что войну переживут миллионы евреев. Идеологи сионизма предвидели гонения и преследования, но им и в голову не могло прийти, что «еврейский вопрос» решится массовым истреблением евреев. И к концу войны казалось, что сионизм зашел в тупик, из которого уже не будет выхода.
В честь победы над нацистской Германией состоялись торжества в Иерусалиме, Тель-Авиве и Хайфе, как и в большинстве европейских городов. Магазины распродали все флаги; невозможно было найти даже ткань для знамен. В Тель-Авиве подняли траурный флаг в память о погибших. Верховные раввины Херцог и Узиэль объявили этот день Днем Благодарения и предписали читать 100-й и 118-й псалмы и особую молитву — о даровании мудрости, силы и храбрости владыкам мира, дабы те вернули избранному народу свободу и мир в Земле Обетованной. Сто тысяч человек собрались на улицах Тель-Авива; звучали возгласы: «Откройте двери Палестины!». Но вечером этого праздничного дня Бен-Гурион записал в своем дневнике: «Не радуйся, Израиль, до восторга, как другие народы» (Осия 9:1) [821].
Война в Европе закончилась, с нацистским террором было покончено, восстановился мир. Но еврейскому народу этот мир скорее напоминал покой кладбища. И, как ни парадоксально, в тот самый момент, когда «объективный еврейский вопрос» практически исчез, вопрос о еврейском государстве стал актуальнее, чем когда-либо. Все соседние с Палестиной страны уверенно двигались к независимости. Еврейская община в Палестине за годы войны возмужала; теперь она уже представляла собой полноценное государство в государстве, со своими школами и социальными службами, даже со своей собственной армией. Страны, победившие в войне, терзались муками совести, когда перед их глазами открывалась ужасающая трагедия, постигшая еврейский народ. И только теперь они наконец задали себе вопрос, достаточно ли они сделали, чтобы помочь евреям, и что можно сделать для оставшихся в живых?
До войны сионизм был движением меньшинства в еврейском обществе. Но в 1945 г. даже его бывшие враги встали под бело-голубые флаги. Типичным примером такого обращения явилась первомайская речь 1945-го года, произнесенная в Манчестере новым главой британской лейбористской партии Гарольдом Ласки. Профессор Ласки заявил, что чувствует себя блудным сыном, вернувшимся домой, хотя все еще остается марксистом и не верит в еврейского Бога; до войны он был сторонником ассимиляции и полагал, что лучшее, что могут сделать евреи для человечества, — это утратить свои национальные особенности. Но теперь Ласки был абсолютно и твердо убежден в необходимости возродить еврейскую нацию в Палестине. Так теперь все стали сионистами.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
БОРЬБА ЗА ЕВРЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО
Через три года после окончания войны возникло государство Израиль. Это были годы нарастающего напряжения между еврейской общиной в Палестине и британским правительством, которое в конце концов пришло к решению, что отказ от мандата — это единственный верный шаг, который способен разрядить ситуацию. Тем временем организовывались различные следственные комиссии, создавались комплексные планы по борьбе со случаями арестов и актами террора. Все это закончилось выводом британских войск и обострением борьбы между евреями и арабами. Рождение еврейского государства было осуществлением мечты сионистов. Но чтобы она реализовалась, пришлось пережить гибель европейских евреев. Сионизм был не в состоянии предотвратить катастрофу. Напротив, образование государства стало следствием этой беды. Еврейское Агентство продолжало существовать, проходили сионистские конференции и даже полномасштабные конгрессы. Но истинный смысл тех лет заключается в том, что эти годы явились свидетелями рождения государства Израиль. Это был самый решающий период в истории сионистского движения.
Сразу же после окончания войны исполнительный комитет Еврейского Агентства обратился к британскому правительству с петицией, в которой требовал объявить Палестину еврейским государством. На конференции ООН в Сан-Франциско также была представлена программа по созданию свободного демократического еврейского государства. Обращение к Англии, без сомнения, было сделано для протокола: на благоприятный ответ не было ни малейшего шанса. Англо-сионистские отношения ухудшились, как никогда. Один сионистский журнал приветствовал приход к власти лейбористов в Англии как эпохальное событие мирового значения, открывающее новые перспективы для сионизма [822]. Сионистские лидеры должны были бы научиться осторожности на прошлом опыте отношений с британским правительством и помнить, что между обещанием и исполнением обещания лежит пропасть. И с приходом к власти трудовиков эта пропасть стала особенно явственной — просто потому, что тори в свое время давали не такие обнадеживающие обещания.
Положение в Вашингтоне было столь же неопределенным. Рабби Уайз встретился с Гарри Трумэном 20 апреля 1945 г., во вторую неделю пребывания его на посту президента. Государственный секретарь Стеттиниус предупредил Трумэна заранее, что сионисты постараются заручиться его поддержкой. Трумэн, не осознавая сам, насколько иронично звучат его слова, заверил Уайза в том, что будет продолжать политический курс Рузвельта. Он еще не представлял, какой букет непоследовательных и противоречивых обещаний достался ему в наследство. Кроме того, Трумэн ни в малейшей степени не был сионистом. В начале августа на пресс-конференции он заявил, что не имеет желания посылать полмиллиона американских солдат в Палестину, чтобы установить мир в этой стране. Через несколько недель он получил отчет от графа Харрисона, которого направил в Европу для сбора сведений относительно положения беженцев. В отчете сообщалось, что сложилась совершенно немыслимая ситуация и что еврейские беженцы в лагерях требуют эвакуации в Палестину. Еще через неделю Трумэн отослал копию отчета британскому премьер-министру Эттли с предложением выдать евреям сто тысяч иммиграционных сертификатов.
Этот поступок вызвал возмущение у некоторых ведущих деятелей лейбористского правительства, и прежде всего — у Эрнеста Бевина, нового министра иностранных дел. Бевин, как Эттли, не питал к евреям ни неприязни, ни особых симпатий. Он просто был убежден в том, что евреи, в отличие от арабов, не являются настоящей нацией, а следовательно, не нуждаются в собственном государстве. Евреи, как полагали и Бевин, и Эттли (и как им докладывало министерство иностранных дел), неблагодарны, коварны и неуживчивы. Арабы, напротив, народ простой, прямодушный и питающий глубокую любовь к Великобритании [823]. Явившись на встречу с Бевином 10 октября 1945 г., Вейцман встретил весьма прохладный прием, а 13 ноября министр иностранных дел объявил, что правительство продолжит политический курс «Белой книги». Бевин не собирался открывать Палестину для евреев и не хотел выполнять просьбу Трумэна. Он намекнул, что Трумэн был вынужден просить сто тысяч сертификатов под давлением электората (точнее — нью-йоркских евреев). Упрямство Бевина и его нежелание идти на уступки даже в отношении перемещенных лиц привели его к конфликту не только с еврейской общиной в Палестине, но и с американцами и со многими другими, кому такое поведение казалось неблагоразумным.
Но, по иронии судьбы,
