В прошлой главе мы рассказывали, как в 1560 г. царь двинул в Ливонию большую армию и в ее рядах отослал на фронт своих бывших советников. Но главнокомандующим стал отнюдь не Курбский, а Мстиславский. Члены Избранной рады получили посты достаточно высокие, но не первого ранга. Андрей Курбский и Данила Адашев возглавили сторожевой полк. Под Вайсенштейном они столкнулись с корпусом Фюрстенберга, и Курбский решил атаковать. Не разведав дороги, повел 5 тыс. воинов через болото и завяз, не мог выбраться целый день. От разгрома его спасло лишь то, что Фюрстенберг действовал еще хуже. Так и не ударил, ждал на сухом открытом поле. Полк перебрался через болото уже в темноте, не стал ждать утра, открыл огонь по ливонскому лагерю, освещенному кострами. Немцы всполошились, побежали, под ними обрушился мост через реку, и грубая ошибка действительно обернулась победой.
Хотя эта битва не была решающей. Основной вклад в победу внесли воевода передового полка Барбашин, разбивший главные силы рыцарей под Эрмесом, и начальник артиллерии боярин Морозов, обеспечивший взятие Феллина и других крепостей. Кампанию выиграли. Орден посыпался, как карточный домик, города стали сдаваться. Но в это время вмешались новые противники. Литва, Дания, Швеция. Что ж, дипломатия Ивана Васильевича поработала очень неплохо. Создания единого антироссийского фронта не допустила. Расколола и перессорила противников, со шведами и датчанами удалось заключить перемирия.
Но магистр ордена Кеттлер окончательно передал Прибалтику под власть польского короля Сигизмунда. В конце 1561 г. литовский гетман (главнокомандующий) Ходкевич и князь Радзивилл, назначенный наместником Ливонии, без объявления войны ринулись в наступление. И при этом выяснилось, что неприятели рассчитывают не только на свои силы, но и на… измены среди русских. Радзивилл распространял воззвание, где Ивана Васильевича называли «бездушным государем без всякого милосердия и права», который «горла ваши берет», а посему дворян приглашали «из неволи» переходить под власть короля.
Вражеская рать подступила к городку Тарваст. Защитники на соблазны не прельстились, приняли бой. Однако надежды литовцев на боярскую оппозицию в полной мере подтвердились! Осада продолжалась пять недель, и в Прибалтике хватало русских войск. Возглавляли их те же Курбский, Курлятев и князья Серебряные. Вроде бы между собой они были в прекрасных отношениях, но теперь вспомнили о «чести». Затеяли местничать, кто из них старше. Так и спорили, Тарваст помощи не получил и был взят. Хотя у Радзивилла сил было совсем не много. Вмешался царь, поставил командовать Василия Глинского – и едва он выступил на врагов, как неприятели бросили Тарваст, отступили, их арьергард был разбит…
У Литвы в начале войны дела вообще обстояли не лучшим образом. Дисциплина среди панов и шляхты была отвратительной. Они лихо отплясывали на балах, в пьяном виде бахвалилась перед дамами, но на поле брани не спешили. Знали, как царские войска громили татар и ливонцев, опасались очутиться на их месте. Многие шляхтичи отсиживались по домам. Армии собирались жиденькие, и растрепать их можно было запросто. Но русские воеводы действовали отвратительно. Приказы царя не выполняли. От столкновений с противником уклонялись, предпочитали грабить деревни.
В августе 1562 г. Курбский, имея 15 тыс. воинов, встретился под Невелем с 4 тыс. литовцев. Вместо того чтобы решительно атаковать и смять врага, он остановился, принялся маневрировать, да так безграмотно, что сам был атакован и разбит в пух и прах. Впрочем, его огрехи имели под собой простое объяснение. Курбский в это время уже состоял в тайной переписке с Радзивиллом, подканцлером Воловичем и самим королем. Документы, подтверждающие его измену, сохранились и были опубликованы академиком Р.Г. Скрынниковым. А для Сигизмунда победа оказалась очень кстати. Королевская пропаганда раструбила о ней, не стесняясь преувеличивать масштабы боя, потери царских войск. Объявлялось о слабости русских, неумении воевать. После этого шляхта воодушевилась, потекла сражаться.
Но Курбский был не единственным предателем. Недавний перебежчик гетман днепровских казаков Вишневецкий был разочарован сворачиванием наступления на Крым. Перспективы, которыми увлекал его Адашев, стать «князем крымским» или «днепровским», рушились. Он попросился обратно на службу Сигизмунду. Король его обласкал, дал во владение несколько городов. Но все-таки Вишневецкий, послужив под царскими знаменами, не захотел участвовать в войне против русских. А вслед за ним перекинулись к врагу знатные вельможи Алексей и Гаврила Черкасские. У них моральных препятствий не возникло. Они повели литовцев на вчерашних земляков и сослуживцев.
И при этом неожиданно обнаружилось, что царь… не может наказать своих высокопоставленных подданных! В соответствии с законами, которые успели протащить те же аристократы и его недавние советники Избранной рады! Судить знатное лицо имела право только Боярская дума. Существовало и право заступничества, взятия на поруки. А боярские кланы были переплетены родством, дружбой. В итоге Иван Васильевич столкнулся с натуральным саботажем.
Первый раз это проявилось в деле Василия Глинского. Чем конкретно он провинился, нам неизвестно. Возможно, двоюродный брат царя возгордился своим возвышением после падения Избранной рады, допустил злоупотребления. Или не выполнил какой-то приказ. Царь не заключал его под стражу, не предавал суду, просто наложил опалу. Но сразу нашлись заступники, с ходатайством обратились церковные иерархи, и в июле 1561 г. Иван Васильевич опалу снял.
А в январе 1562 г. арестовали Ивана Бельского, собиравшегося бежать в Литву. Среди аристократии он был первым по рангу! Родственник государя возглавлял Боярскую думу. Ох, каким подарком он стал бы для Сигизмунда! Вокруг такого деятеля можно было создать «альтернативное правительство», агитировать его именем к новым изменам. Он переписывался с королем, уже получил «опасную грамоту», пропуск для перехода линии фронта. За такое отправляли на плаху. Но куда там! Дело даже до суда не дошло. С «печалованием» выступил митрополит, а пятеро бояр выразили готовность взять Бельского на поруки.
Конечно, государя не обрадовало столь дружное выгораживание изменника. Он назначил огромный залог, 10 тыс. руб. Однако инициаторы тут же собрали больше ста представителей знати, согласившихся войти в состав поручителей, – сбросились по сотне, и все. Тогда царь включил в поручную запись еще одно условие, раньше подобное не практиковалось. Указывалось, что поручители отвечают за Бельского не только деньгами, а собственными головами. Нет, даже такое не остановило бояр. Подписали запросто. Неужели казнят сто с лишним человек из самой верхушки? В марте 1562 г. Бельский был освобожден, снова возглавил Думу.
В сентябре того же года царь наложил опалу на Михаила и Александра Воротынских «за их изменные дела». В чем именно состояли «изменные дела», мы опять не знаем, документы до нас не дошли. Наказанием была ссылка Михаила на Белоозеро, Александра в Галич. Но уже вскоре большая группа бояр выступила поручителями за Александра Воротынского. Царь увеличил залог – 15 тыс. руб. Хотя взаимовыручка знати легко преодолела «барьер». Опять присоединилось больше ста человек, и сумма получилась посильной…
А в октябре 1562 г. арестовали Курлятевых. И вот их дело было совершенно необычным. В принципе Курлятев многократно заслужил суровый приговор – за участие в махинациях временщиков, за гибель гарнизонов Рингена и Тарваста, но все сходило ему с рук. Теперь же кара обрушилась на всю его семью. За что?.. Царское окружение продолжало разбираться с делишками Избранной рады, обстоятельствами убийства Анастасии, всплывали новые факты. Ответ на вопрос, в чем состояла вина Курлятева, Иван Васильевич дал через много лет в послании Курбскому: «А Курлятев был почему меня лучше? Его дочерям всякое узорочье покупай, а моим дочерям проклято да за упокой?» Речь шла о тех самых дочерях царя, которых отравили во младенчестве для игры Сильвестра в «проклятия». Жена Курлятева служила «мамкой» царевен и была причастна к их смерти.
Уж такую вину царь никак не хотел оставлять безнаказанной. Но… он заранее понимал, что Боярская дума откажется судить преступников или оправдает, соберется когорта поручителей. Иван Васильевич нашел единственный выход – Курлятева с супругой, сыном и двумя дочерьми постригли в монахи и разослали по монастырям. Они вину за собой знали, протестовать не осмелились. А из монашества на поруки не освободишь. Впрочем, даже пострижение не для всех оказывалось бесповоротным. Стрелецкий голова Пухов-Тетерин, уличенный в предательстве и отправленный в Антониево-Сийский монастырь, удрал в Литву, да еще и писал оттуда издевательские письма верному слуге царя Морозову.
