3. скрытно сосредоточить авиацию на полевые аэродромы из отдаленных округов и теперь же начать развертывать авиационный тыл;
4. постепенно под видом учебных сборов и тыловых учений развертывать тыл и госпитальную базу». Военное руководство просило «разрешить последовательное проведение скрытого отмобилизования и скрытого сосредоточения в первую очередь всех армий резерва Главного Командования и авиации».
Все предложенные меры стали незамедлительно осуществляться.
По пункту 1. Еще 8 марта 1941 г. было утверждено Постановление СНК СССР, согласно которому предусматривалось произвести скрытое отмобилизование военнообязанных запаса под видом «больших учебных сборов». Осуществление этих мер в конце мая — начале июня 1941 г. позволило призвать 805,2 тыс. человек (24% приписного личного состава по плану мобилизации). Это дало возможность усилить 99 дивизий как в западных приграничных округах, так и выдвигаемых из внутренних округов: 21 дивизия была доведена до 14 тыс. человек; 72 дивизии — до 12 тыс. человек и 6 дивизий — до 11 тыс. человек при штате военного времени в 14483 человека. Одновременно пополнились личным составом части и соединения других родов войск и войска получили 26 620 лошадей. Довольно иронично комментируя упоминания об этом в прессе, Вишневский отметил в дневнике: «Передовые в «Красной звезде» — информация о мобилизации ряда классов запасных («сотни тысяч»). Печатается как статейка об учебе запасных. Скромно...»[118].
По пункту 2. В период с 13 по 22 мая 1941 г. начинается выдвижение к западной границе соединений четырех армий (16-й, 19-й, 21-й и 22-й) и готовится выдвижение еще трех армий (20-й, 24-й и 28-й), которые должны были закончить сосредоточение к 10 июля. Эти армии, объединяющие 77 дивизий, составляли второй стратегический эшелон. «Эта передислокация из внутренних округов, по сути дела, являлась началом стратегического сосредоточения советских войск на театрах военных действий. Выдвижение производилось с соблюдением строжайших мер маскировки, с большой осторожностью, постепенно, без увеличения обычного графика работы железных дорог»[119]. 12—16 июня 1941 г. Генеральный штаб приказал штабам западных округов начать под видом учении и изменения дислокации летних лагерей скрытое выдвижение войск второго эшелона армий и резервов западных приграничных военных округов (всего 114 дивизий), которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в 20—80 км от границы. Это, кстати, опровергает распространенные утверждения о том, что «все приготовления к войне на местах пресекались сверху»[120].
По пункту 3. Сведения о сосредоточении авиации очень скупы. Тем не менее известно, что на I мая 1941 г. в западных военных округах имелось 57 истребительных, 48 бомбардировочных, 7 разведывательных и 5 штурмовых авиационных полков, в которых насчитывалось 6980 самолетов. К 1 июня прибыло еще 2 штурмовых авиаполка, и число самолетов возросло до 7009, а к 22 июня в западных округах имелось 64 истребительных, 50 бомбардировочных, 7 разведывательных и 9 штурмовых авиаполков, в которых насчитывалось 7628 самолетов. Данных о развертывании соединений дальней авиации не имеется, известно лишь, что к 22 июня 1941 г. на Западном театре военных действий имелось четыре дальнебомбардировочных корпуса и одна дальнебомбардировочная дивизия, в которых насчитывалось 1346 самолетов.
С 10 апреля 1941 г. по решению СНК СССР и ЦК ВКП(б) начался переход на новую систему авиационного тыла, автономную от строевых частей ВВС. Эта система обеспечивала свободу маневра боевых частей, освобождала их от перебазирования своего тыла вслед за собой, сохраняла постоянную готовность к приему самолетов и обеспечению их боевой деятельности. Переход на эту систему должен был завершиться к 1 июля 1941 г.[121].
По пункту 4. О развертывании тыловых и госпитальных частей до 22 июня никаких данных не публиковалось. Накануне войны тыловые части содержались по сокращенным штатам и должны были развертываться: армейские — на 5 — 7-е сутки, фронтовые — на 15-е сутки мобилизации. Известно, что 41% стационарных складов и баз Красной Армии находился в западных округах, многие из них располагались в 200-километровой приграничной полосе. На этих складах были накоплены значительные запасы. Как указывает А.Г. Хорьков, «окружные склады, имея проектную емкость 91 205 вагонов, были загружены на 93 415 вагонов. Кроме того, в округах на открытом воздухе хранилось 14 400 вагонов боеприпасов и 4370 вагонов материальной части и вооружения». В июне 1941 г. Генштаб предложил перебросить в западные округа еще свыше 100 тыс. т. горючего. Согласно директиве Генштаба № 560944 от 1 июня 1941 г., все приграничные округа должны были к 10 июля представить заявку «на потребное количество продовольствия и фуража... в 1-м месяце военного времени». Все это, по мнению Г.П. Пастуховского, было подготовкой «к обеспечению глубоких наступательных операций». Как отмечается в исследовании состояния тыла Красной Армии, «при глубине фронтовой наступательной операции 250 км, темпе наступления 15 км в сутки и своевременном восстановлении железных дорог имелись все возможности обеспечить проведение первой операции запасами, созданными еще в мирное время в армейском тылу»[122].
По мнению Сталина, войну следовало готовить не только в военном, но и в политическом отношении. Разъясняя эту мысль в речи 5 мая 1941 г., он заявил, что «политически подготовить войну — это значит иметь в достаточном количестве надежных союзников и нейтральных стран». Поэтому, готовясь к войне с Германией, советское руководство предприняло ряд дипломатических шагов в отношении Англии и США для того, чтобы предстать в качестве их союзника и затруднить возможность прекращения англо-германской войны. О позиции Лондона в Москве было известно, что там заинтересованы во вступлении СССР в войну, поскольку надеялись на облегчение собственного положения. Никакой реальной поддержки Советскому Союзу в войне с Германией в Лондоне оказывать не собирались, рассматривая любую войну на востоке Европы как передышку. Вашингтон тоже был заинтересован в столкновении Германии и Советского Союза, что значительно снизило бы германскую угрозу для США. Конечно, Москву больше интересовала позиция Англии, но и с США обострять отношения не собирались. Исходя из собственных расчетов, Лондон, Вашингтон и Москва в июне 1941 г. стали в большей степени учитывать вероятность необходимости налаживания определенного взаимодействия в войне с Германией. В апреле 1941 г. началась нормализация советско-французских отношений, прерванная в середине июня французской стороной в связи с усилившимися слухами о возможной войне Германии с СССР[123].
Кроме того, советское руководство стало налаживать контакты с восточноевропейскими странами, оккупированными Германией. Со второй половины 1940 г. начались контакты с польским эмигрантским правительством на предмет взаимодействия в войне с Германией, велась заброска агентов в оккупированную Польшу для антифашистской работы, согласно решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 4 июня 1941 г. началось укомплектование поляками и лицами, знающими польский язык, 238-й стрелковой дивизии, которое должно было завершиться к 1 июля[124].
Со второй половины 1940 г. началось налаживание тайных контактов с чехословацким эмигрантским правительством Э. Бенеша. Вплоть до нападения Германии велись глубоко законспирированные как от немцев, так и от англичан переговоры о сотрудничестве разведок на случай войны СССР с Германией. В протекторате Богемия и Моравия все шире распространялись просоветские и прорусские настроения, ширилась деятельность КПЧ, которая с осени 1940 г. по настоянию Москвы начинает отходить от пропаганды социальных перемен, выдвигая на первый план лозунг национального освобождения. Чехословацкая компартия заговорила даже о сотрудничестве с Э. Бенешем, хотя ранее отвергала любое взаимодействие с буржуазными кругами[125].
Хотя именно советское правительство было инициатором разрыва дипломатических отношений с Югославией, советско-югославские контакты полностью прерваны не были. Так, 20 мая 1941 г. в беседе с югославским военным атташе, сообщившим о ней американским дипломатам, начальник Генштаба Красной Армии генерал армии Жуков заявил, что «Советы будут через некоторое время воевать с Германией и ожидают вступления в войну Соединенных Штатов и что советское правительство не доверяет Англии и подозревает, что миссия Гесса была направлена на то, чтобы повернуть войну против СССР»[126]. Соответственно, уже 2 и 18 июня 1941 г. советская сторона стала налаживать контакты с эмигрантским югославским правительством в Лондоне[127].
В преддверии войны с Германией советское руководство пыталось отколоть от нее восточноевропейских союзников. В конце мая 1941 г. Москва довела до сведения румынского правительства, что «готова решить все территориальные вопросы с Румынией и принять во внимание определенные пожелания относительно ревизии [границ], если Румыния присоединится к советской политике мира», т.е. выйдет из Тройственного пакта. 30 мая 1941 г. Сталин принял финского посла в Москве и завел речь о дружественных советско-финских отношениях, которые он намеревался подкрепить поставкой 20 тыс. тонн зерна[128]. Но эти попытки не дали результатов, потому что и в Финляндии, и в Румынии слишком хорошо помнили советскую «дружбу» в 1939—1940 гг. Подготовка к войне в Европе требовала обезопасить советские дальневосточные границы. Зная о подготовке Японии к войне с Англией и США и ее заинтересованности в нейтралитете СССР на период войны на Тихом океане, советское руководство пошло на заключение советско-японского договора о нейтралитете от 13 апреля 1941 г.[129]. В свою очередь, Советский Союз был заинтересован в отвлечении внимания Англии и США от европейских проблем и в нейтралитете Японии на период разгрома Германии и «освобождения» Европы от капитализма. Таким образом, советско-японский договор должен был обеспечить советскому руководству свободу рук в Европе.
