Отец Иакинф был плохим монахом, но хорошим ученым. Именно Н.Я.Бичурин стоит у истоков отечественной синологии. Способный к языкам (до приезда в Китай он знал латынь, греческий, немецкий, французский), Иакинф выучил не только китайский, но также маньчжурский и монгольский, составил китайскорусский (многотомный) и маньчжурскорусский словари, написал первый в России учебник китайского языка.
Лауреат Демидовской премии и член-корреспондент Академии наук, хороший знакомый Пушкина и Гоголя, Бичурин печатался в «Отечественных записках», «Русском вестнике», «Москвитянине», «Телескопе», но в историю науки он вошел как исследователь и переводчик древних и средневековых китайских хроник. Составленное им трехтомное «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (тематическая подборка цитат из китайских исторических сочинений, касающихся истории народов Центральной Азии) более чем на сто лет станет важнейшим источником для всех исследователей Центральной Азии, не знавших китайского языка. И теперь трудно найти серьезную монографию о Центральной Азии и Северном Китае в Средние века, в которой не было бы ссылок на Бичурина.
В Средние века о хазарах много писали арабы, гораздо меньше – греки, совсем мало – русские. От самих хазар сохранилось только два документа, они написаны не на хазарском, а на древнееврейском. Первый – письмо хазарского малика (царя, но не кагана) Иосифа Хасдаю ибн-Шапруту, придворному врачу халифа Андалузии и дипломату, этническому еврею, который по мере сил пытался защищать права своего народа. Другой документ – письмо неизвестного хазарского иудея все тому же ибн-Шапруту. Оно оказалось в Кембриджском собрании древних рукописей, поэтому его автор и называется в исторической литературе «Кембриджским анонимом». Письма были переведены на русский, опубликованы и прокомментированы Павлом Константиновичем Коковцевым, известнейшим востоковедом-семитологом.
Средневековые мусульманские историки и географы вопрос о происхождении хазар только запутали. Они писали, что хазары происходят от Яфета, сына Нуха (Ноя). Но к Яфету возводили родословие всех северных народов, от тюрков до славян, а историки берут сведения о происхождении из исторических источников, то есть у тех же арабских ученых и византийских хронистов, поэтому все попытки связать происхождение хазар с тюрками, савирами или другими древними народами – это чистые реконструкции, основанные на вольных интерпретациях и домыслах.
На рубеже пятидесятых-шестидесятых годов XX века уровень Каспия снижался от года к году, и ученые уверенно прогнозировали его дальнейшее падение. Начали возвращаться к появившейся еще в XIX веке идее поворота Оби, Иртыша и рек русского севера на юг, чтобы принести воду в полупустыни Казахстана и «спасти» Каспийское море. Хотя известна была и другая точка зрения. Академик Л.С.Берг еще много лет назад утверждал: «Ни о каком беспрерывном падении уровня Каспия за историческое время не может быть и речи. Период низкого стояния, начавшийся после 1820 г. и продолжающийся и поныне, должен, по всем видимостям, смениться периодом высокого стояния».
Тем не менее в 1971 году часть стока Печоры решили перебросить в Колву, реку бассейна Камы, а значит, и Волги. Чтобы облегчить постройку канала, даже взорвали ядерный заряд («мирный ядерный взрыв в интересах народного хозяйства»), отравив радиацией приуральскую тайгу. А в конце семидесятых уже приступили к разработке окончательного проекта поворота рек. Над ним работало 112 институтов, в том числе 32 академических! Повороту помешали не только протесты общественности, не только заключение Бюро отделения математики АН СССР «о научной несостоятельности методики прогнозирования» уровня Каспийского моря и не только недостаток государственных средств, но и сама природа. Каспийское море с конца 1970х начало стремительно прибывать, затапливая прибрежные постройки. За двадцать лет его уровень повысился более чем на два метра. К началу нулевых его уровень немного понизился, но в последние годы опять начал повышаться.
Как оказалось, Берг, Абросов, Гумилев были правы, а связана ли новая трансгрессия Каспия с переменившимся направлением циклонов, должна ответить уже современная наука.
Разумеется, эти исследования и сами еще нуждаются в перепроверке, а статьи Гумилева об этноландшафтных регионах Евразии и гетерохронности надо воспринимать критически.
Например, исследования советских и российских археологов подтверждают выводы Гумилева лишь отчасти. Академик В.В.Седов в своем докладе об этногенезе славян рассказывал о настоящей экологической катастрофе, постигшей лесную (гумидную) зону в IV-V веках: «…резкий рост увлажненности почвы, что было обусловлено и увеличением осадков, и трансгрессией Балтийского моря. Повысился уровень рек и озер, поднялись грунтовые воды, разрослись болота. Многие поселения римского времени оказались затопленными или подтопленными, а пахотные земли – непригодными для земледелия. Значительные массы населения вынуждены были покинуть Висло-Одерский регион…»
Примерно такую же картину описывал Гумилев. Но переувлажнение лесной зоны должно совпадать с усыханием степной, а здесь начинаются расхождения. По мнению Гумилева, в III-IV веках была засуха, но в V веке циклоны вернулись на юг, а значит, переувлажнение закончилось. Болота должны были отступить, реки – вернуться в старые русла. Однако Седов утверждает, что пик переувлажнения был как раз в V веке.
Квинт Фабий Максим, римский полководец, участник Второй пунической войны, консул и диктатор, получил это прозвище за избранную тактику: он не ввязывался в большие сражения с непобедимым тогда Ганнибалом, а старался истощить карфагенскую (то есть как раз пуническую) армию мелкими стычками, долгой партизанской войной. За это его и прозвали Кунктатором («Замедлителем»). Однако ничего общего с деятельностью этого неутомимого и мудрого воина поведение Льва Николаевича не имело: «…он совершил предательство: бросил бумаги у Пуниных на 3 месяца», — записала в дневнике Лидия Чуковская 26 июня 1966 года.
Кажется, одним из первых с Гумилевым согласился Николай Васильевич Глотов, ученик Тимофеева-Ресовского. В сентябре-октябре 1968-го Глотов впервые в жизни побывал в Восточной Германии и написал о своих наблюдениях Гумилеву. Эти наблюдения так интересны, что не удержусь от цитаты:
«Глядя на немцев, я сделал такой вывод: "каждый из них (почти каждый) мог бы быть русским, но все вместе они – немцы". <…> Вся жизнь строится на великом множестве мелких несходств. Вот входишь в автобус – и начинается… если есть свободное место, ты обязан (здесь и далее подчеркнуто Глотовым. – С.Б.) сесть; обращаясь к кондуктору, не можешь не добавить "пожалуйста"… отсутствие "пожалуйста" – катастрофа… никто не передаст деньги на билет… никто не "готовится" к выходу… Каждая из мелочей в отдельности – пустяк, зная о нем, ничего не стоит сделать "как все". Но всех мелочей узнать нельзя. Поэтому довольно скоро заметят, что "что-то" не так, потом доброжелательно спросят: "Иностранец?"»
Что отделяет одну нацию от другой? Где барьер? «Барьер – тысяча мелочей… а совокупность их, наверное, называется поведением. Вот она – сигнальная наследственность!» – писал Н.В.Глотов.
Александр Миронов, кандидат медицинских наук, клеточный биолог и один из создателей сайта «Гумилёвика», дал пассионарности свою профессиональную оценку: «…вся "соль пассионарности" заключается в поведенческих реакциях, которыми определяется тип характера конкретного человека или, например, собаки (агрессивный, тихий и т. д.). Эти реакции обусловлены специфичным для каждого индивидуума набором нейромедиаторов и соответствующих рецепторов в головном мозге. Воспитание может только модифицировать то, что уже есть. Если человек – трус, то его нельзя сделать героем. Научить преодолевать страх можно, но научить безрассудным поступкам нельзя. А т. к. все эти рецепторы и медиаторы являются белками, то информация о них заключена в генах».
Биографы Тимофеева-Ресовского – Гранин, Шноль, Бабков и Сака нян – слишком снисходительны к нему, а современникинедоброжелатели, распространявшие зловещие слухи, слишком предвзяты и злы. В любом случае клеветникам верить не стоит. Только вот что наводит на размышления. В 1987 году сын Тимофеева-Ресовского Андрей потребовал реабилитации отца. Его поддержали академики Вонсовский, Яблоков и другие ученые. Как раз в это время появилась повесть Даниила Гранина «Зубр». Писатель ученого оправдал совершенно, но Главная военная прокуратура подняла документы, собранные следствием еще в 1945 году, когда Тимофеев-Ресовский был арестован и этапирован в СССР, и – неслыханное для тех времен дело – Тимофеева-Ресовского не только не реабилитировали, но еще раз, уже посмертно, обвинили в измене Родине, которая выразилась «в форме перехода на сторону врага». Тимофеев-Ресовский будто бы «лично сам и совместно с сотрудниками активно занимался исследованиями, связанными с совершенствованием военной мощи фашистской Германии». Речь шла об участии в немецком урановом проекте и даже в развитии «расовой теории фашизма». Последнее обвинение, впрочем, можно предъявить многим специалистам по генетике популяций.
