Победитель при Мариньяно не смог воспрепятствовать возвышению Габсбурга. В отместку он подписал с Папой важный документ, Болонский конкордат. Святой Престол добился отмены Прагматической Санкции Карла VII, которая признавала за капитулами соборов право избирать епископов, запретила аннаты (папский налог на церкви), предусматривала для булл и постановлений соборов одобрение суверена. Король выиграл еще больше. Договор предоставил в его распоряжение все епископства, все бенефиции, все церковное достояние его государства, дав ему право распределять все это среди людей, которых он предпочтет при чисто формальном одобрении Папы. Валуа и их последователи приобрели, таким образом, мощный рычаг управления и, благодаря нескончаемым бенефициям, настоящее золотое дно для подпитки своих финансов. Этим не ограничивалось значение Соглашения. Ибо в отношении светских дел, как и в отношении духовных, христианнейший государь оказался тесно связан с Римской Церковью в тот самый момент, когда неслыханное брожение угрожало ее основам. То была одна из важнейших причин, по которым он выступил против Реформации, в то время как внешне он блокировался с протестантами, чтобы одолеть Карла V, «краеугольный камень» католицизма. Конкордат был ратифицирован в феврале 1517 г. 31 октября того же года Лютер вывесил на воротах церкви Виттенбергского замка свои тезисы.
К этому моменту Ренессанс, истинный реванш природы, уже разбил прежние рамки, модифицировал подходы. Идеи, принципы, нравы трансформировались, менялись пропорции Вселенной. Горизонты человека, внезапно осознавшего свой жребий, расширились не меньше, чем у бывалых мореплавателей. Коллективный идеал средних веков исчез в бурных вожделениях нового индивида.
С самого своего основания католическая церковь сталкивалась со всевозможными ересями. На этот раз Лютер, раздув пламя, которое не могли подавить никакие репрессии, положил начало одной из величайших духовных и политических революций в истории. Те из французов, которых опьяняли его слова, не подозревали, какой опасности подвергается отныне единство их нации.
Объявленный еретиком в Кельне и в Лувене, осужденный папой Львом X, Мартин Лютер согласился на рассмотрение своей доктрины на факультете теологии в Париже. Его покровитель — курфюрст Фридрих Саксонский обратился с письмом в университет, выражая свои чувства к этому монаху, идеи которого заставили бурлить всю Европу.4
2 мая 1520 г. Ноэль Бедье, именуемый Беда, синдик факультета, направил послание своим коллегам и сформировал то, что мы назвали бы комиссией экспертов. Подлинными вдохновителями затеи были он сам и Жак Бартелеми. Парижский университет хотя и находился в упадке, но пользовался все же высшим духовным авторитетом в христианском мире после Святого Престола. Он представлял собой истинную федеративную республику с отдельной территорией и правосудием и громадными привилегиями. В его коллежах, среди которых доминировала Сорбонна, господствовал метод схоластики, метод ссылки на авторитеты. Изучали не сами явления, но то, что по их поводу высказали основоположники. Непримиримый, независимый, преданный папству, консервативный, Университет ненавидел новаторов. Он осудил Жанну д'Арк. Он подстрекал шесть тысяч парижских переписчиков и миниатюристов выдвинуть обвинение в чародействе против печатников. Без всякого основательного обсуждения нарождающейся Реформации он объявил ее преступлением, достойным самой суровой кары.
15 апреля 1521 г. факультет теологии, назвав Лютеровы тезисы нечестивыми, еретическими, схизматическими, богохульными, вредными и отвратительными, провозгласил, что их автор должен публично отречься от них, а его приверженцы истреблены. Требовалось, чтобы беспощадное пламя уничтожило людей и книги, зараженные столь чудовищными заблуждениями. Это решение было сообщено герцогу Саксонскому, императору и королю Франции.
Парижский Парламент, суверенное правовое учреждение, компетенция которого охватывала и религиозные вопросы, разделил ярость университетских ортодоксов. С 1521 г. во Франции смерть — и какая смерть! — угрожала человеку, которого заподозрили в лютеранстве. Но этот жуткий кордон не в состоянии оказался сдержать натиск новых идей. Несмотря на исступление университетских докторов, мир двигался к переменам семимильными шагами. Прежние дисциплины оказывались ненужными. Если прежде только и грезили, что о небесах, то теперь начали искать счастья на земле. Индивид открыл новую цель в себе, а государство создало для себя мораль, весьма далекую от божественных законов. Плавание нескольких каравелл разрушило концепции, чтившиеся как религиозные догматы. Общий рост богатства и благосостояния, открытие античности опрокинули кастовые барьеры, преобразовали обстановку, расширили интеллектуальные перспективы. Любопытство, фанатизм, сомнение одновременно пробуждались в обществе, столь долго поглощенном ссорами соседей, перед которым внезапно раздвинулся горизонт. С юга, с запада, с востока в него потекли слава Ренессанса, сокровища Нового Света, первые веяния Реформации: все воспоминания, вся молодость, все беспокойство мира. Этому беспокойству Библия, внезапно напечатанная, переведенная с латинского на национальные языки, распространяемая, вновь открытая, предлагала обильную пищу. Франция Франциска I была в целом антиклерикальная. Подрывная доктрина быстро прокладывала себе дорогу сперва в среде духовенства, а затем в научных кругах. В том же самом 1521 г. Парламент и Сорбонна с ужасом наблюдали, как «вредные и полные соблазна» книги продают в их собственных стенах.
1521 год — решающий момент, когда начинается затяжная борьба между Франциском 1 и Карлом V; когда серьезное вторжение приносит бедствия Северной Франции; когда народ пребывает в волнении от безразличия Церкви к его страданиям; когда король решает созвать Галликанский Собор, которому предстоит «многое реформировать и покончить со злоупотреблениями»; когда к Собору, намеченному в Париже,5 готовится прежде всего архиепископство Санское, — ив этот момент идет могучий процесс, преобразующий соотношение между буквой и духом, свободой совести и властью традиции.
Молодой монарх, ответственный за эти громкие споры, был, согласно венецианскому посланнику Кавалли, «весьма здрав в суждениях и поистине великого знания». Он не ограничивался покровительством и почитанием художников и писателей, он их любил. Он не одобрял глупую и свирепую нетерпимость университетов. Его мать, Луиза Савойская, и в первую очередь его сестра Маргарита, «Жемчужина из жемчужин», проявляли благосклонность к мистикам и философам, дерзость которых доставляла им удовольствие.
В течение многих лет этот гуманистический двор служил противовесом Церкви, университету, Парламенту, ожесточенно преследовавшим любые побеги свободной мысли. Луи де Беркен, «самый ученый среди знати», перевел некоторые произведения Эразма и Лютера и был арестован, а его творения сожжены. Король лично освободил его. Ему не раз и не два приходилось прибегать к вмешательству, чтобы защитить мысль от судебных властей. Перед ним разыгрывали фарс, где тузили друг друга папа и Лютер. А матушка его писала: «В 1522 г. мы с моим сыном впервые начали распознавать, по милости Святого Духа, лицемеров белых, черных, серых, туманных, всех цветов, от коих Господь в своей бесконечной снисходительности и доброте желает нас сохранить и защитить».
Между тем Карл V начал в Нидерландах настоящие преследования, и Луиза Савойская, встревожившись, обратилась за советом в Сорбонну, где ей предложили прибегнуть к инквизиции. Настал час первого французского мученика за Реформацию. 8 августа 1523 г. августинцу Жану Вальеру, обвиненному в богохульстве, отсекли язык на Свином рынке близ Мельничного холма. Силы реакции оказались в выигрышном положении, когда разразилась катастрофа при Павии и Франциск I попал в плен.6 Луиза Савойская, регентша незащищенного королевства, которому угрожали захватчики, уступила давлению Рима и Парламента. И вот появились комиссары, которым поручено было выискивать лютеран, и запылали костры. Сперва на них всходили монахи и люди из народа, такие как чесальщик Леклерк, подвергнутый чудовищным мучениям. Беркен возвратился в тюрьму.
Франциск I объявился вовремя, чтобы его спасти, созвал всех, кто бежал, в частности, в Страсбург. Ему торжественно преподнесли книгу Цвингли: «Истинная или ложная религия». То был недолгий просвет. Маргарита, вдова герцога д'Алансона, вступившая в новый брак с королем Наварры, стала править в Нераке, окружив себя двором, который стал убежищем для инакомыслящих, но значимость его уменьшала его отдаленность. Международная политика приблизила короля к Святому Престолу. Затем кое-какие исступленные души разбили близ парижских ворот Сен-Антуан голову Пресвятой Девы из камня, в которой усматривали идола, и гнев народа забурлил по всему городу. Утонченный монарх понял, что необходимо управлять этим опасным движением, и распорядился об искупительной процессии. «Реакционеры» пожелали воспользоваться случаем. В отсутствие короля они вновь схватили Беркена, и на этот раз им хватило времени, чтобы его погубить. Новые осквернения святынь приводили к появлению новых мучеников. Нетерпимость порождала нетерпимость. Фанатизм набирал силу по мере того, как дух пытался от него избавиться.