На плечи моряков легла и защита дальневосточных владений России: корветы и клипера Балтийского флота должны были посменно нести службу в Тихом океане. В 1857 г. из Кронштадта в Николаевск-на-Амуре ушел 1-й Амурский отряд судов под командованием капитана I ранга Д. И. Кузнецова. В 1858 г. – 2-й Амурский отряд капитана I ранга А. А. Попова. В 1860 г. – 3-й Амурский отряд капитана I ранга И. Ф. Лихачева. Моряки основывали посты на материковом побережье и на острове Сахалин, формировали их команды.
В начале 60-х резко обострилась международная обстановка. В 1861–начале 1862 гг. началась военная интервенция Испании, Англии и Франции в Мексику: последняя прекратила выплату долгов. Испанцы и англичане, натолкнувшись на народное сопротивление, оставили Мексику; французы же остались и в 1863 г. взяли Мехико.
Англия и Франция почти открыто вмешались в Гражданскую войну в Северо-американских соединенных штатах, поддержав южан: последние поставляли им дешевый хлопок, а промышленность северян успешно конкурировала с английской и французской. Южане одерживали победы, их рейдеры жгли и топили торговые суда северян. Реальной оказывалась угроза вторжения из Мексики 40-тысячного французского экспедиционного корпуса.
Восстание поляков в январе 1863 г. быстро переросло в настоящую войну. Их тут же поддержали Англия, Франция и Австро-Венгрия; к ним присоединились Швеция, Италия и Испания. Наполеон III предложил восстановить Польшу в границах до ее 1-го раздела, что означало перекройку политической карты Европы; предполагалось также отторжение от России части Северного Кавказа для удовлетворения Турции. Угроза новой войны с европейской коалицией оказывалась вполне реальной.
Освещение всех этих проблем в русской и иностранной прессе, обсуждение и анализ их в кают-кампаниях, непосредственное участие в событиях – все это способствовало гражданскому становлению офицерской молодежи, осознанию ею геополитического положения Отечества, проблем его безопасности и развития и существенно облегчило постижение ею капитального факта мировой истории – борьбы народов за существование, господства силы на международной арене.
* * *
17 октября 1860 г. П. Дурново назначен на клипер «Гайдамак», шедший под командованием капитан-лейтенанта А. А. Пещурова на Дальний Восток[228]. Переход был долгий, трудный, опасный (от «желтой горячки» умерли мичман Меньшиков и унтер-офицер Недович), но и интересный: почти на две недели задержались в Плимуте (клипер вооружался, отделывался; загружали уголь, живность, зелень), заходили в Порто-Гранде, Рио-де-Жанейро, Гонконг и порты Китая. 31 июля 1861 г. «Гайдамак» бросил якорь в заливе Посьета.
В заливе Петра Великого клипер нес крейсерскую службу, экипаж участвовал в описных и гидрографических работах. 27 июля 1861 г. дожди и туманы не позволили команде описывать бухту Врангеля и вести астрономические наблюдения, и клипер укрылся в бухте, еще не обозначенной на карте; ее исследовали и назвали в честь своего судна – «Гайдамак».
26 августа «Гайдамак» пришел к посту Дуэ[229] за углем, когда с ним произошла катастрофа. Вот как она описана А. К. Де Ливроном: «Через 2 дня после прихода “Гайдамака” в Дуэ, слабо дувший дотоле NW стал ночью вдруг крепчать, и клипер должен был по указаниям лоции немедленно сняться с якоря и уходить в море; пока он собирался, стали налетать жестокие шквалы, разведшие сразу огромное волнение. Клипер немного подрейфовало к берегу, и вследствие этого, в ожидании возвращения баркаса с командой, ездившей в баню, приказано было бросить второй якорь; шквал за шквалом налетал с неимоверной силой, и канаты вытягивались в струну, между тем как якоря понемногу ползли. Наконец баркас возвратился, его подняли, а к этому времени поспели и пары. Чтобы удержаться на месте, дали полный ход машине, но ничто не помогало. Клипер наконец коснулся камней, и от сильных ударов о грунт ему вышибло с места раму с винтом; руль также получил повреждение. У одного из становых якорей, равно как и у запасного, лопнули цепи, и тогда капитан, предвидя неизбежную гибель судна, решился прибегнуть к последнему средству – выброситься на берег. А. А. Пещуров выказал в этом случае полное хладнокровие и мужество. Взяв рупор, он лично скомандовал: “Паруса ставить!”, “марсовые на марс!”, “живо!”. Стакселем заворотил клипер, отклепал канат и направил нос судна в небольшую песчаную лощину и под зарефленными марселями врезался в мягкий берег рядом с небольшою каменною грядою, несколько выступавшей из общего очертания береговой линии»[230].
На следующий день разобрали машину, разгрузили судно. «Люди работали лихо, предвидя, что их скоро вывезут с этого негостеприимного, каторжного острова. Офицеры и команда были помещены в бараках местного гарнизона, а для хранения выгруженных с судна предметов возле самого клипера был выстроен большой дощатый сарай».
Через 3 дня в Дуэ зашел адмирал И. Ф. Лихачев на пароход-корвете «Америка». Был составлен акт, «которым “Гайдамак” признавался уже совершенно непригодным для дальнейшей службы судном, причем предполагалось превратить его в блокшив и оставить на этом месте догнивать свой бесславный век. В таком смысле было составлено и донесение в Петербург».
П. Дурново оставался на «Гайдамаке» до 4 октября 1861 г., когда был переведен на транспорт «Японец». Все это время – с 28 августа по 4 октября – он активно участвовал во всех работах по спасению судна: 22 сентября была предпринята неудачная попытка сняться с помощью «Америки», 23-го клиперу удалось сняться самому, и он оставался на вольной воде до 25-го, надеясь на буксире следовать в Кастри, однако «Америка» ушла еще 22-го; потеряв надежду уйти из Дуэ, клипер при полной воде “должен был опять втянуться на отмель”; стали готовиться к зимовке: строить помещение для команды, вытаскивать судно далее на берег и делать ограждение его.
Сменивший тут И. Ф. Лихачева А. А. Попов «решил во что бы то ни стало стащить его на вольную воду и, снова включив его в списки флота, пустить в плаванье по морям». 31 мая 1862 г. «Гайдамак» стащили с мели, отвели на буксире в де Кастри, а затем – в Шанхай, и через 1½ месяца клипер, «как возродившийся феникс, уже красовался на рейде чистеньким и обновленным»[231].
Полтора месяца плавал гардемарин флота П. Дурново на транспорте «Японец»[232] под командой капитан-лейтенанта Н. Я. Шкота у берегов Восточной Сибири. Здесь он, возможно, встретился с К. Станюковичем: 2 ноября 1861 г. последний, выписавшись из Владивостокского лазарета, был приписан к транспорту.
18 ноября 1861 г. П. Дурново переведен на клипер «Наездник»[233] под командой капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина. Здесь он впервые встретился с юнкером А. А. Бирилевым, ставшим впоследствии его сочленом по Совету министров и Государственному Совету.
С 6 мая по 16 августа 1862 г. П. Дурново на корвете «Посадник»[234] под командою флигель-адъютанта Н. А. Бирилева в плаваньи у берегов Китая и Японии.
С 16 августа по 7 ноября 1862 г. П. Дурново на лодке «Морж»[235] под командою лейтенанта А. М. Линдена в плавании у берегов Китая и Японии. 27 августа приказом по флоту 19-летний П. Дурново произведен в мичманы (он стал получать 340 рублей жалования и 114 руб. 30 коп. квартирных). Здесь он познакомился с мичманом Ф. К. Авеланом, будущим адмиралом (1905) и членом Государственного Совета (1914).
7 ноября 1862 г. мичман П. Дурново назначен вахтенным офицером на корвет «Калевала»[236] под командой капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина. Здесь он снова встретился с юнкером А. А. Бирилевым. Корвет заходил в Нагасаки, на два месяца его ставили в док в Шанхае. В таких случаях команда сходила на берег.
«Нагасаки, – пишет А. К. Де Ливрон, – был всегда нашим излюбленным портом. Близ этого города через залив, в углу рейда, находится небольшая японская деревня Инаса, куда обыкновенно свозились команды на прогулку. Там все, не исключая детей и женщин, довольно сносно объяснялись по-русски. В Инасе еще жил тогда старик Сига, бывший бонза местного храма, и наши поставщики».
Атмосфера среди офицерской молодежи была непринужденной. «В каютах, – вспоминал А. К. Де Ливрон, – мы обыкновенно обсуждали разные повседневные служебные вопросы судовой жизни, а также рассказывали анекдоты, строили планы на будущее и, наконец, вспоминали свои береговые похождения. Это были вполне невинные собрания, и они всегда носили характер взаимных дружелюбных отношений, которые не имели ничего общего с служебными интересами. В то счастливое время морской ценз еще не существовал, так что мы были совершенно свободны от тисков зависти, карьеризма и заискивания перед начальством»[237].
После Шанхая «Калевала» ушла во Владивосток, а весной 1863 г. команда корвета в составе экспедиции подполковника корпуса флотских штурманов В. М. Бабкина занималась исследованиями залива Петра Великого. На карте появились гидрографические названия по именам судов Тихоокеанской эскадры и в честь ее офицеров. Поздравил и Ф. Н. Желтухин своих офицеров: три рядом стоящих из островов Римского – Корсакова получили имена мичманов, служивших тогда на «Калевале» – Я. А. Гильтебранта, А. К. Де Ливрона и П. Н. Дурново. (Легко представить, какие чувства переполняли молодых офицеров от сознания своей причастности к большому русскому делу – закреплению и освоению обширного богатого края.)
