Не скрывая раздражения, Кальес спросил, почему, собственно, Крусу нельзя доверять. В ответ Портес Хиль прямо сказал, что Крус «не был другом сеньора генерала Обрегона в последние месяцы»[8] и в ходе предвыборной кампании проявил себя как противник Обрегона. Президенту пришлось спросить, кого обрегонисты предлагают на пост шефа полиции. В ответ была названа кандидатура генерала Зертуче[9]. Кальес согласился, чем выбил из рук сторонников Обрегона главный козырь: правительство якобы мешает следствию и скрывает неудобные для него факты.
Зертуче немедленно отправился на место покушения, чтобы сохранить все улики. Репортерам и взволнованным гражданам, осаждавшим ресторан «Ла Бомбилья», он посоветовал успокоиться. В штаб-квартире полиции фактически обосновались лидеры аграристов Сото-и-Гама и Аурелио Манрике, которые ждали хотя бы малейшего факта, подтверждавшего их версию о причастности Кальеса и Моронеса к смерти Обрегона.
Однако после разговора с убийцей Зертуче быстро объявил мексиканской и иностранной прессе официальную версию следствия: «Генеральная инспекция полиции, в настоящее время находящаяся под моим управлением… официально заявляет, что ответственным за преступление является римско-католический клир»[10]. Эту версию в своем собственном официальном заявлении немедленно подхватил и Кальес: «Преступник полностью сознался, что его акция была мотивирована религиозным фанатизмом. Больше того, власти нашли еще больше сведений, подтверждающих прямое участие клерикалов в этом преступлении»[11].
Такую версию косвенно подтверждало и неуклюжее заявление главы мексиканского епископата архиепископа Леопольдо Руиса-и-Флореса, находившегося в эмиграции: «К сожалению, более чем естественно, что избранный президент погиб от насилия. Он вызвал смерть стольких людей, что рано или поздно друзья тех, чью кровь он пролил, убили бы его». Примечательно, что официальный печатный орган Ватикана «Оссерваторе Романо» с версией архиепископа не согласился: «В дополнение к преследованиям, которым подвергаются сейчас мексиканские католики, добавляется еще и оскорбительное утверждение, приписывающее им преступление, которого они не совершали, так же как и в первые столетия существования Церкви Нерон, который хотел предать христиан смерти, приписал им поджог Рима»[12].
Интересно, что сожаление по поводу смерти Обрегона выразил некогда ближайший его друг, живший тогда в эмиграции США бывший временный президент Мексики Адольфо де ла Уэрта. Правда, мотивация этого сожаления отнюдь не была преисполнена сочувствием к самому Обрегону. Смерть этого человека, по мнению де ла Уэрты, не дала возможности привлечь его к ответственности за совершенные преступления.
Тем не менее иностранные, прежде всего американские СМИ благожелательно комментировали следствие. Они отмечали, что обвиняемого не пытают, его даже показали журналистам через три дня после покушения. В прессе нет цензуры, уличным митингам никто не препятствует. Приятно удивило американцев и то, что убийцу будет судить гражданский суд: в США прекрасно помнили, как еще осенью 1927 года без всякого разбирательства были расстреляны десятки участников так называемого мятежа генералов Гомеса и Серрано. Характерно, что американские СМИ приписывали такое «благоприятное» развитие событий в Мексике положительному влиянию посла США в Мехико Морроу на президента Кальеса.
Морроу действительно убеждал Кальеса подготовить максимально открытый судебный процесс над убийцей Обрегона, чтобы Мексика выглядела в мировом общественном мнении цивилизованной страной[13].
Однако если Кальес и выиграл время, передав следствие в руки обрегонистов, его политическое положение продолжало оставаться весьма шатким. В резиденцию президента почти никто не приходил, что ясно сигнализировало: политический истеблишмент ждет отставки главы государства.
27 июля 1928 года к Кальесу пришли Портес Хиль, Марте Гомес и Луис Леон. Вежливо, но твердо они потребовали отставки Моронеса и прочих недругов Обрегона в правительстве[14], чтобы спасти самого Кальеса от «сползания в бездну». Поначалу Кальес был тверд и по-своему логичен: если он уберет Моронеса из кабинета, то только подтвердит этим его причастность к убийству Обрегона, а для этого у следствия пока нет никаких оснований. К тому же Моронес его друг, а он друзей в беде не бросает. Однако, сославшись на «мнение улицы» и на то, что сами друзья президента не сообщают ему истинных настроений в стране, делегации обрегонистов удалось убедить Кальеса, у которого, кстати, уже имелось заявление Моронеса об отставке. Кроме Моронеса в отставку с государственных постов подали его ближайшие соратники по «группе действия» КРОМ Гаска и Монеда. Публично этот шаг был мотивирован «самопожертвованием» во имя сохранения единства «революционной семьи»[15].
Поражает объяснение Кальеса того факта, что он как президент разрешал членам кабинета министров, особенно Моронесу и заместителю министра обороны генералу Мигелю Пинье во время предвыборной кампании выступать с нападками на Обрегона. Он якобы таким образом хотел дать понять общественности, что кандидатура Обрегона не навязывается правительством. Однако с такой аргументацией плохо вяжутся слова тогдашнего министра промышленности и торговли Моронеса: КРОМ не допустит Обрегона до президентского кресла.
Неудивительно, что обрегонисты продолжали считать Кальеса причастным к убийству их лидера. Особенно усердствовали в этом отношении лидеры аграристской партии, депутаты Конгресса Сото-и-Гама и Манрике, который обвинял Кальеса у трупа Обрегона в присутствии самого президента. В конце июля 1928 года в Мехико состоялась встреча видных обрегонистов, среди которых были губернаторы Синалоа и Соноры, а также глава военного командования в Соноре генерал Франсиско Мансо. Собравшиеся решили предъявить Кальесу прямой ультиматум с требованием уйти в отставку. Портесу Хилю удалось убедить обрегонистов в том, что лучше пока добиться от Кальеса отставки наиболее враждебно настроенных по отношению к Обрегону членов правительства, что и было сделано на описанной выше встрече Портеса Хиля с Кальесом.
Однако Портес Хиль не обманывался насчет истинных настроений ближайших соратников Обрегона: Манрике и Сото-и-Гама были непримиримыми противниками президента. В тот период именно эти два человека считались выразителями интересов обрегонистского лагеря. Отсюда вытекало, что мятеж обрегонистов против Кальеса – лишь вопрос времени.
Кальес и здесь обыграл своих оппонентов. 18 августа 1928 года он назначил министром внутренних дел (фактически вторым человеком в правительстве после самого президента) губернатора Тамаулипаса Портеса Хиля, считавшегося не только истинным обрегонистом, но и непримиримым противником КРОМ. Теперь лагерь обрегонистов оказался расколотым: им пришлось бы идти на путч против своего собственного сторонника в кресле министра внутренних дел.
Кальесу удалось обмануть даже американскую разведку: военный атташе посольства США в Мехико полагал, что в правительстве теперь тон будут задавать радикалы-обрегонисты. Американцы отмечали, что один из новых министров Луис Леон был в Советской России в 1921 году (что уже наводило военную разведку США на неприятные подозрения), а Аурелио Манрике они характеризовали как «театрального большевика»[16].
Таким образом, в июле – августе 1928 года Кальес в полной мере проявил свое недюжинное политическое мастерство. Ему удалось не только остаться у власти, но и расколоть лагерь своих противников. Теперь президент фактически превращался в арбитра споров между различными политическими группами страны. Правда, этот успех объяснялся еще и тем, что после убийства Обрегона в стране просто не было другого политического деятеля, который мог бы сравниться с Кальесом по влиянию в стране.
Точно к таким же выводам пришел советский полпред в Мексике Макар, когда сообщал в Москву о политической обстановке в Мексике в июле-августе. Макар писал о разрозненности обрегонистского лагеря, в который входят «официальная» аграристская партия, «часть бюрократической машины, местные почти самостоятельные «князьки», то есть губернаторы, и небольшая часть военной верхушки. Все эти силы, объединенные Обрегоном, вряд ли могут остаться едиными после смерти вождя; но их может еще на некоторое время объединить общий враг, лидер рабочего реформистского движения Моронес»[17]. Именно этого общего врага Кальес и убрал, лишив обрегонистов общего знаменателя. К тому же Национальная крестьянская лига, которая руководилась коммунистами и была отнюдь не менее влиятельной, чем аграристская партия, «в специальном воззвании отмежевалась от агрессивных намерений аграристской партии, направленных против КРОМа, настаивая только на смене лидеров КРОМа».
