со всеми вытекающими отсюда последствиями. В то же время было абсолютно очевидно, что кандидаты от социалистов Ледрю-Роллен и Распайль не имели шансов победить на президентских выборах. Поэтому, чтобы не допустить победы Луи-Наполеона и восстановления Империи, левые, так же как и республиканское правительство, решили голосовать за Кавеньяка.

О настроении во французской армии в 1848 году мы можем судить на основании подробнейшего отчета, составленного Я. Толстым. Обилие сведений, собранных Толстым, не оставляет никакого сомнения в наличии разветвленной агентурной сети, созданной им во Франции. Вооруженные силы Второй республики различались не только по родам войск, но и по принципу комплектации. Самой многочисленной была кадровая армия, состоящая из призывников. В XIX веке эти войска назывались линейными. В 1848 году их количество достигало 160 000 человек. В условиях баррикадных боев наиболее эффективными оказывались совместные действия артиллерии и пехоты: артиллеристы разбивали опорные пункты сопротивления инсургентов; пехота завершала дело зачисткой мятежных кварталов. Кавалерия, как показал опыт уличных боев в Париже, несла большие потери и не могла справиться с поставленной задачей. В армии республика была непопулярна и откровенно презираема. В то же в рядах армии было много сторонников Луи-Наполеона, поскольку с его именем связывались надежды на восстановление Империи.

Ведомству министерства внутренних дел подчинялась Мобильная, или Республиканская гвардия. В нее вступали на добровольной основе, как правило, выходцы из городских низов. Главная привлекательность Мобильной гвардии заключалась в более высоком жалованье и лучших условиях пребывания, чем в линейных войсках. На этой почве неоднократно разгорались конфликты между солдатами кадровых войск и мобилями. Впрочем, это не помешало им действовать согласованно во время подавления июньского восстания парижских рабочих. Всего мобилей, которых сейчас бы назвали контрактниками, было порядка 45 000 человек, расквартированных, главным образом в Париже и его окрестностях. Они были своего рода преторианской гвардией республиканского правительства.

Помимо этого, существовала еще Национальная гвардия, состоявшая преимущественно из состоятельных горожан, способных оплатить свою экипировку. Как правило, подразделения Национальной гвардии формировались на территориальной основе для несения постовой и охранной службы в своем квартале. Гвардейцы денег от правительства не получали, однако во время революционных потрясений постоянно находились в боевой готовности. События Февральской революции 1848 года показали, что правительство, потерявшее опору в Национальной гвардии, может лишиться поддержки регулярных войск. Как отмечал Я. Толстой, правительство в конечном счете рассчитывало только на Мобильную гвардию, потому что Национальная гвардия в своем большинстве была настроена в пользу королевской власти, а в армии были сильны антиреспубликанские настроения. Но Мобильная гвардия являлась крайне непрочной опорой, поскольку была образована из «людей, которым нечего терять, кроме жизни, и которые поэтому жертвуют ею, независимо от политических взглядов, во имя той партии, которая обещает им более выгод».

Так вот, генерал Кавеньяк, кровавый палач парижских рабочих, не имел в армии популярности. За глаза его называли «коровой в львиной шубе». Известен случай, когда из Алжира, которым он некоторое время управлял, пришла посылка с надписью «Провинция и город Оран генералу Кавеньяку». Кавеньяк, которого недавно назначили военным министром, горя от нетерпения, приказал вскрыть ящик в присутствии всего своего штаба. Он очень сильно удивился и, вероятно, не менее сильно разозлился, когда нашел там женское платье. Как бы там ни было, республиканское правительство сделало ставку на генерала Кавеньяка. Этот выбор имел под собой тонкий расчет: в случае, если бы Луи-Наполеон собрал менее половины голосов от общего количества избирателей, которое оценивалось предварительно в 6–7 миллионов человек, то определять победителя должно было Национальное собрание, которое, без сомнения, проголосовало бы за кандидатуру Кавеньяка.