Итак, в свете археологических данных становится очевидным, что в течение I тыс. н. э. область Верхнего Поднепровья являлась ареной длительного этнического состязания между местным населением — восточными балтами — и постепенно двигавшимися из Среднего Поднепровья славянами. Победу одержали славянские группировки, достигшие более высокого уровня экономики, культуры и общественных отношений. К исходу I тыс. н. э. процесс ассимиляции верхнеднепровских балтов в основном завершился; они смешались со славянами, утратили свой язык и особенности культуры. Летописцы уже ничего не знали о том, что «перьвыми насельницами» Верхнего Поднепровья были балтийские племена. Лишь одна только голядь получила отражение в летописи. Голядь обитала до XII в. в западной части Волго-Окского междуречья, на северных рубежах земли вятичей.
В русской историографии и в археологических исследованиях не раз поднимался вопрос о том, что представляли собой перечисленные в «Повести временных лет» восточнославянские объединения: словени, кривичи, радимичи, вятичи и др. Обычно их называют племенами, хотя контекст летописи не содержит для этого никаких оснований. Неизвестно, были ли эти объединения древними этническими подразделениями или в них следует видеть новообразования, возникшие незадолго до сложения Древнерусского государства.
В исследованиях А. А. Шахматова, А. А. Спицына и некоторых других филологов и археологов конца XIX — начала XX в. летописные «племена» рассматривались в качестве особых этнических подразделений. А. А. Шахматов полагал, что между современными русскими, украинскими и белорусскими диалектами и летописными восточнославянскими группировками имелась генетическая преемственность, что вятичи, словени, кривичи и другие группы отличались друг от друга в диалектном отношении.
A. А. Спицын, рассматривая древнерусские курганные древности XI–XII вв., пришел к мысли, что в этих древностях «намечается столько же археологических типов и районов, сколько летопись перечисляет древнерусских племен» и что «дальнейшее расширение исследований соответствующих курганов даст вполне точную карту расселения древнерусских племен времени Начальной летописи».[52]
Другую точку зрения на летописные группировки обосновали историки, исходившие из того, что этногеографическая картина «Повести временных лет» является результатом расселения славян по Русской равнине, в условиях которого древние племена разрушались и возникали новые объединения. Так думал B. О. Ключевский. Наиболее определенно высказывался по этому поводу автор «Исторической географии» С. М. Середонин. «Из местных названий XI века летопись сделала „племена“ восточного славянства», — писал он. «Сравнительно небольшими группами, часто отдельными семьями, славянские племена расползались по великой Восточно-Европейской равнине. Вследствие этого постоянно изменялись границы Русской земли, распадались прежние союзы, на их месте образовывались новые, которые уже нельзя считать союзами лиц, связанных единством происхождения»[53].
Дальнейшие розыскания показали, что оба приведенных выше мнения о летописных группировках нуждаются в значительных коррективах. Исследования в области исторической диалектологии подтвердили мысль о лексической пестроте древнерусской речи, но не выявили таких материалов, которые позволили бы утверждать, что древнерусские группировки — кривичи, вятичи, радимичи и др. — имели свои исконные различные диалекты. «Дальнейшее расширение исследований» древнерусских курганных древностей, на которое возлагал свои надежды А. А. Спицын, так и не привело к составлению «вполне точной карты расселения древнерусских племен». Было обращено внимание на то, что определенные А. А. Спицыным археологические признаки, отличающие одно «племя» от другого, не были древними, а появились лишь в начале II тыс. н. э., когда «племена» уже сходили с исторической сцены.
Речь идет здесь о важном в древности признаке — предметах убора женского костюма, прежде всего о височных кольцах. Ромбощитковые кольца словен новгородских, семилопастные — вятичей, семилучевые — радимичей и т. д., как и сопутствующие им другие специфические украшения, были новообразованием. Они появились лишь на рубеже I и II тыс. н. э. Славяно-русские древности предшествующих IX–X вв. не содержат таких предметов убора, по которым можно было бы бесспорно определять различные древнерусские «племена».
Привлечение материалов третьей четверти I тыс. н. э. — перечисленных выше вариантов погребальных сооружений (сопки, длинные курганы, курганы и деревянные «домовины»), относящихся ко времени, когда «племена» должны были составлять еще суверенные образования, обещало как будто бы очень многое. Но стало выясняться, что эти варианты погребальных сооружений возникли, по-видимому, не без участия балтийского субстрата. Вятичское височное кольцо, как заказано выше, также имело балтийский прототип. То же самое можно сказать и о некоторых других предметах убора, обычных для древнерусских курганных древностей. Изучение верхнеднепровской гидронимии выявило мощный пласт балтийских наименований, как и археологические данные, свидетельствующий о том, что восточные балты «вросли» в восточнославянское население, что вплоть до последних веков I тыс. н. э. они были в некоторых частях Верхнего Поднепровья вполне реальной величиной.
Как же следует согласовать между собой все эти данные, какую картину они рисуют? На их основании и в свете всего сказанного ранее становится, во-первых, очевидным, что восточно-славянские группировки — словени, вятичи, кривичи и др. — не были древними, исконными образованиями, славянскими племенами или племенными группами, связанными единством происхождения. Они сложились в Верхнем Поднепровье где-то в середине І тыс. н. э. Во-вторых, группировки эти образовались не из одних только славянских элементов, но и из местных балтов, подвергшихся ассимиляции. Это были территориальные, политические союзы, возникшие уже на исходе первобытной истории. Летопись указывает, что до включения этих группировок в состав Киевской державы, у них были свои «княжения». Известны имена князей: легендарных Вятко и Радима у вятичей и радимичей; вполне достоверных Ходоты с сыном и Мала у вятичей и древлян и др. Развитие этих союзов шло по пути превращения их в государства.
Но не противоречат ли этому факты, указывающие, что вятичи, кривичи, радимичи и другие группировки имели некоторые свои отличительные признаки в культуре? Археологические признаки «племен», как уже указано, особенно отчетливо проявились в начале II тыс. н. э., когда суверенному существованию древнерусских группировок уже пришел конец. Эти признаки складывались на основе как славянских, так и балтийских элементов. Одновременно завершался процесс ассимиляции славянской средой днепровских балтов. Иными словами, внутри летописных группировок шел исторический процесс консолидации различных этнических элементов, представлявший собой в ту эпоху не что иное, как процесс формирования народностей. Словене новгородские, кривичи, вятичи, радимичи и другие были не только племенными объединениями, но и примитивными народностями, или «народцами», находящимися на разных уровнях консолидации и мало-помалу поглощаемыми складывающейся древнерусской народностью. Эту мысль автор высказал еще в начале 50-х годов.[54] Но тогда славянские древности I тыс. н. э. были известны еще очень плохо, оставались неисследованными древности верхнеднепровских балтов, была неясной роль балтов в образовании восточнославянских группировок. Теперь, после новых археологических, гидронимических и других исследований, все это значительно разъяснилось.
В этой связи необходимо отметить еще одно ошибочное положение в работах В. В. Седова. Он полагает, что днепровские балты послужили компонентом не древнерусских летописных группировок и древнерусской народности, а лишь той ее части, на основе которой впоследствии, через несколько веков, сложилась белорусская средневековая народность. По его мнению, балтийский компонент является специфической особенностью этой народности. В свете всего сказанного выше ошибочность точки зрения В. В. Седова представляется бесспорной.[55]
Совсем неверной представляется мне попытка И. И. Ляпушкина изобразить картину жизни и культуры восточных славянских группировок накануне образования Древнерусского государства по сути дела вне какой-либо связи с историей культуры балтов и других этнических группировок, послуживших для славян субстратом на огромных пространствах Восточной Европы. В своей последней книге, посвященной славянским племенам конца I тыс. н. э., И. И. Ляпушкин уклонился от рассмотрения многих групп раннесредневековых древностей Верхнего Поднепровья и его периферии (длинных курганов, сопок и др.), указав, что их отношение к славянам является далеко не определенным, а во многих случаях спорным.[56] Но эта неопределенность, то что черты культуры славян выступают в ряде случаев не в чистом виде, а в сочетании с элементами культуры других этнических группировок, отражает вполне реальную картину исторического процесса.
