Но у государя давно копилось негодование. Какая-то капля стала последней. Иван Васильевич сразу, одним махом разорвал отношения с приближенными, севшими ему на шею. Вернувшись в столицу, он первым делом реабилитировал родственников жены, очутившихся в опале. Вернул ко двору и возвысил ее братьев Данилу Романовича и Василия Михайловича. Вызвал из ссылок прочих людей из их партии. Хотя лидеров Избранной рады наказывать не стал. Просто отстранил их от себя. После этого Сильвестр уехал в Кирилло-Белозерский монастырь, постригся в монахи. Может быть, Иван Васильевич «намекнул» ему на такой вариант. Но вполне вероятно, что он ушел в монастырь сам, демонстративно. Ведь пострижение отнюдь не означало «политической смерти». Если изменятся обстоятельства, из монастыря можно было вернуться, даже с повышением. Допустим, на кафедру епископа.
Дипломатию взялся выправлять сам государь. Литве он порекомендовал не лезть в прибалтийские дела. А в военной кампании на следующий год Иван Васильевич изменил приоритеты. Крымцев нейтрализовали испытанным способом, нацелили на них казаков. Главные силы в мае 1560 г. выступили на Ливонию. Как раз с этой армией царь отправил на фронт своих бывших советников и их приближенных – Алексея и Данилу Адашевых, Курбского, Вешнякова и др. В битве под Эрмесом была разгромлена последняя армия Ливонского ордена. Русские взяли Феллин и еще ряд городов.
Но в эти же дни побед и торжеств исполнилось мрачное «пророчество» Сильвестра – насчет Анастасии. После осенней болезни она сумела оправиться, молодой и сильный организм преодолел недуг. Но в июле ей опять стало худо. Снова привлекли лучших лекарей, всюду служили молебны о здравии, муж проводил бессонные ночи в молитвах у ее постели. Однако 7 августа царица умерла. В скупых строчках летописей мы можем увидеть, какое страшное горе навалилось на Ивана Васильевича. На похоронах он не мог сам идти, «царя и великого князя от великого стенания и жалости сердца едва под руки ведяху». Рыдал и весь народ. Люди запрудили улицы, мешая траурной процессии, старались прикоснуться к гробу, называя покойную «матерью». Правительство пыталось раздавать милостыню – нищие ее не брали. Говорили, что в такой день не хотят никакой радости…
Точный «диагноз» Анастасии был поставлен в ХХ в. при химическом исследовании останков. Содержание мышьяка – в 10 раз, содержание ртути в костях в 4 раза, а в волосах в 100 раз выше максимально допустимого уровня. Ее травили не один раз, несколькими способами. Осенью не сумели извести, а летом все же добили. В XVI в. химических анализов не делали, но признаки отравления знали, и обстоятельства смерти заставили заподозрить неладное. Началось расследование по поводу «чародейства» (в это понятие входило и отравительство).
Исполнителей нашли. Были арестованы уроженка Польши некая Мария по прозвищу Магдалина и пять ее сыновей. Кстати, прозвище для русских должно было звучать кощунственно. св. равноапостольная Мария Магдалина, близкая ученица Христа, глубоко почитается православными. Это на Западе было принято иронизировать насчет кающейся блудницы. Очевидно, прозвище полячки намекало на ее образ жизни. Но подобная сомнительная особа оказалась близкой к Алексею Адашеву! Нити следствия потянулись к нему и к Сильвестру. Тут уж сопоставили – Анастасия оставалась главной противницей Избранной рады. Но ведь и вчерашние временщики знали, кто укрепляет государя против них! Многие вспоминали, что они относились к царице враждебно, допускали грязные высказывания. Например, после отставки Сильвестра называли ее Евдоксией, по имени византийской императрицы, развратницы и гонительницы св. Иоанна Златоуста – как видим, лидеры Избранной рады скромностью не страдали.
Был составлен суд Боярской думы, царь включил в него и представителей духовенства. Адашев в это время оставался в Эстонии, в Дерпте (Тарту). Узнав о выдвинутых обвинениях, он и Сильвестр просили вызвать их в Москву, чтобы оправдаться лично. Но Захарьины и некоторые другие бояре настояли, что присутствие в столице вчерашних могущественных вельмож, сохранивших многие связи, может быть опасно. Суд подтвердил целый ряд их преступлений: незаконное управление делами от имени царя, злоупотребления, раздача своим «угодникам» чинов и назначений, причастность к попытке переворота в 1553 г., злословия в адрес царицы. Монахи Вассиан Беский и Мисаил Сукин дали показания, ставящие под сомнение православие Сильвестра.
Но главный пункт обвинений, были ли временщики заказчиками убийства, остался недоказанным. Точнее, бояре сочли его недоказанным. «Чаровницу и Алексееву согласницу» Марию с сыновьями казнили. Относительно Сильвестра и Адашева многие судьи считали, что даже известная их вина заслуживает смерти. Но царь на это не пошел, остался выше личной мести. Впоследствии он писал, что за зло, сотворенное ему Сильвестром, намерен судиться с ним не в этом мире, а перед Богом.
Адашев не дожил до окончания суда. Внезапно «в недуг огненный впаде и умре». Скончался от болезни или не перенес стрессов. Хотя можно высказать еще одно предположение. Ведь на самом-то деле среди боярской оппозиции ранг Адашева был невысоким, его величие обеспечивалось только близостью к царю. Теперь он стал практически «никем», но вскрылась его связь с «Магдалиной». Адашева вполне могли устранить свои же соучастники. Оборвали нити дальнейшего расследования.
Ну а с Сильвестром приключилась вообще странная история. Он был сослан в Соловецкий монастырь и… современный историк Б.Н. Флоря нашел однозначные доказательства, что ни в какую ссылку он не поехал! Продолжал с удобствами жить в Кирилло-Белозерском монастыре. Сюда в 1561–1566 гг. ему присылал книги сын Анфим (его царь тоже не репрессировал, ограничился переводом из Москвы в Смоленск). Сильвестр отправил из Кириллова монастыря в Соловецкий большой вклад, 219 рублей и 66 книг. Вроде собирался туда перебраться. Но настолько «не спешил», что вообще не собрался. В конце 1560-х гг. душеприказчики дали посмертный вклад по нему не в Соловецкий, а в Кириллов монастырь. Поразительно, правда? Царь и боярский суд выносят приговор, а осужденный игнорирует! Объяснение может быть лишь одно: в структурах власти у Сильвестра остались очень влиятельные друзья, которые и позаботились спустить исполнение приговора в «долгий ящик».
Узел седьмой
Князь Курбский
Если Шуйские происходили от суздальских князей, то Курбские – от ярославских. Рангом пониже, победнее, но тоже – Рюриковичи! В прошлых главах мы уже рассказывали о Симеоне Курбском, который дружил с «жидовствующим» Вассианом Косым, навел тайные мосты с западными дипломатами, передавая им государственные секреты, возглавил оппозицию второй женитьбе Василия III. Были и другие Курбские – доблестно защищавшие Россию, погибавшие в боях. Но герой этого рассказа – Андрей Михайлович Курбский. В литературе можно встретить рассуждения, что он был одним из лучших военачальников Грозного, героем взятия Казани. О том, что царь послал его в Ливонию вместо себя, назначил главнокомандующим. Но он не выдержал разгула тирании. Узнав, что над ним тоже нависла угроза расправы, ушел в Литву…
Однако учтем, что источник всех этих сведений – мемуары самого Курбского. К действительности они имеют весьма отдаленное отношение. Если же рассмотреть факты, то окажется, что никаких воинских достижений за нашим героем не значилось. В 1552 г. крымцы осадили Тулу. Курбский с князем Щенятевым был послан на выручку, но опоздали, врага прогнали без них. Вместо того чтобы организовать преследование, воеводы засели праздновать победу. Под Казанью отличился не Андрей Курбский, а его брат Роман, умерший от ран. А Андрей со своими воинами, ворвавшись в город, увлеклись грабежами, и казанцы принялись громить их, они в панике побежали – спасал их и выправил положение сам царь. Зато впоследствии Курбский известен гибельными советами государю: оставить всю армию зимовать в Казани, идти в поход на Крым.
Впрочем, и другие члены Избранной рады проявляли себя в сражениях не с лучшей стороны. Так, в конце 1558 г. магистр Ливонского ордена Кеттлер напал на замок Ринген, где оборонялись всего две-три сотни стрельцов. Они сражались отчаянно, держались пять недель! Неподалеку стояла рать Дмитрия Курлятева – помощи он так и не оказал. Замок был взят, всех защитников зверски перебили. Но Курлятев был близок к Сильвестру, Адашеву, Курбскому и наказания избежал.
В прошлой главе мы рассказывали, как в 1560 г. царь двинул в Ливонию большую армию и в ее рядах отослал на фронт своих бывших советников. Но главнокомандующим стал отнюдь не Курбский, а Мстиславский. Члены Избранной рады получили посты достаточно высокие, но не первого ранга. Андрей Курбский и Данила Адашев возглавили сторожевой полк. Под Вайсенштейном они столкнулись с корпусом Фюрстенберга, и Курбский решил атаковать. Не разведав дороги, повел 5 тыс. воинов через болото и завяз, не мог выбраться целый день. От разгрома его спасло лишь то, что Фюрстенберг действовал еще хуже. Так и не ударил, ждал на сухом открытом поле. Полк перебрался через болото уже в темноте, не стал ждать утра, открыл огонь по ливонскому лагерю, освещенному кострами. Немцы всполошились, побежали, под ними обрушился мост через реку, и грубая ошибка действительно обернулась победой.
