Жизнерадостный лейтенант пожал вялую руку Новосельского, причмокнул губами и, прищурив веселые карие глаза, добавил:
- Сейчас с холоду стакан чаю горячего с ромом и лимончиком - и на боковую, а?
- Ты сибарит, Сережа! - томно проговорил Новосельский.
- Федя, Федя, не знай я твоего характера, да с моим добрым сердцем, как дурак отстоял бы за тебя вахту. Жалость берет - на тебя смотреть. А ведь все фантазии, не сойти мне с места, воображение твое - и все!
- Глупости какие! - простонал лейтенант. - Иди уж, не мозоль глаза!
Скарятин захохотал и бросился к трапу со стремительностью прямо васютинской.
- Вперед смотреть! - звонко прокричал Новосельский, но, вспомнив, что он всю ночь "прострадал зубами", схватился за щеку и разбитой походкой зашагал по юту.
Рассветало быстро. Щель между морем и облаками стала оранжевой, потом малиново зардела. Небо поголубело, звезды исчезли. Фрегат и второй бриг пенили море вдали, за ними снова возникли розоватые и воздушные далекие берега Анатолии.
- Паруса справа два румба! - прокричал часовой с салинга3.
Новосельский схватился за зрительную трубу.
- Разбудить капитана! - приказал он.
На ют поспешно поднялся Казарский. Его бледное узкое лицо было озабочено.
- Что там, Федор Дмитриевич? - спросил он Новосельского.
- Эскадра два румба справа, идет встречным курсом.
- Оповестить "Штандарт"! - приказал Казарский.
На "Штандарте", шедшем на две мили дальше, эскадру видеть еще не могли. Сигнал передали на "Орфей", а с "Орфея" известили фрегат.
"Штандарт" изменил курс и пошел к бригу. Некоторое время эскадры шли на сближение, и скоро в подзорную трубу уже можно было пересчитать встречные корабли.
- Восемнадцать вымпелов! - крикнул часовой с салинга.
- Да... - задумчиво сказал Казарский. - Турки.
- Больше некому быть, - бодрым голосом отвечал Новосельский, страдальческий вид которого изменился мгновенно. Незаметно сняв повязку со щеки и спрятав ее в карман, он выпрямился, и глаза его засветились энергией.
Фрегат на всех парусах приближался к "Меркурию". "Орфей" прежним курсом шел вдалеке. Маленькая русская эскадра летела навстречу турецкому флоту. Необходимо было поточнее выяснить количество, тип кораблей и, то возможности, цель их похода.
Встречная эскадра заметно приближалась. Корабли шли двумя колоннами.
- Судя по курсу, идут на Пендераклию, - сказал Новосельский, вопросительно глядя на капитана.
Тот молча кивнул головой.
Вскоре можно было определить ранги неприятельских кораблей. Казарский и Новосельский глядели на них, не отрывая от глаз зрительных труб.
- Шесть линейных, трехдечных4, - вполголоса сказал Казарский.
- Два фрегата, два корвета, - продолжал Новосельский тем же тоном.
- Бриг и семь фелюг, - закончил подсчет Казарский. - Флот-с.
Офицеры, опустив зрительные трубы, переглянулись и, как сговорившись, обернулись на фрегат. "Штандарт", раскрылившись всеми парусами, розовевшими на утреннем солнце, изящно кренясь, летел по морю кабельтовых5 в трех, легкий и могучий. Вот он стал описывать красивую циркуляцию, маневрируя парусами, и поднял сигнал: "Уходить наиболее выгодным курсом. Рандеву Севастополь".
- Пора, - пробурчал Новосельский, - с нашим ходом далеко не уйдешь.
Казарский холодно взглянул на лейтенанта.
- Распорядитесь поворотом, господин лейтенант, встать под все паруса, - сказал он.
Засвистели дудки боцманов, матросы ринулись по вантам6. На юте появился Скарятин, румяный и улыбающийся, как всегда. Он щурил глаза от яркого утреннего солнца и что-то жевал.
- Ого! - сказал он, увидев турецкий флот, перестал жевать и широко раскрыл глаза.
- То-то "ого"! - усмехнулся Казарский. - С приятным пробуждением вас, Сергей Александрович.
- Уходим? - спросил лейтенант.
- Приходится, - ответил Новосельский.
Скарятин глянул на него и усмехнулся. Не узнать было в этом энергичном, подтянутом офицере расслабленного страдальца, явившегося на рассвете принимать вахту.
- Приободрился, Федя? Или зубки отпустили? - спросил Скарятин.
Он посмотрел на "Штандарт", быстро уходивший в открытое море. "Орфей" догонял его. Потом перевел взгляд на турецкий флот, ложившийся на курс преследования "Меркурия". Он долго следил за неприятельскими кораблями. Потом поднял голову на паруса брига, прикинул его ход, снова взглянул на турок и почесал за ухом.
- Придется пороху понюхать, пожалуй? - спросил он Казарского.
Тот усмехнулся своею сдержанной улыбкой.
- Вещь допустимая-с.
Утро разгоралось все ярче и роскошнее. Длинные облака, лежавшие над горизонтом, поднялись выше, распушились, округлились и, сверкая белизной, тихо плыли по краю голубого неба, как белогрудые фрегаты. Море искрилось и блистало тысячами солнечных зайчиков. Ветер снова переменился, зашел теперь от берега и дул легонько и ласково, едва наполняя паруса кораблей. "Штандарт" и "Орфей" приметно оторвались и ушли вперед. Они обязаны были срочно известить адмирала Грейга о выходе в море турецкого флота. От быстроты, с какой придет известие, зависело многое. Они уходили со всей скоростью, на какую были способны, вынужденные предоставить "Меркурий" его судьбе, полагаясь на мужество и опытность Казарского.
Долго смотрел Казарский вслед уходящим кораблям, и на короткое мгновение его серые холодные глаза затуманились грустью. Он нахмурился и посмотрел на своих офицеров. Командир увидел мужественные и решительные лица людей, готовых выполнить свой долг до конца. Лицо его прояснилось, и он направил подзорную трубу в сторону неприятеля.
Основная масса турецкого флота держалась примерно на одном и том же расстоянии от брига, но два больших трехдечных корабля отделились от остальных и заметно приближались.
Между тем на бриге корабельная жизнь шла обычным, установленным порядком. После тщательной уборки судна была совершена торжественная церемония подъема флага. Люди позавтракали и разошлись по своим боевым постам.
Солнце поднималось все выше и выше.
"Штандарт" и "Орфей" уже только белыми пятнышками виднелись в голубом струящемся мареве далеко на горизонте... Турецкий флот порядком отстал, но два корабля, преследовавшие бриг, медленно настигали его. Уже простым глазом можно было видеть все их паруса, а в подзорную трубу - рассмотреть флаги и сосчитать количество пушечных портов.
Казарский, тщательно следя за малейшим движением ветра и его направлением, искусно маневрировал. Ему удалось выжать из брига весь ход, на который тот был способен. У штурвала стоял старый, заслуженный матрос Максимыч, помнивший еще времена Сенявина. Он чувствовал судно, как хороший наездник коня, и, повинуясь каждому жесту Казарского, за несколько часов напряженной работы не потерял ни одного порыва ветра.
Но все было напрасно: быстроходные вражеские корабли приближались неотвратимо. Все уже видели, что головной преследователь, стодесятипушечный трехдечный корабль, был под флагом капудан-паши, а второй, семидесятипушечный корабль, - под флагом паши7.
В полдень поручик корпуса штурманов Прокофьев, как обычно, производил на юте наблюдения высоты солнца для определения места корабля в море. Это был молодой застенчивый человек, широкоплечий и коренастый. Он стоял спиной к группе офицеров и ловил солнце секстаном8.
Скарятин посмотрел на него и, подмигнув Новосельскому, сказал:
- Бог его знает, что ждет сегодня нас, а фрегат-то вечерком уже прибежит к эскадре. Что бы ему послать к нам гичку за письмами! Нет у людей сообразительности...
Руки Прокофьева, державшие секстан, дрогнули, шея и уши покраснели.
Казарский, улыбаясь, погрозил пальцем лейтенанту.
- Как полагаете, любезный Иван Прокофьевич, - сказал Казарский, когда штурман окончил свои наблюдения, - через сколько времени неприятель приблизится до расстояния действительного пушечного выстрела?
Штурман посмотрел на командира, потом на турецкие корабли.
- Если ветер не переменится, полагаю, часов около трех будем в зоне действительного огня-с.
- Да, я тоже так думаю. Однако я надеюсь, что с полудня ветер упадет часов до четырех-пяти. Тогда мы сможем на веслах уйти подальше. А там только бы дождаться темноты...
- Разрешите идти?
- Идите, благодарю вас.
Около часу дня ветер и в самом деле начал стихать. На бриге люди повеселели и стали готовить весла. Однако затишье не продлилось и получаса. Ветер посвежел, и около половины третьего стодесятипушечный корабль капудан-паши открыл огонь из погонных орудий9. Белый дым клубом всплыл над бушпритом10 турецкого корабля, и ядро, не долетев до брига, подняло на воздух белопенный столб воды.
- Господа, - сказал Казарский, - попрошу всех на ют для военного совета.
Вестовой Васютин помчался за Прокофьевым.
За кормой было тихое голубое море и на фоне синего неба - белокипенные выпуклые пирамиды: паруса турецких кораблей, резавших воду уже совсем неподалеку. Их черно-белые корпуса были ясно различимы.
