Сюнь-цзы даже внес свои уточнения в устоявшийся образ Конфуция, воспользовавшись для этого недостоверными слухами, которые сопутствуют памяти о всяком великом человеке. Будто Учитель, во время своего недолгого пребывания на высоком посту в Лу, приказал казнить «странствующего ученого» Мао не за какое-то преступление, а только за то, что тот своими речами «смущал умы».
Вероятно, под влиянием легизма Конфуцию стали приписывать и такую чудовищную жестокость. Будто бы увидев во время инспекционной поездки выступление акробатов, он приказал… отрубить им руки и ноги. Оказывается, это был день, когда следовало совершить жертвоприношения, и всякие развлечения были недопустимы. Но установление это было настолько древним, что все о нем давно забыли – помнил только такой мудрец, как Конфуций. Но он не счел незнание оправданием – воля Неба священна, и нарушивший ее виновен в любом случае. Бесспорно, это не что иное, как бессовестное использование имени Учителя для пропаганды чуждых ему идей.
На примере даосов мы могли убедиться, что наряду с «державной», этатистской общественной установкой существовала и противоположная – некоторые люди предпочитали уходить от общества куда подальше («странствующие ученые» в виду не имеются – они были, с оговорками, преимущественно конфуцианцами).
Аскеты-отшельники существовали в Поднебесной с древнейших времен (возможно, под индийским влиянием). Первые известные нам имена – Бои и Шуци относятся еще к поздним шанским временам.
Но были и мыслители, понимавшие бегство от общества несколько иначе. Многим покажется очень симпатичным такое течение, как янчжуизм. Его основоположник Ян Чжу (440–360 гг. до н. э.), происходивший из бедной крестьянской семьи, много странствовал, и в какой-то момент озарился открытием, что умирают и умные, и глупые, и богатые, и бедные – а потому зачем напрягаться, множа знания и добродетели? Зачем уподобляться Конфуцию – которого Ян Чжу назвал «самым бестолковым и суетливым из всех людей»? Живи, пока живется, тем более, что, как рассудил мыслитель, никакого бессмертия тоже нет – «после смерти ничего не будет, кроме гниющего тела». Даже благо Поднебесной не стоит того, чтобы ради него отказываться от немудреных наслаждений и утех. Отметим, что грек Эпикур жил столетием позже.
Интереснейшим явлением в культурной жизни Китая стала образованная во 2-й половине IV в. до н. э. в царстве Ци «академия Цзися», куда просвещенные повелители приглашали виднейших мыслителей самых разных направлений со всей Поднебесной. Все они получали высокое придворное звание и щедрое содержание.
Особенно желанными гостями были даосы и представители близких к ним течений. Путь их лежал преимущественно из южного царства Чу – именно там, на юге, были наиболее сильны индийские ведические веяния.
Одним из них был ученый Цзоу Янь (305–240 гг. до н. э.) – фигура загадочная, собственно ему принадлежавших текстов до нас не дошло, но, судя по тому, что писали о его трудах другие авторы, вклад его в китайскую философию и различные области знания огромен. Ему принадлежит глубокая философская разработка учения о силах инь и ян и о пяти первоэлементах у-син (это вода, огонь, дерево, металл и земля). Берущее от него начало направление получило название «школа Иньянцзя», т. е. школа, основанная на учении о силах инь и ян.
В учении об у-син Цзоу Янь осмыслил их как силы и элементы, участвующие в образовании материального мира, установил между ними сложную диалектическую связь «жизни-смерти», а потом распространил их влияние и на человеческое общество (в работе «Круговорот моральных качеств пяти движущих начал»). Дерево рождает огонь, огонь рождает землю (пепел), земля рождает металл, металл рождает воду (о чем свидетельствуют капли росы, появляющиеся на металлической поверхности), вода рождает дерево – этим замыкается круг жизни. Что же касается смерти и уничтожения, то дерево побеждает землю, земля побеждает воду, вода побеждает огонь, огонь побеждает (плавит) металл, металл рубит дерево.
Установив символическую связь между первоэлементами и сменявшими друг друга правившими династиями, Цзоу Янь соотнес круговорот у-син с ходом исторического процесса: династия Ся (дерево) была свергнута династией Шан (металл), а ту ниспровергла династия Чжоу (огонь). Будущее предоставило достаточно поводов для продления этой цепочки – а мудрецы проявили немало изворотливости, чтобы подогнать практику под теорию.
Видно, немало постранствовав по свету, многое повидав и услышав, Цзоу Янь выступил со смелым космополитическим утверждением: Поднебесная – это лишь девятая часть одного из девяти континентов. Где уж он насчитал их так много, неизвестно, но если принять эту посылку как в принципе верную – выводы можно было сделать довольно неприятные, если не сказать опасные. Китайцы всегда считали, что их страна «находится в средоточии того, что освещает солнце и луна, и посему все живое взращивается здесь в полноте своих свойств. Люди здесь по натуре уравновешены и добры, почвы плодородны, растительность разнообразна. Земли же варваров расположены по краям, и жизненные свойства вещей там ущербны. А потому в их землях не рождаются мудрые мужи» (Бань Лу, историк I в. н. э.).
Борющиеся царства – кто создаст империю?
В Поднебесной вновь назревали перемены. Консолидировав свои внутренние силы, наиболее мощные царства поглотили практически все слабые. И домен чжоуского вана, и родина Конфуция Лу превратились в небольшие анклавы, да и те существовали только благодаря тому, что фавориты отдавали дань исторической памяти. Дело шло к тому, что локальные противоборства, сдерживаемые какими-то общепризнанными установлениями (пусть и постоянно нарушаемыми – но все же имеющими под собой священную чжоускую основу), должны были перерасти в битву гигантов. А когда в игре стократ возрастают ставки, кто помнит о правилах?
Китай в эпоху борющихся царств
Характер войн изменился. Как следствие демографического взрыва и наступления железного (а потом и стального) века, основную ударную силу армий составляли массы пехоты, поставляемые в качестве кровавой дани крестьянскими общинами. На вооружении у пеших воинов были арбалеты, мечи и пики. Сказочно прекрасные колесницы ускакали в предания – их сменила конница. Новый род войск, перенятый у кочевников, в большинстве армий не был многочисленным – но окраинные царства, которые поближе к степям, уже научились использовать его весьма эффективно. Появились военные флоты – морские и речные (на Хуанхэ и Янцзы было где развернуться). Битвы становились ожесточеннее. Бывало, что победители учиняли беспощадную расправу над пленниками – и тогда счет шел на десятки, даже на сотни тысяч трупов.
Выяснилось, что культурно неполноценные окраинные царства имеют преимущество над интеллигентными старожилами Чжунго не только за счет кавалерии. Не слишком связанные традициями, они могли смелее проводить реформы, ведущие к усилению центральной власти, – а это было фактором не только экономического подъема, но и роста военной мощи. Один из реформаторов-легистов, насмехаясь над теми ревнителями старины, которые постоянно оглядывались на «золотой век» Шан и Западного Чжоу, поведал следующую притчу. Пахавший в поле крестьянин вдруг увидал такое зрелище: стремительно несущийся заяц налетел на дерево, да с такою силой, что тут же испустил дух. Мужик подобрал нежданную добычу, после чего забросил всю работу и стал ждать другого зайца. Может быть, до сих пор ждет – если с голоду не помер.
Достаточно достоверная история западного царства Цинь, о котором мы не раз уже имели возможность упомянуть, начинается в 897 г. до н. э., когда вождь небольшого полукочевого племени получил от чжоуского вана небольшой удел для того, чтобы разводить лошадей для царского войска. А когда потомок этого вождя в 770 г. до н. э. помог чжоускому царевичу перебраться на восток, в Ло-и, после чего Чжоу стало Восточным, а царевич ваном – в награду за помощь глава удела был объявлен полноправным князем – чжухоу.
Княжество постоянно воевало: на севере и западе с кочевыми хунну, на других направлениях – с соседями по Поднебесной. И хотя уроженцы Чжунго никак не хотели принимать за своих вчерашних полуварваров, даже знати которых неоткуда было набраться настоящего ли – воевали те успешно. С конями, отличным средством быстрого нападения, они управлялись умело, а собственная их территория, испещренная реками и взгорьями, была практически неприступна. Для защиты от Цинь соседнее Вэй возвело даже высокий земляной вал – возможно, использованный впоследствии при строительстве Великой стены, – но это вряд ли существенно помогло.
Мало-помалу циньцы облагораживались. В 394 г. до н. э. были запрещены человеческие жертвоприношения, которыми сопровождались похороны почившего государя. Когда же правитель Сяо-гун в 359 г. до н. э. пригласил Шан Яна – дела пошли в гору (хотя во время первой аудиенции князь натурально уснул, и лишь по итогам нескольких последующих бесед выразил приглашенному полное доверие). Мы уже затрагивали проведенные тогда реформы – рассмотрим еще некоторые их моменты.
