Была еще пагуба и не только для гардемаринов лично. «Сочинения известного эмигранта Г[ерцена] пользовались тогда большим авторитетом, – свидетельствует В. В. Верещагин, – и офицеры “Камчатки” часто громко читали их в кают-кампании. Мы, гардемарины, совершенно зачитывались этими книгами»[215].
Не у всех хватало иммунитета. Почти открытая проповедь либеральных и революционных идей в 50–60-е годы XIX столетия разлагающе сказалась на офицерском корпусе. «Много было таких офицеров, которые с цинизмом отвергали основные принципы военной службы и, нося военный мундир, отзывались с пренебрежением о военном звании. Некоторые из них сами приняли на себя пропаганду революционных идей, даже между нижними чинами». В 1862 г. за политические преступления подверглись формальному следствию и суду до 130 офицеров[216]. Позднее напасть не обошла и однокашников П. Дурново. 13 июня 1862 г. на возвратившихся в Кронштадт из заграничного плавания фрегатах «Олег» и «Громобой» специальная комиссия произвела по доносу «повальный обыск». У гардемарина Владимира Дьяконова обнаружили 9 экземпляров воззвания «Что нужно народу», полное переплетенное издание «Колокола» за 1857–1859 гг., три выпуска «Колокола» за 1861 г., многие экземпляры за 1862 г. и другие нелегальные издания; запрещенные книги и журналы были найдены у гардемаринов Алексея Давыдова и Николая Дирина. Дьяконов был арестован и «за распространение возмутительных сочинений, враждебных общественному порядку в России», приговорен судом (3.11.1862) к заключению в крепости на 3 месяца и обойден к производству в офицеры»[217].
* * *
13 июля 1859 г. группа гардемаринов была назначена в заграничное плавание на паровых судах отряда, направлявшегося в Средиземное море; унтер-офицер П. Дурново в составе 13 гардемаринов попал на корабль «Гангут» под командой капитана 1-го ранга М. О. Дюгамеля[218].
В конце февраля 1860 г. гардемарины были переименованы в кадетов, а 3 апреля приказом генерал-адмирала произведены в гардемарины флота (о причинах этих перемен – ниже), так что вторую половину плавания они пребывали в новом качестве.
Что же такое – гардемарин флота и каково его положение на корабле?
По воспоминаниям Н. А. Римского-Корсакова, окончившего МКК в апреле 1862 г., «тогдашнее звание гардемарина [флота] получалось по окончании училищного курса. Гардемарины [флота] были свободные люди; офицерский чин получался после двухлетней службы гардемарином [флота]. Гардемарин [флота] обыкновенно назначался в двухлетнее плавание для практики. <…> На клипере нас было четверо гардемаринов [флота], товарищей по выпуску, и несколько кондукторов-штурманов и инженер-механиков. Мы помещались в одной небольшой каюте и в офицерскую кают-кампанию не допускались. Нам, гардемаринам [флота], не давали больших, ответственных поручений. Мы стояли по очереди на вахте, в помощь вахтенному офицеру. За всем этим свободного времени было довольно. На клипере была порядочная библиотека, и мы довольно много читали. Подчас велись оживленные разговоры и споры. Влияние 60-х годов коснулось и нас. Были между нами прогрессисты и ретрограды. <…> Читался Бокль, бывший в большом ходу в 60-х годах, Маколей, Стюарт Милль, Белинский, Добролюбов и т. д. Читалась и беллетристика. Мордовин (гардемарин-«прогрессист». – А. Б.) накупил в Англии массу книг английских и французских, между ними были всевозможные истории революций и цивилизаций. Было о чем поспорить. Это время было временем Герцена и Огарева с их “Колоколом”. Получался и “Колокол”»[219].
Нет сомнения, что и на «Гангуте» гардемарины читали то же и спорили так же. Петр Дурново был «ретроградом» (этим он, скорее всего, обязан был своей бабушке Вере Петровне и Н. М. Карамзину). Он серьезно готовился к военно-морской службе и столь же серьезно всматривался в окружающую его жизнь.
Примечательны в этом отношении его «Письма гардемарина с корабля “Гангутъ”», опубликованные за подписью «П[етр] Д[урново]» в Морском сборнике[220]. «Письма» эти отлично характеризуют семнадцатилетнего воспитанника Морского корпуса. Он умен, наблюдателен; впечатления его глубоки; ему интересна не только профессионально близкая сторона жизни англичан, но и общественные отношения, этнические особенности; умеет не просто фиксировать увиденное, но и достаточно интересно описывает, объясняет, сравнивает, оценивает; не зашорен – вполне объективен, хотя, быть может, несколько юношески категоричен, и чувствуется влияние «Писем русского путешественника». Если последнее верно, то это отлично характеризует пристрастия гардемарина.
Так, в Портсмуте: улицы «узкие и неправильные, <…> но очень хорошо вымощены. <…> Дома большею частью высоки и очень чисты снаружи, магазинов множество, а церквей мало, хотя Англичане народ очень набожный: в воскресенье <…> не найдете отпертого магазина, запрещены все игры, и церкви с утра до вечера полны народом. Все кипит здесь деятельностью: на улицах в простые дни гуляющих вы не увидите – все торопится и бежит куда-то, совершенно как у нас в Светлый праздник или Новый год, но с тою только разницею, что у нас бегут с пустою целью – поздравить начальника, а здесь совсем другое: как же не торопиться Англичанину, когда если он опоздает, то какое-нибудь важное коммерческое предприятие решится не в его пользу? И так для каждого существует своя цель, о которой он заботится, лелеет ее как своего ребенка. На улицах встречается очень много красных мундиров и также не мало скромных и вежливых полисменов в синих кафтанах и высоких шляпах».
Иностранцам жить в Портсмуте «страшно дорого; например, вы садитесь в коляску, и вдруг какая-то невидимая рука подсадив вас очень вежливо, чего однако ж вы не заметили, полагая, что это дело кучера, протягивается к вам и вы слышите слова: “two pence”; неизвестный господин уже не просит их – он требует, основываясь на том, что ничего не делается даром. <…> И много можно еще встретить подобных случаев – two pence с невыразимою быстротою летят из кармана, и все это потому, что вы здесь новичок и не знаете ни прав, ни обычаев расчетливых Англичан. <…> Но несмотря на все это, Портсмут великолепный город».
При осмотре строящегося корабля «Victoria» удивился тому, «что здесь еще до спуска судна набиты все кафель-планки и даже врезаны шкивы; это доказывает верность и точность, с которою составляются здесь чертежи вооружения, потому что иначе многие снасти не пришлись бы по назначенным им шкивам».
В блоковой мастерской поразила «невероятная быстрота», с которой делались там блоки, шкивы и прочее «на станках, приводимых в движение паровою машиною». Подробно описав процесс, заключает: «Подобная система делать блоки имеет только то преимущество, что при большой потребности в них, как, например, в английском флоте, не может быть нехватки ни в рабочих, ни во времени, но что касается до крепости и прочности подобных блоков, то о них хорошего сказать нельзя: все они делаются из сырого дерева, отчего, без сомнения, служат не в пример менее, нежели блоки из сухого дерева; о крепости же их и говорить нечего: очевидно, что блок на заклепках не так скоро даст трещину, как блок из целого куска».
Выделил машинное отделение, «которое по разнообразию и отчетливости производимых в нем работ, показалось нам лучшим из всех виденных нами до сих пор в этом роде».
Столярная, парусная, такелажная и малярная мастерские не произвели впечатления: «особенного в них ничего нет, то же, что и у нас».
Рассматривая чертежи строящегося корабля, заметил: «Шпангоуты, особенно носовые и кормовые, не имеют никакой постепенности в отводах, от самого киля до верха надводной части; напротив же, имеют совершенно скулистое образование наподобие латинской буквы S, что, по моему мнению, отнимает у судна плавучесть, качество столь необходимое для спокойного, успешного и более безопасного плавания. При килевой качке судно с таким образованием шпангоутов получает сильные удары волн в свои скулы, чрез что потрясается весь корабельный состав, в особенности рангоут».
О рабочих адмиралтейства: «в мастерской рабочие все вольные и, смотря по знанию и усердию, получают от 15 шиллингов до 2 фунтов в неделю; они обязаны являться в порт на работу в 6 часов утра, в 11 часов их распускают по домам обедать до 12½ часов, а в 5 пополудни шабаш, и рабочие расходятся по домам».
Под конец Портсмут надоел: «Здесь нет ни порядочного театра, ни гуляний, ни балов – одним словом, скука страшная. <…> вытянутые, серьезные физиономии Англичан до такой степени надоели, что больше уж не хочется съезжать на берег».
* * *
В связи с введением на флоте строевого звания «гардемарин флота»[221], в МКК название «гардемарин» было упразднено, а роты переименованы. Гардемаринская стала 1-й кадетской, ее старшее отделение было в 1860 г. выпускным. Высочайшим повелением от 29 февраля 1860 г. воспитанников Корпуса стали выпускать не в офицеры, а в гардемарины флота. Они должны были прослужить (непременно плавая) 2 года до мичманского чина.
