По мнению историка О.В. Шинина, «роль в обеспечении разведывательной информацией боевых операций Народно-революционной армии ДВР органами военной разведки (во взаимодействии со структурами «партийной» разведки) можно признать существенной»[215].
Несмотря на то что Россия была союзницей Великобритании в войне с кайзеровской Германией, английские спецслужбы активно вели разведывательную деятельность на территории нашей страны, в том числе и на Севере. Шпионажем занимались сотрудники МИ-1к (с 1930-х годов — МИ-6), офицеры секции D военной разведки и Департамента военно-морской разведки (Naval Intelligence Department — NIP). В августе 1918 года после высадки интервентов в Архангельске им в помощь прибыли офицеры секции Н (особые операции).
Экономическую и политическую ситуацию на Севере России отслеживали сотрудники Мурманского отдела британского Министерства информации, функции и решаемые задачи которого практически не нашли отражения в литературе.
Американские спецслужбы в России представляли чины управления военно-морской разведки и отдела военной информации. В составе экспедиционного корпуса имелась армейская сыскная полиция, именуемая Полис Интеллидженс[216].
Белогвардейская контрразведка на Севере России находилась практически в полной зависимости от интервентов, в первую очередь, англичан. По этой причине они не могли проводить каких-либо контрразведывательных мероприятий против союзников, чувствовавших себя хозяевами в крае. Тем не менее по мере возможности военно-регистрационная служба фиксировала враждебные России действия «своих партнеров». Так, она вскрыла проводимую англичанами операцию по выкачиванию при помощи военнослужащих валюты у местного населения. Агент Журун 26 ноября 1918 года доложил начальнику военно-регистрационного бюро в Мурманске, что им при негласной проверке установлен факт сотрудничества железнодорожного мастера станции Сорока К.П. Бриже с французской спецслужбой. Но русские контрразведчики были лишены возможности противодействовать акциям своих «союзников».
Основные усилия ВРО — ВРС сконцентрировало на противодействие германской, финской и советской разведкам.
Так, мурманская следственная комиссия по Александровскому и Кемскому уездам привлекла в качестве обвиняемого В.Л. Сенкевича — организатора и первого начальника Красной гвардии, в последующем — комиссара Мурманского краевого совета, разрабатывавшегося контрразведкой еще в 1917 году, как вероятного агента немецкой разведки[217]. В ноябре по обвинению в шпионаже были высланы сотрудники консульства Финляндии[218].
Но при этом следует отметить и случаи взаимодействия спецслужб по противодействию шпионажу противника. Например, 2 октября 1918 года союзный военно-контрольный отдел, получив сведения от английского Адмиралтейства, сообщил военно-регистрационному отделению о следовании в Архангельск известного немецкого террориста барона Раутерфельса и группы его помощников с целью уничтожения военных складов. Среди указанных Адмиралтейством фамилий значился некто П.Э. Персон. Контрразведчики обнаружили последнего при проверке парохода «Михаил Сидоров» и заключили в тюрьму для выяснения личности. Однако следственными мерами не удалось установить причастность Персона к немецкой разведке и выяснить его задачи. В связи с заключением перемирия с Германией его освободили под поручительство шведского вице-консула в Архангельске[219].
Оценивая обстановку на границе с Финляндией как достаточно тревожную, начальник контрразведки Мурманского края А. Петров 21 мая 1918 года докладывал заведующему отделом обороны Мурманского района, что «в настоящий момент для краевой власти нет задачи более грандиозной и важной и вместе с тем более ответственной, чем оборона края». Контрразведчик отмечал концентрацию финских белогвардейцев в районе Печенги и Ковдозера, активизацию немецких подводных лодок в арктических морях[220].
Чин для поручений при штабе командующего вооруженными силами Мурманского края Д.Н. Розанов получил задание отправиться в Норвегию в качестве резидента и во время пребывания в Вардэ вести наблюдение за всеми въезжающими в Россию (Архангельск, Мурманск и все становища) из Норвегии как русских, так и подданных нейтральных держав, а также въезжающими в Норвегию из России. Помимо того — выявлять лиц, заподозренных в связи с германской разведкой.
О последних требовалось собирать максимально полную информацию.
Кроме того, Д.Н. Розанову вменялось в обязанность оказывать содействие русским офицерам-разведчикам, командируемым в Норвегию «по делам службы». Собираемую информацию контрразведывательного и разведывательного характера русский резидент обязан был направлять в штаб «по возможности быстро» и лишь «через назначенное специально лицо»[221].
Военно-регистрационная служба выслала за пределы Северной области К. Симона и П. Фюрети за причастность к германскому шпионажу и содействие большевикам[222]. Столь мягкое наказание можно объяснить лишь недостаточным количеством улик. По некоторым документам можно судить, что борьба со шпионажем в Северной области велась на низком профессиональном уровне. Задержанных на фронте направляли в Архангельск для проведения следствия без указания данных, послуживших основанием к аресту, и свидетелей. Случалось, что арестованных по подозрению в шпионаже лиц приходилось освобождать из-за отсутствия улик[223].
Первый опыт борьбы ВРО с советской агентурой оказался неудачным. Контрразведчики не смогли выявить красного разведчика Ф.А. Миллера в Олонецкой губернии, предотвратить утечку сведений о численности прибывающих на Север войск интервентов в штаб северо-восточного участка завесы[224].
По мнению исследователя А.А. Иванова, причиной низкой результативности работы контрразведки в первые месяцы войны являлось недофинансирование, поскольку в октябре 1918 года «оклады агентам по информации» еще только разрабатывались[225].
Еще одной причиной следует назвать болтливость военнослужащих. В подтверждение приведем выдержку из приказа генерала В.В. Марушевского от 26 марта 1919 года: «Военнослужащие болтают. В этом повинны как солдаты, так и офицеры, и преимущественно военнослужащие в штабах и тыловых учреждениях. Прошу одуматься и бросить болтать языком. Болтовня вредит возрождающейся армии и способствует противнику, и пусть каждый болтун знает, что я буду брать его именно с этой стороны, а при строгости законов военного времени ему нечего рассчитывать на безнаказанность или пощаду. Имею ряд достоверных фактов, что военнослужащие посвящают в вверенные им служебные вопросы своих жен и родственников. Требую прекратить болтовню раз и навсегда»[226].
Чего было ожидать от армейских офицеров и солдат, когда даже сотрудники контрразведки уличались в разглашении секретных сведений. «До моего сведения дошло, что некоторые служащие вверенной мне службы болтают полученные но службе сведения, — фиксировал случаи разглашения секретной информации М.К. Рындин. — Требую прекратить болтовню, в противном случае виновных без сожаления предам суду»[227].
Для улучшения противодействия советской разведке белые предприняли ряд мер. В частности, на большинстве дорог были установлены кордоны с численностью до шести человек на каждом для воспрепятствования перехода агентуры через линию фронта[228]. Однако таким образом белые не смогли полностью поставить заслон проникновению агентуры красных. Некоторых красных разведчиков ВРС удалось выявить как с помощью секретной агентуры, так и благодаря поддержке правоохранительных органов и представителей общественных организаций.
ВРС перехватила инструкцию Особого отдела разведчикам, работавшим на фронте и в тылу, в которой был приведен перечень сведений, интересовавших советскую разведку. В мае — июне 1919 года ВРС смогла скрыть от командования 6-й армии прибытие в Архангельск двух британских бригад[229].
С помощью военной цензуры удалось вскрыть разведывательную деятельность коменданта 5-го Северного стрелкового полка А. Бровкова и солдата П.К. Телова[230]. По мнению мурманского историка А.А. Иванова, успехи военной цензуры на поприще борьбы с советским шпионажем были эпизодическими, «суммарная эффективность цензорской службы оставляла желать лучшего»[231].
На Северо-Западе России белогвардейские спецслужбы, впрочем, как правительство и армия, находились в полной зависимости от интервентов, поэтому говорить о противодействии шпионажу союзников не приходится. В силу того что документы контрразведки армии генерала от инфантерии Н.Н. Юденича оказались уничтоженными, не представляется возможным даже фрагментарно отразить данный вопрос в настоящем исследовании. Лишь из приказа по Северо-Западной армии № 271 от 19 октября 1919 года стало известно, что заведующего гаражом главного начальника снабжения Северо-Западного фронта А. Садыкера предали военному суду по обвинению в передаче красным сведений о деятельности белогвардейских организаций в Финляндии и пропаганде большевизма[232].
