«Я понуждаю папу, чтоб он созвал собор для примирения с гуситами и для преобразования церкви; отправлюсь туда сам, если он согласится; если же не согласится, созову собор собственною моею властью. Не должно пренебрегать также и соединением с греками, потому что они исповедуют одну с нами веру, отличаясь от нас только бородами да тем, что священники у них женатые. Но этого, однако, не должно ставить им в порок, потому что греческие священники довольствуются одною женою, а латинские держат их по десяти и больше».
Слова Сигизмунда вызвали недовольство делегации поляков, среди которых было много духовных особ. Бедняги не знали главного: за их спиной успешно шли переговоры о признании Витовта королем литовских и русских земель. Император дал согласие на появление в Европе еще одного королевства; более того, им с Витовтом удалось добиться одобрения этого акта со стороны слабовольного Ягайлы.
Когда все обстоятельства происходящего в Луцке стали известны полякам, то последних поразил шок от того, что мечта о присоединении Литвы и Руси, к которой они продвигались не один десяток лет, за которую пролили много польской крови, рушится в одночасье – причем в этом есть вина их собственного короля. Лояльное отношение Сигизмунда к православию в этом свете показалось намеком, что следует забыть о планах обращения православных Великого княжества Литовского в католическую веру.
Светские и духовные именитые вельможи ругались как сапожники, досталось всем, и королю в том числе. «Разве ты нас затем сюда позвал, чтобы быть свидетелями отделения от Польши таких знатных владений?» – спрашивали Владислава польские прелаты и вельможи.
Ягайло, обливаясь слезами, клялся, что никогда не давал согласия на отделение Литовского княжества от Польши, но его заверения ничуть не успокоили подданных. Возмущенные поляки оставили Луцк; король, покинутый всеми, ближайшей ночью бежал следом.
Раздражение довольно скоро уступило место здравому размышлению. Поляки поняли, что угрожать Витовту и германскому императору – себе дороже, и попытались отвратить Витовта от рокового шага уговорами. В Вильно отправился Збигнев Олесницкий, епископ Краковский, тот самый, что недавно в Луцке довольно пренебрежительно отозвался о Витовте и его княжестве вообще. На этот раз опытный дипломат и талантливый оратор обрушил на князя неиссякаемый поток красноречия.
«Знай, – говорил он, – что корона королевская скорее уменьшит твое величие, чем возвысит: между князьями ты первый, а между королями будешь последний; что за честь в преклонных летах окружить голову небольшим количеством золота и дорогих камней, а целые народы окружить ужасами кровопролитных войн?» Витовт оказался не менее искусным демагогом.
«Никогда, – отвечал он епископу, – у меня и в голове не было намерения стать независимым королем; давно уже император убеждал меня принять королевский титул, но я не соглашался. Теперь же сам король Владислав потребовал этого от меня; уступая его мольбам, повинуясь его приказанию, я дал публично свое согласие, после чего постыдно было бы для меня отречься от своего слова».
Свою миссию епископ Краковский позорно провалил, чтобы удержать Витовта и ускользающую Литву предпринимались шаги один другого отчаяннее. «Поляки были в страшной тревоге, – пишет С. М. Соловьев, – после долгих совещаний положено было опять слать послов к Витовту, и опять отправлен был Збигнев Олесницкий вместе с Яном Тарновским, палатином Краковским. Послы удивили Витовта предложением принять корону польскую, которую уступает ему Ягайло, по старости лет уже чувствующий себя неспособным к правлению. Витовт отвечал, что считает гнусным делом принять польскую корону, отнявши ее у брата, и прибавил, что сам не станет более добиваться королевской короны, но если ее пришлют, то не откажется принять».
Почему Витовт отказался от польской короны? Собственно, как и Ягайло, он был на то время стариком, и перспектива стать «калифом на час» великого князя не устраивала. Польский трон для Витовта был бы одновременно и концом Великого княжества Литовского как независимого государства. Он предпочел стать первым королем Литвы и Руси, тогда Польша вряд ли бы смогла поглотить его государство, несмотря на решение Виленского сейма.
В последний год жизни Витовта борьба за корону литовскую – явная и тайная – разгорелась с неимоверной силой. Поляки отправили послание Папе Римскому, в котором самыми мрачными красками расписали последствия коронации Витовта и отделения Литвы от Польши: смысл его был в том, что католичество, которое успешно начало утверждаться в Княжестве Литовском и Русском, находится на краю гибели. Встревоженный папа запретил императору Сигизмунду отправлять корону Витовту, а последнему запретил ее принимать.
Упорства Витовту было не занимать – мы помним, с какой настойчивостью он ежегодно воевал Смоленск, пока не присоединил город к своим владениям. Действия папы и поляков лишь поставили два государства на грань войны. Витовт взял со своих бояр клятву верности на случай, если придется воевать с Польшей, и принялся укреплять замки. Был назначен день коронации Витовта на праздник Успения Богородицы. Однако корона от германского императора не успела прибыть к этому дню, и коронацию перенесли на праздник Рождества Богородицы. Были разосланы приглашения, в том числе его получил и великий князь Московский – внук Витовта.
В ответ поляки расставили по всему пограничью сторожевые отряды, чтобы не пропустить корону в Вильно. Им повезло: на границе Саксонии и Пруссии были захвачены послы от Сигизмунда, которые везли грамоты о присвоении Витовту королевского титула, а также известие, что корона движется следом. На охоту за ней отправились три польских рыцаря с отрядом воинов, поклявшиеся перехватить корону, хотя бы за ней пришлось отправиться на край света. И посольство Сигизмунда, видя невозможность добраться до двора Витовта, вернулось обратно вместе со злосчастной короной.
Весть об этом ужасно расстроила Витовта, он разболелся, однако надежда продолжала теплиться в старике – она уйдет только вместе с жизнью. Он понимал, что прибытие короны в Вильно зависит исключительно от поляков, и потому пригласил в гости польского короля. Зная своего слабовольного двоюродного брата, Витовт рассчитывал вырвать у него согласие на коронацию и пропуск недостающего для этого мероприятия реквизита.
Ягайло приехал; впрочем, польского короля менее всего волновала политика – он питал страсть к охоте, а в Литве располагались знакомые с юности великолепные охотничьи угодья. Польские вельможи также прекрасно знали слабохарактерность своего короля и настойчивость Витовта и потому приставили к Ягайле твердого, как кремень, все того же епископа Краковского.
Витовт принял польского короля со всеми полагающимися его особе почестями, но при этом, не переставая, просил у него согласия на коронацию. Ягайло был бы рад его дать, чтобы отвязаться от двоюродного брата и наконец отправиться на охоту, однако Збигнев Олесницкий не оставлял своего повелителя ни на мгновение.
Король намекнул Витовту, что надо сначала размягчить этот камень, имея в виду несговорчивого епископа, потому что без его согласия ничего не получится. Литовский князь предпринял массированную атаку на Олесницкого, используя в качестве оружия просьбы и подарки, «каких никто до сих пор не получал еще в Литве», но прелат не сдавался.
«Тогда Витовт прибегнул к угрозам, давая знать, что употребит все средства, рассыплет повсюду то самое золото, раздаст те самые дары, которые были приготовлены для Збигнева, чтобы лишить его краковской епископии. Но угрозы не испугали, а только ожесточили Збигнева, и Витовт должен был оставить всякую надежду преклонить его на свою сторону, а скоро тяжкая болезнь заставила его отложить все другие надежды. Витовт умер 27 октября 1430 года; главною причиною смерти полагают тяжкую скорбь о несбывшихся намерениях» (С. М. Соловьев).
Смерть Витовта обрадовала польских магнатов, но радость оказалась преждевременной. Объединения Польши и Литвы, какое было запланировано на Виленском сейме в 1401 году, не последовало.
Русская партия воспротивилась политике ополячивания и окатоличивания. После смерти Витовта часть вельмож Великого княжества Литовского избрала великим князем Свидригайло Ольгердовича, который покровительствовал православию. Свидригайло высказал недвусмысленное намерение отложиться от Польши и подкрепил его действиями. Его отряды принялись отвоевывать у союзницы отошедшие к ней южнорусские земли. Не было пощады и католическому духовенству, пленные поляки безжалостно уничтожались.
Заварушкой не преминул воспользоваться недобитый Тевтонский орден и заключил союз с мятежным литовским князем. В августе 1431 года рыцари вторглись на территорию Польши, чьи войска были заняты борьбой со Свидригайлом, и потому тевтонцы, не получая отпора, сожгли дотла 24 города и около 1000 деревень.
