умер Залман Тиктин, и общинное правление решило разделить раввинские функции между его сыном и Гейгером так, чтобы один возглавлял консервативную часть общины, а другой прогрессивную. Раскол общины был узаконен, так как после смерти могущественного защитника ортодоксии, короля Фридриха-Вильгельма III, правительство перестало охранять религиозное единство внутри еврейских общин.
В это время возобновилась борьба в другой большой общине Германии — в Гамбурге. После храмовой распри 1819 года, труппа реформистов, прихожан нового «храма», руководимая даровитым проповедником Г. Саломоном, постепенно разрасталась и в 1840 г. уже насчитывала около 800 членов. Главным раввином гамбургской общины, в звании «хахама», был тогда Исаак Бернайс, своеобразная личность, не укладывавшаяся в рамки партийных делений. Университетски образованный, поклонник философской романтики Шеллинга, он носился с какою-то туманною религиозною философией, в которой символизм противопоставлялся критицизму. Бернайс вмешался в борьбу в 1841 году, когда реформисты в Гамбурге приступили к постройке нового, более обширного храма и к переизданию своего еврейско-немецкого молитвенника. Он объявил, что запрет, наложенный раввинатом на этот молитвенник в 1819 г., остается в силе, так как составители его «самовольно и дерзко» изменили священные тексты молитв в пунктах, касающихся основ веры: мессианского догмата и «обетовании о будущности Израиля». Эта анафема возмутила старшин нового храма, среди которых был и прославленный борец за эмансипацию Габриель Риссер. Они опубликовали протест против незаконного вмешательства Бернайса в дела «храмового союза», признавая хахама некомпетентным в теологических вопросах и упрекая его в желании усилить раздоры в общине. Раскол принял такие размеры, что в дело вмешался гамбургский сенат. Сенат признал за реформистами свободу действия, но в то же время советовал им воздержаться от оскорбительных выходок против главного раввина и официальных вождей общины.
В гамбургском споре мнения раввинов разделились. Гешер, Гольдгейм и их единомышленники стояли на стороне «храмовников», между тем как приверженцы Гирша проклинали «еретиков». Среднюю позицию занимал дрезденский раввин и исследователь истории Талмуда Захарий Франкель (1801—1875), сторонник умеренных реформ. Он сочувствовал стремлениям упорядочить культ и даже признавал необходимость некоторых изменений в текстах молитвенников, но не одобрял исключение мессианских молитв, полагая, что надежда на будущее возрождение евреев в Сионе не противоречит их цивизму в странах диаспоры. С другой стороны, Франкель порицал Бернайса за нетерпимость ко всякому обновлению, которое часто вызывается искренним желанием укрепить основы религии. Таким образом, за четверть века, протекшую между первою и второю «храмовою распрею» (Tempelstreit) в Гамбурге, многое изменилось: в 1819 г. за реформы высказались единицы, а против около сорока старых раввинов; в 1841 г. Бернайс имел очень мало сторонников, и рать молодых раввинов выступила в защиту реформы, причем некоторые находили гамбургское новаторство слишком умеренным, так как оно не посягало на обрядовую систему иудаизма в целом.
Углубление реформационной идеологии создало в ту пору более радикальную тенденцию в обществе, направленную к критике всего талмудического иудаизма. Среди «израильских граждан» Франкфурта-на-Майне поднялось движение, далеко оставившее за собою скромные попытки Берлина, Гамбурга и Бреславля. Движение исходило из кружка свободомыслящих, в котором главную роль играли учителя еврейской гимназии «Филантропии». Один из этих учителей, Михаил Крейценах, ратовал в своих сочинениях за создание нового «Шулхан-аруха» — религиозного кодекса, приспособленного к требованиям современности. Если Талмуд и раввинские кодексы, говорил он, толковали Тору в духе своего времени, то мы вправе толковать ее в духе нашего времени. После смерти Крейценаха, его сын Теодор (впоследствии крестившийся) и крайние последователи учредили во Франкфурте «Союз друзей реформы» для проведения в жизнь взглядов покойного учителя (1842). Союз опубликовал радикальную программу, состоявшую из трех пунктов: 1) «Мы признаем в Моисеевой религии возможность безграничного усовершенствования; 2) обозначаемое под именем Талмуд собрание прений, рассуждений, исследований и предписаний не имеет для нас никакого авторитета ни в догматическом, ни в практическом отношении; 3) мы не ожидаем и не желаем мессии, который бы повел евреев обратно в Палестину, ибо не признаем иного отечества, кроме того, к которому принадлежим по рождению или по гражданскому состоянию». Этот манифест вольнодумства вызвал сильное возмущение против союза, особенно после того, как стало известно, что кроме опубликованных трех пунктов его программы существует еще тайный пункт — об отмене обряда обрезания. Некоторые члены союза отменили этот обряд и на практике, в своих семьях. В то время санитарный совет города Франкфурта предписал, в виду бывших при обрезании несчастных случаев, чтобы «израильские граждане, желающие обрезывать своих детей, пользовались услугами особых призванных для того лиц» (1843). Санитарное предписание было понято в том смысле, что обряд обрезания официально не признается обязательным для евреев, — на что и сослались родители, отказавшиеся от совершения этой операции над своими детьми. Волнение, вызванное во Франкфурте этим посягательством на библейскую заповедь, быстро охватило все общины Германии. Поднялась сильная литературная полемика. Вопрос ставился так: могут ли считаться членами еврейской общины отец, не совершивший над сыном обряда обрезания, и самый этот сын по достижении зрелости? Престарелый франкфуртский раввин Соломон Триер обратился с призывом к раввинам и ученым — высказаться по этому вопросу, и вскоре им были опубликованы 28 из полученных отзывов (1844). Во всех отзывах обрезание было признано необходимым символическим обрядом иудейства, причем многие высказались за исключение нарушителей из общины (С. Р. Гирш, венский раввин Мангеймер и др.). Против репрессивных мер стоял Риссер, заявивший, что в силу принципа индивидуальной свободы нельзя принуждать никого к исполнению обряда, противного его совести; по его мнению, примитивный обряд обрезания не заслуживает большей защиты, чем другие. Эта борьба мнений была единственным результатом деятельности франкфуртского «Союза друзей реформы». Он угас, не успев сделать ничего конкретного, так как положительное начало было очень слабо в его программе.
В эту страстную борьбу мнений бросил свое слово самый радикальный из идеологов реформы, Самуил Гольдгейм (Holdheim, 1806—1860). Питомец талмудической школы в прусско-польском городе Кемпен, Гольдгейм и по окончании университета сохранил раввинско-диалектический метод мышления. На путь практической реформы он выступил в 1840 г., когда поселился в городе Шверине в качестве главного раввина мекленбургских общин. Он пытался ввести здесь новый молитвенник и другие богослужебные реформы, но противодействие ортодоксального большинства общин мешало успеху его начинаний. Тогда он обратился к литературной борьбе. В 1843 г. он опубликовал свою книгу «Об автономии раввинов», в которой установил следующий принцип реформы: в иудаизме следует отделить политически-национальные элементы от религиозных [7]; первые нужно решительно отбросить, так как еврейство давно перестало быть нацией и общественная его жизнь регулируется законами и национальными тенденциями тех государств, где оно рассеяно; остаются только религиозно-нравственные законы, регулирующие индивидуальную жизнь. Разграничение этих
