В начале сентября 1800 года Елена Павловна родила своего первенца – принца Пауля-Фридриха: так его назвали в честь двух дедушек, императора Павла I и герцога Фридриха-Франца. Роды протекали тяжело, юная принцесса Мекленбургская еще не успела окрепнуть и развиться физически, телосложением она напоминала подростка. Но все вокруг – от мужа до прислуги, от докторов до православного духовника Данковского, от подруги мисс Сеймс до свекра – все волновались, все старались поддержать бедняжку в ее страданиях, а когда дитя появилось на свет, его рождение было встречено всеобщим ликованием. Какой контраст с судьбой Александры Павловны и ее ребенка!
Елена Павловна медленно выздоравливала после родов, которые явно подточили ее и без того слабое здоровье: принцессу постоянно лихорадило, она начала покашливать. Впрочем, уже через год Елена Павловна оправилась настолько, что смогла предпринять вместе с супругом путешествие в Берлин, где совершенно всех очаровала своей красотой и юностью. Надо сказать, берлинцы несказанно гордились красотой своей королевы Луизы – женщины действительно выдающейся прелести и столь же выдающегося ума, – в ту пору, в 1801 году, ей как раз исполнилось двадцать пять лет, и она была в самом расцвете. Елене Павловне не исполнилось и семнадцати, и все, включая саму королеву Луизу, признали, что она красивее… Королева Луиза отнеслась к этому факту безо всякой ревности, подружилась с Еленой Павловной, и они часто гуляли вместе, являя собой прелестнейшее зрелище. Придворные прозвали их «четою роз». Но если старшей розе – Луизе Прусской – судьба подарила еще много лет цветения, то Елене Павловне – юному, едва раскрывшемуся бутону! – вскоре предстояло увянуть.
В 1803 году Елена Павловна забеременела снова. Учитывая ее давнишнее недомогание, еще привезенное из России, ничего хорошего от очередной беременности ждать не приходилось – организм был не готов к подобному испытанию. Она худела, слабела, с каждым месяцем беременности силы покидали ее, словно бы перетекая в ребенка, которого принцесса носила под сердцем. Из-за ее крайней слабости вторые роды были еще тяжелее первых. Елена Павловна родила девочку, которую окрестили Марией (в честь бабушки, императрицы Марии Федоровны), и несколько суток находилась между жизнью и смертью. Доктора предупредили принца Фридриха-Людвига, чтобы он оставил всякую надежду: поделать ничего было нельзя. Нежно и робко влюбленный в свою прекрасную жену, принц отчаянно горевал и молился. И – словно в ответ на его молитвы! – Елена Павловна пришла в сознание и вроде бы начала оправляться от родов… Однако лихорадка не проходила, принцесса начала задыхаться, и вскоре стало ясно, что чахотка, которую у нее подозревали ранее, вступила в свои права и буквально пожирала хрупкое тело принцессы.
Елена Павловна умирала в мучениях: жар чередовался с ознобом, началось кровохарканье, ей постоянно не хватало воздуха, она не могла спать. Мисс Сеймс не отходила от ее постели, даже лежала рядом с ней: отчего-то Елене Павловне удавалось забыться сном, только положив голову на грудь своей старшей подруги. Детей Елене Павловне даже не показывали – боялись, что малыши могут захворать. О том, что чахотка заразна, во всяком случае скоротечная, в то время уже подозревали.
Узнав о тяжелой болезни Елены Павловны, в Мекленбург приехала Луиза Прусская с супругом. Она тоже целые часы просиживала у постели умирающей подруги, пытаясь ее подбодрить.
Елена Павловна чувствовала, что ей становится все хуже, и сама пожелала исповедоваться и причаститься, но когда священник Данковский во время соборования поднес к ее губам «чашу умирающих», Елена Павловна тихо заплакала и прошептала: «Неужели я и правда должна умереть?» Супруг ее, не выдержав этого зрелища, с рыданием выбежал из спальни.
Елена Павловна отчаянно тосковала по дому, особенно по матери, и даже в последний свой день ждала письма, которое вот-вот должно было прийти. И действительно – письма из дома пришли. Лежа в объятиях мисс Сеймс, Елена Павловна попросила ее прочесть письмо от матери. Остальные письма положили рядом на постель, и умирающая принцесса коснулась их рукой, словно стараясь сквозь бумагу прикоснуться к далеким родным. У нее уже началась агония. В последние часы Елена Павловна желала видеть подле себя только мисс Сеймс и духовника. Она сказала верной англичанке: «Теперь и тебе останется только умереть, ведь без меня жизнь для тебя будет несносной…» – дитя сентиментальной эпохи, Елена Павловна до конца оставалась в плену книжных идеалов. Письмо матери она попросила перечесть вслух еще раз, но посредине чтения закашлялась, вздрогнула и замерла бездыханной. Остальные письма так и остались нераспечатанными под ее холодеющей рукой, а голова принцессы по-прежнему лежала на груди мисс Сеймс. Англичанка не сразу решилась разомкнуть объятия и опустить голову Елены Павловны на подушку… Какое-то время она еще надеялась согреть подругу в своих объятиях, вернуть ей дыхание. Но, наконец, осознала свою утрату и вышла, чтобы сообщить о кончине принцессы ее супругу.
Был вечер 24 сентября 1803 года. Елена Павловна не дожила до девятнадцати лет. Один из ее современников сказал: «…она появилась к нам в образе прелестного, скоропреходящего сновидения как бы для того, чтобы заставить только жаждать его и жалеть о скором преставлении ее…».
* * *
Несмотря на то, что о неизбежности смерти принцессы Мекленбургской всем было известно, принц Фридрих-Людвиг впал в такое отчаяние, что врачи опасались за его жизнь. Но от любви не часто умирают, особенно принцы, которых с детства приучают, что долг превыше всего. Из долга же принц Мекленбургский женился вторично, хотя сердце его было похоронено вместе с первой супругой. Он обожал детей от Елены Павловны. Прожил он очень недолго, так и не успев занять трон.
В 1818 году дети Елены Павловны, принц Пауль-Фридрих и принцесса Мария, познакомились со своими русскими родственниками – с дядей по матери, императором Александром I, и с бабушкой, вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Александр I назвал своего племянника «довольно-таки умным молодым человеком».
Принц Пауль-Фридрих Мекленбург-Шверинский женился на принцессе Александрине Прусской, дочери той самой Луизы Прусской, которая дружила с его покойной матерью. Интересно, что на ее родной сестре, Шарлотте Прусской, женился брат Елены Павловны – великий князь Николай Павлович. Впоследствии он занял престол под именем Николая I, а Шарлотта была крещена в православие как Александра Федоровна.
Императрица Мария Федоровна, несчастная мать, потерявшая одну за другой двух дочерей, заказала скульптору Мартосу памятник Елене Павловне, который установили в Павловске: высокий пьедестал из розового мрамора, на нем урна-ваза из порфира с сидящими на ней бронзовыми голубками, а у подножия – скорбящий Гений с опущенным факелом как символ рано погасшей жизни. Этот памятник также был разрушен – и если макет памятника Александре Павловне сохранился в Русском музее, то о памятнике Елене Павловне мы можем узнать только из старинных воспоминаний. Зато могила Елены Павловны в Шверине до сих пор бережно сохраняется. Во всех путеводителях обязательно упоминается история прекраснейшей из принцесс, обитавших в этом городе, и все новые поколения туристов приходят поклониться ее саркофагу.
Великая княжна Мария Павловна, герцогиня Веймарская
История жизни третьей дочери императора Павла отраднее предыдущих: она прожила долгую, интересную жизнь, познала и любовь, и радость материнства. Правда, Мария была наименее красивой из пяти принцесс. Но верно говорит пословица – не родись красивой…
Хотя родилась-то Мария как раз красивой, это отмечали все, и оставалась красивой до трех лет, когда ей, как и всем внукам Екатерины Великой, была сделана прививка против оспы. Остальные перенесли прививку легко, а Мария заболела. И, хотя она перенесла оспу в легкой форме и оспенные пустулы, оставляющие после себя неизгладимые рубцы, у нее не возникли, все же болезнь сказалась на внешности девочки: черты ее лица и кожа огрубели.
В письме барону Гримму от 18 сентября 1790 года, к которому прилагался портрет шести внуков Екатерины, императрица писала: «Пятая головка – Мария. Вот этой надо было родиться мальчиком: привитая ей оспа совсем ее изуродовала, все черты лица погрубели. Она – настоящий драгун, ничего не боится, все ее склонности напоминают мальчика, и я не знаю, что из нее выйдет, самая любимая ее поза подпереться руками в бока и так прогуливаться». В другом письме Екатерина вновь с сокрушением отмечает внешнюю непривлекательность маленькой Марии: «Третья внучка моя неузнаваема: она была хороша, как ангел, до прививания, теперь все ее черты погрубели, и в эту минуту она далеко не хороша».
Дмитрий Левицкий. Портрет великой княжны Марии Павловны (1793 г.)
