их переделкам, Л., 1932, стр. 31, 44, 69. — «Надмение» — дутье (отсюда «надменный» — надутый). От этого же корня происходит и глагол «дмать» (очевидно, в форме «дмати») и название горна — «домна» (дъмна), «домница». Последний термин очень част в писцовых книгах XV–XVII вв., особенно новгородских. Но к этому времени термин «домница» уже утратил свой первоначальный смысл и обозначал уже не плавильную печь с применением дутья, а целое предприятие, в котором могло быть две или несколько печей. Но для самой плавильной печи мы должны восстановить старое название «домница» вместо искусственного и сложного наименования «сыродутный горн». Горн — это печь вообще или, более узко, — печь для обжига горшков. В кузнечном деле горн — передняя часть печи, в которой разогревается железо. В домницах XV–XVII вв. плавильные сооружения называются не горнами, а печами. С появлением дутья, «надмения мешного», печь или горн превратились в «домницу», а с разрастанием производства термин «домница» охватил все печи с применением мехов.
Этого же корня слово «кръч» — кузнец, ковач железа и «кърка» (корка) слиток серебра. — См. И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка.
Аналогичной формы крицы в количестве 13 штук были найдены на Сев. Кавказе. Содержание железа — 88 % (Кызбурунский клад), средний вес — 2600 г. Все крицы имели секторовидный разруб. Дата их — около XI–XII вв. («Археологические исследования в РСФСР в 1934–1936 гг.», М.-Л., 1941, табл. XXXVII, рис. 3).
Акад. С.Г. Струмилин. Черная металлургия в России и в СССР, М.-Л., 1935, стр. 113.
«Савецка Краiна», 1932, № 2. Карта домниц.
П.Н. Третьяков. Ук. соч.
См., напр., кузницу в Проскуринском городище. — Б.А. Рыбакоў. Радзiмiчы, стр. 105.
Материалы Орловского областного музея.
а) Подболотьевский могильник (В.А. Городцов. Ук. соч.);
б) Житомирский могильник (С.С. Гамченко. Житомирский могильник, Житомир, 1888);
в) курган близ Пересопницы (Е. Мельник. Раскопки в земле Лучан. — «Труды XI Археол. съезда», М., 1901, т. I, стр. 479–576);
г) курган у с. Б. Брембола близ Переяславля Залесского (А.С. Уваров. Меряне и их быт по курганным раскопкам);
д) курган в Шестовицах под Черниговом (T. Arne. Die Holzkamergräber. Aus der Wikingerzeit in der Ukraine. — «Acta Archaeologica», Bd. II, вып. 3, Kopengagen, 1931, стр. 285–302.
Все нижеприведенные примеры взяты из «Материалов для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского.
См. примеры, приведенные Срезневским: «Злато и серебро, еже есть в ней кузнь…»; «женская кузнь» в смысле украшений; «безценная кузнь».
Ипатьевская летопись 1259 г. — Встречается также «кузнец златой».
И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка (под соответственными словами).
Смысловая связь горнца с горном может быть объяснена и иначе: печь (горн) и ее необходимое хозяйственное дополнение (горнец).
Rawdonikas. Die Normannen der Wikingerzeit und das Ladogagebiet, Stockholm, 1930.
В.П. Волковицкий. Кузнечное дело (ручная ковка), Харьков, 1927, стр. 48, рис. 11.
На византийской костяной пластинке X–XI вв. изображена кузница, в которой женщина раздувает мех конической формы (Dalton. Byzantin Art and Archeology, Oxford, 1911). Применялась ли эта система на Руси неизвестно. В чешской лицевой рукописи XIII в. изображены меха обычной сердцевидной формы.
Образцом простых клещей могут служить клещи из Подболотьевского могильника. Большинство известных нам кузнечных клещей происходит не из деревенских, а из городских кузниц (Старая Рязань, Княжья Гора, Девичь-Гора, Новгород, Вышгород, Шестовицы и др.), но особого различия между теми и другими незаметно.
С.С. Гамченко. Ук. соч.
ГИМ. Коллекции из раскопок А.С. Уварова.
ГИМ. Коллекции из раскопок А.С. Уварова.
Основным материалом для анализа послужили вещи коллекций Ивановского и Бранденбурга в Новгородской земле, тщательно очищенные от ржавчины Реставрационной мастерской ГИМ. Только при условии такой очистки, возможно определение процесса изготовления: применение зубила, вкладыша, наваривание стального лезвия и т. д.
В.Ф. Скуратов. Деревенская кузница, Л., 1927, стр. 16.
Н.Е. Бранденбург. Курганы южного Приладожья. — МАР, СПб., 1895, № 18, табл. X.
А.В. Арциховский. К методике изучения серпов. ТСА РАНИОН, вып, IV, М., 1928.
В.А. Желиговский. Эволюция топора и находки на Метрострое. («По трассе первой очереди Московского метрополитена») Л., 1936.
Датировка топоров, исследованных по методу Желиговского, произведена В.П. Левашовой.
Н.И. Лебедева. Жилище и хозяйственные постройки Белорусской ССР. М., 1928. — «Сякiры», совершенно аналогичные курганным типам, мне удалось видеть на базаре в Минске в 1932 г. Курганные топоры близки также по форме к известным топорам канадских лесорубов, профиль которых определялся при помощи научных данных.
«Древности рек Оки и Камы» в обработке А.А. Спицына, вып. 1, СПб 1901.
Г.К. Гейкель. Из финляндской археологической литературы. — ИАК, СПб., 1911, вып. 38, стр. 152. — Два топора из Кексгольма являются прекрасными образцами русской кузнечной работы. Возможно, что эта находка связана с русской колонизацией древнего города Корела.
В «Калевале» кузнец Вейнемейнен, разжигая горн, всегда приказывал многочисленным рабам дуть мехами.
По данным современной этнографии, подтверждаемым двумя свидетельствами летописи, можно установить, что в древней Руси был обычай хоронить в подвенечном наряде. Так, напр., Владимир, собираясь убить Рогнеду, предлагает ей одеться «как в день посяга» (свадьбы). В 1261 г. жители Судомира, осажденного татарами, готовясь к смерти, «изодешася в брачные порты» (Ипатьевская летопись). Это обстоятельство как бы приводит все курганные инвентаря X–XIII вв. к одному знаменателю и позволяет сравнить их между собой без особенной опасности впасть в заблуждение из-за случайности подбора в каждом погребении
