На этом месте, забегая вперед, я хочу указать на факт, который лишь позже должен был получить большее значение. В сумятице начинающейся русской гражданской войны и интервенции держав Антанты против большевистского правительства руководящие лица Германского Рейха неожиданно увидели шанс: сверх Брестского мира заполучить всю Россию в зависимость от Германии. Началось большое наступление германских войск за пределы установленных Брестским договором границ. Летом 1918 года немцы стояли на линии, простиравшейся от Нарвы на севере через Днепр до Ростова на Дону. Это означало: они дошли почти так же далеко, как Гитлер во Второй мировой войне, они завладели огромными территориями России, и они начали размышлять, не смогут ли они на развалинах большевистского господства также и собственно Россию сделать германской империей. В определенном смысле это была та Восточная Империя, к которой стремился позже Гитлер, и она уже однажды была в пределах досягаемости немцев, что глубоко врезалось в память многих немцев — в том числе и Гитлера. От 1918 года осталось убеждение, что Россия побеждаема, что, несмотря на свою величину, несмотря на массы своего населения, она была слабой страной, которую можно одолеть, покорить и подчинить. Совершенно новая идея, которая в 1914 году была очень далека, начала играть роль в германской политике. Она должна была, как сказано, стать важной лишь в будущем, потому что в 1918 году эта германская Восточная Империя просуществовала лишь мгновение. Она исчезла в результате более поздних событий этого года; и от этого осталось одно лишь видение.
Всё предвещало, или мы скажем точнее: к началу 1918 года ещё ничего не знали. Тем не менее положение казалось вполне обнадёживающим, потому что теперь можно было большую часть — лучшую часть — германской Восточной армии отвести назад и перебросить на Запад. К этому решению Людендорф — при Гинденбурге подлинный глава Верховного Командования — пришел уже вскоре после победы большевистской революции в ноябре 1917 года. Тем самым он приблизил к реальности надежду — на Западе впервые с 1914 года иметь определенный военный перевес — так что там весной 1918 года можно было начать решающее для исхода войны наступление.
Таким соображениям можно было бы найти возражения, поскольку информированные современники уже в начале 1918 года знали, что не стоит в последний момент возбуждать большие надежды на победу, ибо Германия уже была ужасно обессиленной войной. Недоедало не только гражданское население родных городов, в 1918 году армию тоже кормили недостаточно. Еще хуже выглядела ситуация у союзников Германии. Австрия собственно уже с 1917 года была близка к концу: в этом году она предприняла неудачную попытку выйти из войны. Только перспективы победы Германии в 1918 году заставили её в конце концов всё же остаться в союзе. У турок и болгар дела обстояли подобным образом. Никто не хотел стоять в стороне, когда теперь в конце немцы всё-таки еще победят. Но отскочить в сторону все они были готовы: в том случае, если немцы весной и летом 1918 года упустят решающую военную победу, они должны были принимать в расчет немедленный развал союзников.
От германского наступления на Западе в 1918 году всё зависело еще с другой точки зрения. Когда в 1917 году в войну вступила Америка, она не была к ней ни в коей мере подготовлена. Она должна была свои армии сначала призвать, выучить и в заключение перевезти во Францию. Всё это в 1917 году еще не могло произойти (не принимая в расчёт небольшие передовые отряды) — но теперь, в 1918 году, машина была запущена в ход и начала работать. Первые американские войсковые части прибыли весной во Францию, и летом и осенью 1918 года они участвовали в военных действиях — еще в относительно скромных масштабах. Они становились бы всё сильнее и в 1919 году были бы в наличии в подавляющем количестве. Если войну на Западе не выиграть с военной точки зрения до этого, то тогда — это было очевидно — война была проиграна.
Так что у немцев был, так сказать, узкий коридор, через который они должны были проскочить в большой спешке, если хотели еще добиться для себя благоприятного исхода; если же этот шанс упустить, то тогда поражение было реально у ворот. Такова была чрезвычайно драматическая ситуация в начале 1918 года.
Людендорф поставил всё на то, чтобы весной 1918 года, прежде чем американцы смогут вмешаться в больших масштабах, смочь прорвать фронт — а именно фронт англичан. План наступления на Западе в 1918 году во многом напоминает более поздний план Манштейна, который был столь успешным в 1940 году. По этому плану всё должно было быть сконцентрировано на стыке английского и французского фронтов, английский фронт должен был быть прорван на его южном конце и изолированные к северу от места прорыва английские войска планировалось сбросить в море. Когда это произойдёт, можно будет наброситься на Францию.
Всё зависело от того, что первое большое наступление действительно добьётся прорыва, что получится дойти до моря и что удастся отделить друг от друга английскую и французскую армии. Эта попытка была предпринята в так называемой «кайзеровской битве». Речь шла о крупном наступлении на местности, где уже многократно происходили сражения. Теперь там в чрезвычайно тщательно подготовленной наступательной операции были сконцентрированы три германских армии против двух английских. Они начали наступление 21 марта 1918 года. Это наступление в оперативном смысле было успешнее, чем любое из больших наступлений союзников на Западе. Во всяком случае немцы нанесли тяжелое поражение одной из двух английских армий, южной, заняли большие территории, отбросили англичан и на пару дней вызвали кризис на стороне союзников.
Но с этим кризисом справились. И в этот раз в очень короткое время выявилось снова то, что всё время показывала Первая мировая война: то, что технические условия этой войны радикально ограничивали возможности стратегии. Даже успешное наступление — а немецкое было сначала успешнее, чем было любое из наступлений союзников — не могло привести к полному прорыву, поскольку удавалось быстрее закрывать возникающие бреши, подводить резервы, снова и снова останавливать наступление, чем было возможно подпитывать, форсировать наступление, усиливать его новыми вводимыми войсками.
Всегда следует иметь в виду, что Первая мировая война, во всяком случае на Западе, и в этой фазе была войной пехоты. Никакая армия не могла наступать быстрее, чем маршировал отдельный солдат. Но за спиной у оборонявшегося были железные дороги, по которым он мог перебросить резервы с других фронтов. Точно так же произошло и на этот раз. 21 марта началось германское наступление, пару дней поступали победные сообщения, были большие захваты территорий; затем дела стали замедляться, вслед за тем и вовсе застопорились. В конце марта германское наступление окончательно потерпело стратегическую неудачу, то есть — оно застряло, прежде чем были достигнуты его стратегические цели. Если быть точным, то тем самым был упущен видимый или действительный шанс победы немцев на Западе.
Тем не менее, Людендорф еще не сдался. Вскоре после этого, в апреле, он предпринял второе, уже не столь мощное наступление против северной части английского фронта. Затем наступила пауза. Затем третье наступление в совершенно другом месте, на этот раз против французского фронта, в ходе которого немцы в конце мая — начале июня еще раз продвинулись до судьбоносной реки 1914 года — Марны. Теперь уже отчасти существовало впечатление дикой и напрасной бойни ради неё самой. Снова операция тактически в целом прошла успешно — но и её постигла судьба первой. После больших начальных успехов она была остановлена новыми подтянутыми резервами, настоящего же прорыва достигнуто не было. В заключение в середине июля под Реймсом произошло ещё четвертое наступление, которое подобно наступлениям союзников предыдущего года было отбито сразу же в начале. И тем самым шансам на победу Германии в 1918 году пришёл конец.
Я подчеркиваю это совершенно особо, поскольку это мне представляется непосредственным ключом к дальнейшему чрезвычайно драматическому ходу событий 1918 года. Германское руководство, германская армия и до определенной степени также германская общественность — насколько она была осведомлена — знали с середины июля 1918 года, что войну больше выиграть нельзя, что упущен последний шанс на победу. Теперь уже в войну вступили американцы и они становились всё заметнее, и, что никто не предвидел, теперь ещё раз приободрились французы и англичане, после того, как миновал момент настоящей смертельной опасности, и они перешли к крупному контрнаступлению. Оно началось на французском фронте непосредственно после провалившегося последнего германского наступления 18-го июля, а на английском фронте, который был между тем усилен войсками преимущественно из Канады и Австралии, 8-го августа 1918 года. Нам следует запомнить эту дату — 8 августа. Людендорф назвал её «черным днём германской армии».
