- Анал-Хакк!
Насими, теряя голову от счастья, отвечал:
- Фазл-Хакк!
Бросившись к своему любимому халифу, мюриды, не дав ему спешиться самому, подхватили его на руки и спустили на землю и, не соблюдая церемониала, расцеловались с ним, после чего расступились, давая поэту возможность поздороваться с Фатьмой. Они лучше других знали, как печально и грустно прожила избранница годы разлуки, и поэтому, нарушив запрет, тайно привели ее навстречу с Насими. Узнай об этом халиф Юсиф, который несет личную ответственность за избранницу, он бы, пожалуй, потребовал суда над мюридами. Но бакинские мюриды знали Насими ближе всех остальных и, вопреки всему, верили, что дух Фазла перейдет в Сеида Али, видели вечность Хакка в соединении их сердец. Среди мюридов ходила молва, что Фатьма и Сеид Али - не изначальные имена, данные при рождении, а что Фазл, назвав их этими именами, связал их судьбы подобно тому, как были связаны судьбы дочери Мухаммеда Фатьмы и зятя его имама Али. Тем самым, полагали мюриды, Фазл надеялся привлечь к учению хуруфи многочисленных на Востоке фатимидов и шиитов, верующих в Фатиму и в имама Али, что значительно сократило бы путь к всеобщему единству. Вот почему мюриды осмелились не посчитаться с решением об отлучении и привели Фатьму на встречу с Сеидом Али. Взволнованные не меньше влюбленных, мюриды, услышав из уст Насими давно не слыханное "Моя совершенная красота!" и ответное "Мой ночеокий, - мои янтарнолицый", едва сдержали слезы. Как ни укрепились они духом под влиянием учения Фазла, в раненых сердцах их продолжала неутешно жить боль от разлуки с родными и близкими по ту сторону Аракса и, глядя на двух истосковавшихся людей, радуясь и плача вместе с ними, они услышали голос Насими, такой громкозвучный, как если бы поэт обращался ко всему свету:
Слава милосердным, я увидел лицо яр!
Сердце успокаивающую ясность я увидел в лице яр!
(По учению хуруфитов, человеческое лицо можно было читать, как книгу, и так как смысл лиц Фазла и Фатьмы совпадал, то все стихи Насими, обращенные к возлюбленной - яр, обращены одновременно и к Фазлу, в символике имен которого было и яр - возлюбленный - ред.)
Фатьма расплакалась навзрыд, как ребенок, но рыдания ее потонули в страстном ликующем голосе Насими; прижимая ее головку в грубой войлочной шапке к своей груди, он отирал ей слезы и долгим взглядом смотрел ей в глаза, охваченный бесконечным восторгом. В торжестве сбывшейся встречи даже слезы Фатьмы были счастьем, и, забыв и про мюридов, и про Устада, ожидающего его в новой резиденции, Насими не видел сейчас в целом мире никого, кроме этой маленькой, хрупкой женщины.
- Я пришла вопреки запрету, - сказала Фатьма, подавив, наконец, рыдания.
Но до Насими, кажется, не дошел подлинный, смысл ее слов. Прижавшись лицом к ее головке в войлочной шапке, он прикрыл глаза и пропел начало газели, которую впоследствии в память этой встречи будут петь на меджлисах бакинские мюриды:
Добро пожаловать, душа моя утешная!
О неземная, вездесущая, нездешняя!
Пришла спросить: "Ну как ты, Насими?"
Добро пожаловать, душа моя воскресшая!
- Нежная моя, хрупкая моя! Я знал, что ты создана из отваги - и смелости, - продолжал он горячо. На каждом шагу меня подстерегали тысячи дивов, меня побивали камнями и обзывали нечестивцем; меня проклинали захиды, муфтии, садраддины, мне грозили хаганы, шахи, султаны, но дух мой не сломился потому что был созвучен с твоим духом, и я открыто и громко провозглашал повсюду наши истины! И я одолел всех и одержал победу, потому что путь мой венчала встреча с тобой!.
Насими хотелось сесть тут же, на косогоре, лицом к лицу с Фатьмой, и говорить, говорить, говорить, рассказать ей обо всем - о дальних странах, о стремлении изверившихся людей к правде, о приобщении их к хуруфизму, говорить взахлеб, горячо, так, чтобы перечеркнуть два года разлуки и чтобы любимая, изнуренная тоской, ощутила, наконец радость встречи. Речь его лилась естественно, как биение сердца, и он говорил бы и говорил в экстазе любви и счастья, если бы Фатьма с совершенно уже сухими глазами не сказала: "Отлучение остается в силе". Она провела пальцами по его лицу, по засохшим пятнам крови на груди, обняла за шею, поцеловала, оторвалась от него и отступила на шаг.
- Отлучение не будет снято. Мы не увидимся больше. Прощай! - сказала она дрогнувшим голосом, повернулась и пошла.
Свет померк в глазах Насими.
Понимая, что халифы, единодушно принявшие решение об отлучении, не так просто откажутся от него, он тем не менее сейчас, ощутив дыхание Фатьмы, касание ее губ и рук и ответный взрыв своих чувств, во сто крат сильнее был поражен бессмысленностью и чудовищной жестокостью отлучения. Почему? Неужто даже спасение Фазла от ареста и неминуемой казни не стерло с него пятен несовершенства? И чем оно заключается, это несовершенство?..
В пренебрежении к символике, в откровенности проповедей... Но нет, не в этом дело, они не все ему говорят. Странное, с недомолвками разногласие воцарилось между ним и его единомышленниками.
Фатьма уходила вверх по косогору, унося с собой его силу, его волю, обретенную было уверенность в себе.
8
Перед воротами новой резиденции Фазла стоял на огне большой медный казан, в котором варились горные травы, сильный и бодрящий запах которых, действуя, подобно эликсиру, должен был напомнить каждому, что и во времена бесконечных погромов и кровопролития красота жизни непреходяща и непобедима и что мать-природа живет по своим мудрым законам, дабы пришелец вошел к Фазлу умиротворенным, с покойной душой и ясной головой. У ворот стояли мюриды, в обязанности которых входило встретить пришедшего и расспросить о целях прихода к Фазлу.
Ни сильный запах трав, ни приветствия мюридов не отвлекли Насими от мрачного состояния души; перед глазами у него стояло изменившееся лицо Фатьмы, а в ушах звучало: "Мы не увидимся больше. Прощай!" Он вошел в ворота и, проходя по длинному, освещенному масляными светильниками коридору, ведущему во двор заброшенного караван-сарая, остановился, напоровшись, как на шип, на укоризненный взгляд Юсифа.
Вместо принятого у мусульман приветствия "салам" и ответного "алейкума-салам" хуруфиты обменивались при встрече словами "Анал-Хакк" и "Фазл-Хакк", потому что человек, сказавший некогда "Да будет вашим словом "салам" и введший в обиход приветствие "салам" - "мир", в течение двадцати трех лет разил народы мечом, обесценив тем самым слово "салам", и хуруфиты, считая его неискренним, если и обменивались им вынужденно на людях, то меж собой строго держались приветствия "Анал-Хакк".
Насими и Юсиф обменялись принятым в их среде приветствием, и вслед за этим между ними произошел разговор, который определил их взаимоотношения в будущем.
- Позови Фатьму, - сказал Насими. - Я не предстану перед Устадом, не переговорив с ней.
- Вы уже поговорили, - ответил Юсиф. Черты его побледневшего от пыток лица обозначились еще резче. Насими просительно склонил голову:
- Прошу тебя, Юсиф.
- Она не придет, если даже я позову ее.
- Но почему?!
- Ты отмечен печатью несовершенства, - ответил Юсиф, и в лице его проступило хорошо знакомое Насими выражение беспощадности.
- Откровенность моих проповедей и прямота моих речей еще не свидетельство моего несовершенства! - вспыхнув, сказал Насими. - Я не стал перечить халифам два года назад и отправился странствовать, прошел испытание, ходил на намаз, вывел Фазла из батина (Батин - дословно: нутро Людей, ищущих в Коране "внутренние" - тайные мысли, запрещенные шариатом, называли батинитами - ред.) и спас его от угрозы ареста. Что еще я должен сделать, чтобы стать достойным любви наследницы духа?
- Выход из батина временный. Никакой пользы твой намаз не принес. Ты раскрыл шаху наши тайные замыслы и дал понять, что подданные вышли из-под его власти. Он уничтожит нас!
Когда они прощались в Шемахе, Юсиф был совершенно иного мнения, в его глазах сверкала радость победы. Что же случилось, что послужило причиной такой разительной перемены?
- Твоя смелость зачаровывает, - предупреждая вопрос, объяснил Юсиф. - И я, и Махмуд - мы были восхищены твоей речью у шаха, твоей безоглядной отвагой. Но по зрелом размышлении поняли, что ты говорил непродуманно. Твой намаз принесет нам горе!
Насими спросил быстро:
- Фазл тоже так думает?
Юсиф отвел взгляд.
- Фазл встретит тебя как совершенного, как халифа и ученого! - заверил он Насими с коротким смешком. - По просьбе шаха Амин Махрам прислал к нам новых людей - главу купцов гаджи Нейматуллаха и друзей его, любителей вина и женщин. Они сидят сейчас у Фазла и, вместо того, чтобы слушать проповедь, пьют вино. Резиденция полна невежд! Завтра, того гляди, прибудут вельможи шаха, а послезавтра явится он сам с войском и уведет с собой Фазла. Вот плоды твоего намаза! - Юсиф задыхался, лицо его пошло красными пятнами.
