– «Отправление!» – крикнул Сигизмунд, – невнятно продолжал принц. – Я не сразу изобразил звук отправляющегося локомотива, и Генрих нетерпеливо взобрался на стул, на котором ему разрешалось только сидеть, а затем крикнул: «Отправление – отправление…» И когда он кричал это, то сделал неудачное движение, его стул опрокинулся. Генрих упал, ударившись головой, и не двигался. Сначала наши врачи, фон Штарке и Зимерлинг, пытались утешить родителей тем, что это всего лишь сотрясение мозга. Но через три дня они поняли, что произошло кровоизлияние в мозг в тяжелой форме, в какой оно случается только у гемофиликов. И они знали, что надежды нет… Генрих умер через шестнадцать дней, в пятницу, 26 февраля 1904 года. А несколько дней спустя моя мать вместе с Сигизмундом и со мной стояла во дворе замка, и мы смотрели, как унтер-офицеры вынесли гроб, как отец шел за гробом, большой и здоровый, но сутулый, потому что у него были сыновья, которые родились, чтобы умирать… Да… – Он прервался и смотрел на нее будто бы издалека. – Да, – прошептал он изменившимся голосом, – что я сейчас говорил? Ох, я уже не знаю. Посмотри, что у меня на губе?.. Я чувствую какой-то странный вкус во рту…
У нее словно перехватило горло. Она видела крошечные красные проблески в уголках рта – это была кровь, которая снова сочилась из желудка.
Она попыталась сдержать охватившее ее парализующее разочарование.
– Ах, – сказала она, едва владея своим голосом, – когда ты чувствуешь голод, это всегда значит, что самое тяжелое позади…
Он прикрыл глаза.
– Да, – прошептал он, – конечно, это только голод. Я так давно ничего не ел.
Дрожащей рукой она вытерла ему уголки рта и спрятала платок, весь в красных пятнах. Взяла чашку с овсяным отваром, который уже давно был приготовлен. Поднесла чашку к его губам и подумала: «Боже, не дай ему понять, что произошло, не отнимай у него снова надежду…»
Он медленно выпил.
– Спасибо, – сказал он, напившись, – теперь я хочу спать…
Ей ненадолго хватило выдержки сидеть около спящего. Часы показывали двадцать пять минут двенадцатого. Она подумала: «Теперь мне самой надо найти врача. А если меня расстреляют…» Но она дошла только до двери: открыв ее, принцесса увидела свою камеристку, которая пыталась пробиться в лазарет.
– Врачи не смогут прийти, – сказала она, – мне сказала это сестра из монастыря, которую американцы впускают и выпускают. Врачи пытались прийти сюда несколько часов назад. Но американцы не выпустили их из лазарета. Они привезли много тяжелобольных заключенных из концентрационных лагерей, и врачи должны остаться, чтобы помогать им…
Принцесса оперлась о косяк двери. Потом сказала:
– Я сама пойду туда.
Но камеристка преградила ей путь.
– Нет, – сказала она. – Туда вам не пройти… Есть только одна надежда. Молодого врача, чью кровь переливали принцу, привезли в ратушу за медикаментами для заключенных. Там находится комендант города, американец. Врач говорит по-английски. Он попытается получить у коменданта пропуск для доктора Гертриха. – Она схватила руки принцессы. – Пожалуйста, подождите, – попросила она. – Если вы туда пойдете, вас арестуют так же, как и других. И что тогда будет с его высочеством!
5
Пробило три часа, четыре, пять. Время шло, а Тисс все сидел на скамейке в коридоре ратуши и ждал, когда его примет «командующий офицер». Пробило половину шестого.
Тисс всякий раз поднимался, когда открывалась дверь. Но никто не звал его. Он наблюдал за странной суетой столь же странных немцев, которые часами тихо бродили здесь и исчезали за той или иной дверью: отбросы общества, доносчики, карьеристы, обиженные, почувствовавшие, что настает их час, собранные из подонков дружинники, приводившие на арест других немцев. Если бы он пришел в ратушу для того, чтобы получить представление о достоинстве и ничтожестве человеческого характера, то эти часы дали бы ему больше, чем все, что он пережил до сих пор. Но он был здесь не для этого. Он был здесь, чтобы просить за старого человека.
Наконец без десяти шесть открылась дверь с картонной табличкой «Commanding Officer», и чей-то голос выкрикнул его фамилию. Вскоре Тисс стоял перед американским майором, который испытующе рассматривал его темными глазами.
– Что вы хотите? – спросил он. – Говорите кратко. У меня мало времени.
Тисс ответил коротко, насколько позволяло ему ограниченное знание английского языка. Он заранее порылся в словаре и запомнил нужные английские слова.
– Недалеко отсюда, – сказал он, – лежит в постели человек, у которого одна из самых редких и опасных болезней на свете. У него гемофилия. Его кровь не сворачивается, и если начинается кровотечение, то спасти его могут только многократные переливания крови.
– Очень интересно, – кратко сказал майор, – но при чем тут я? Сделайте ему переливание крови.
– Мы не можем.
– Почему?
– Капитан медицинской службы лазарета доктор Гертрих лечил больного и сделал ему два переливания. Вчера вечером больной начал поправляться. Но сегодня утром капитану запретили покидать лазарет, и сам я оказался здесь только случайно. Нам нужен пропуск, чтобы пройти к больному, – его дом в ста метрах от лазарета. Пропуск нужен очень срочно – со вчерашнего вечера прошло больше восемнадцати часов. Может быть, сейчас уже слишком поздно.
– Это все? – нетерпеливо сказал майор. – Я дам вам пропуск. Но скоро начнется комендантский час. Вы получите пропуск на завтрашнее утро.
«Господи Боже, – спросил себя Тисс, – доживет ли он до утра?» Но потом подумал: «Все-таки это лучше, чем ничего. Что мы можем сделать еще?»
Он вышел в коридор и пожалел, что не задержался у майора, потому что в дверь ратуши вошел тощий капитан из лазарета. Капитан уже заметил его.
– Что вы здесь делаете? – спросил он резко. – Вам запрещено покидать лазарет. Как вы сюда попали?
– Сержант из аптеки взял меня с собой, – сказал Тисс.
– Вот оно как, сержант. Но сержант уже несколько часов в лазарете. Вы его подкупили?
– Мне не нужно было его подкупать, – сказал Тисс. – Просто оказалось, что у сержанта есть сердце, чтобы помочь больному человеку.
– Ага, – понял капитан. – Я сейчас же велю отвести вас в лазарет и взять под охрану. Я позабочусь о том, чтобы ваша любовь к прусским юнкерам поостыла.
– Вы можете делать что хотите, – потерял самообладание Тисс. – Но завтра утром доктор Гертрих и я отправимся к больному и сделаем то, к чему обязывает врачебный долг.
– Вам следовало пораньше вспомнить о своих человеческих обязанностях перед другими людьми. Я посажу вас под арест, и вашего капитана тоже.
– Не посадите, потому что комендант выдал нам пропуск.
Тисс понял, что он совершил ошибку.
– Ну нет, – сказал капитан, – пропуск! Хорошо. Я расскажу майору кое-что о вашем капитане.
Он открыл дверь, за которой сидел майор, позвал часового и велел ввести Тисса в комнату. Майор был один. Он взглянул, и его лицо изменилось, когда он увидел капитана.
– Майор, – сказал капитан, – вы дали этому человеку пропуск. Я вынужден заявить протест против выдачи пропусков в целях, которые противоречат нашим человеческим и политическим задачам.
Тисс отчетливо почувствовал, что между майором и капитаном нет никакой симпатии – они были в неприязненных отношениях друг с другом.
– Как это понимать? – спросил майор.
– Больной, которому здесь так срочно хотят помочь, в то время как сотням жертв этих молодчиков нужна гораздо более экстренная помощь, – прусский принц. Он относится к касте, которая за сто лет сделала из немцев то, что они представляют собой сегодня. Он из тех, кого необходимо изолировать, чтобы защитить мир от новой немецкой агрессии. Я не потерплю, чтобы медикаменты, время и кровь растрачивались для такого человека, в то время как его жертвам не хватает даже кроватей.
Майор перевел взгляд на Тисса.
– Речь идет о принце? – спросил он.
– Да, – сказал Тисс, – речь идет о пятидесятишестилетнем человеке, который из-за своей болезни никогда не участвовал в политической жизни и где-то тихо жил со своей женой.
– Хорошо, – ответил майор и снова повернулся к капитану. – Пропуск остается в силе, капитан. По-моему, я вам однажды уже сказал, что для вас было бы лучше, если бы вы поменьше следовали своим личным эмоциям. – Он взглянул на Тисса. – Можете идти.
Но капитан с пылающим лицом преградил Тиссу дорогу.
– Минуту, майор, – сказал он, – я знаю вашу позицию. Она основана на том, что вы совершенно не представляете себе этих немцев. Но если вы не хотите послушать меня из-за этого прусского принца, если вы хотите, чтобы за такими людьми еще ухаживали, вместо того чтобы дать им умереть, – тогда вам придется выслушать кое-что другое.
Он достал несколько листков из нагрудного кармана и положил их на стол. Тисс заметил, что это были бумаги из лазарета. Капитан крикнул:
