Через сад к дому направлялся какой-то высокий господин в блестящей шляпе. Через минуту Джемима ввела его в комнату.
- Здравствуйте, Гаррисон!
- Здравствуйте, Кросс. Как ваше здоровье, миссис Кросс?
- Здравствуйте, господин Гаррисон. Я сейчас прикажу подать вам чаю.
Приготовление чая длилось довольно долго. Затем Мод вернулась с более свежим и веселым лицом.
- Скажите пожалуйста, мистер Гаррисон, это хорошая газета?
- Что это такое? "Финансовый Вестник". О, нет, это самая мерзкая, продажная газетка во всем Лондоне.
- О, я так рада!
- Почему?
- Видите ли, мы сегодня купили несколько акций, и она называет наши золотые рудники плачевными и никуда не годными.
- И только-то? Стоит обращать внимание на такую ничтожную газетку. Да она и Государственный Банк назовет никуда не годным, если это ей покажется выгодным. Ее мнение гроша медного не стоит. Кстати, Кросс, я зашел к вам по поводу этих акций.
- Я ждал, что вы зайдете. Я сам только что вернулся из города и только что прочел вашу телеграмму. Значит, все в порядке?
- Да, я решил по дороге сам занести вам условие. Уплата в понедельник.
- Отлично. Очень вам благодарен. Я дам вам чек. Что... что это такое?
Гаррисон развернул условие и положил его на стол перед Франком. Франк Кросс, весь бледный, с широко раскрытыми глазами, смотрел на лежавший перед ним лист бумаги.
На нем было написано следующее:
"13-а, Трогмортон Стрит.
Куплено для г. Франка Кросс (Согласно правилам и постановлениям фондовой биржи.)
200 акций Эльдорадо по 4 3/4 ... $950 - 0 - 0
Марки и прочие мелкие расходы ... 4 - 17 - 6
Куртаж ... 7 - 10 - 0
$ 962 - 7 - 6
7-го с.м."
- Мне кажется, здесь произошла какая-то ошибка, Гаррисон, - проговорил, наконец, Франк прерывающимся голосом.
- Ошибка?!
- Да, это совсем не то, что я ожидал.
- О, Франк! Почти тысяча фунтов стерлингов! - с ужасом прошептала Мод.
Гаррисон взглянул на них обоих и понял, что дело серьезно.
- Мне очень жаль, если в самом деле вышла какая-нибудь ошибка. Я старался в точности исполнить ваше поручение. Вы желали купить двести акций Эльдорадо, ведь так?
- Да, по четыре шиллинга и девять пенсов.
- Четыре шиллинга и девять пенсов! Они сейчас стоят четыре фунта пятнадцать шиллингов каждая.
- Но я читал в газете, что их первоначальная цена была десять шиллингов, и что за последнее время они сильно упали в цене.
- Да, вот уже несколько месяцев, как они все понижаются. Но было время, когда они стоили по десяти фунтов. Теперь они упали до 4 3/4 фунтов.
- Но почему же это не было указано в газете?
- Когда в газете цена обозначена дробью, эта дробь всегда представляет из себя часть фунта стерлинга, а не шиллинга.
- Боже мой! И к понедельнику я должен найти эту сумму?
- Да, расчет в понедельник.
- Я не могу этого сделать, Гаррисон. Это невозможно.
- Тогда остается только один выход.
- О, нет, лучше умереть. Я ни за что не сделаюсь банкротом, - ни за что!
Гаррисон громко рассмеялся, но увидев пару серых глаз, с упреком устремленных на него, сделался снова серьезным.
- Однако, вы, кажется, совершеннейший новичок в этих делах, Кросс.
- Я в первый раз в жизни впутался в подобное дело и, даю слово, в последний.
- Все это не так страшно. Когда я говорил об единственно оставшемся выходе, у меня и мысли не было о банкротстве. Все, что вам нужно сделать, это только завтра же утром продать ваши акции и уплатить разницу в цене.
- И я могу это сделать?
- Ну, конечно. Почему же нет?
- Сколько же составит эта разница?
Гаррсион вынул из кармана вечернюю газету.
- Мы главным образом имеем дело с акциями железных дорог, и поэтому я мало знаю о золотопромышленных обществах. Но вот здесь, в газете, мы найдем все цены. Батюшки мои! - Он тихонько свистнул.
- Ну, - проговорил Франк и почувствовал, как маленькая ручка сжала под столом его руку.
- Разница в вашу пользу.
- В мою пользу?
- Да. Слушайте, что я вам прочту: "Биржа началась сегодня при довольно слабом настроении, но заметно оживилась в течение дня и закончилась очень твердо при общем повышении цен. Особенно повысились цены на акции Австралийских Обществ. Из них Эльдорадо за день поднялись на пять восьмых, благодаря телеграмме о том, что рудники снова приведены в полный порядок". Кросс, поздравляю вас!
- Я в самом деле могу продать их дороже, чем сам купил?
- Ну, конечно. У вас их двести штук, и вы наживете по десяти шиллингов на каждой.
- Мод, подай сюда, пожалуйста, виски и содовой воды. Вы должны выпить со мной, Гаррисон. Да ведь это же целых сто фунтов стерлингов!
- И даже больше.
- И мне не придется уплатить ни пенса?
- Решительно ничего.
- Когда открывается завтра биржа?
- В одиннадцать часов.
- Будьте там в одиннадцать часов, Гаррисон, и немедленно же продайте эти акции.
- Вы не хотите выждать дальнейшего повышения цен?
- Нет, нет, у меня душа будет неспокойна до тех пор, пока я их не продам.
- Ну, хорошо. Можете положиться на меня. Вы получите деньги во вторник или в среду. До свидания. Очень рад, что все это так благополучно закончилось.
- И все-таки, Мод, - заметил ее муж, после того как они снова перетолковали все это приключение, - все несчастье в том, что мы все еще не знаем, куда поместить наши первоначальные пятьдесят фунтов. Я, пожалуй, склонен положить их в государственный банк.
- Я тоже так думаю, - сказала Мод. - И к тому же это будет доказывать нашу любовь к родине.
Два дня спустя бедное старое фортепиано, с писклявыми дискантами и хриплыми басами, было навсегда изгнано из их дома. Место это оказалось занято чудным новым роялем орехового дерева с позолотой, за который было заплачено девяносто пять гиней. Мод по целым часам сидела за роялем и даже не играла, а просто перебирала клавиши, наслаждаясь этими чистыми звуками. Она называла его своим Эльдорадо и старалась объяснить знакомым дамам, какой умница ее муж, что сумел в один день заработать этот рояль. Но так как она сама не могла вполне уяснить себе, как это случилось, то и для других это оставалось туманным. Тем не менее в Уокинге распространилось мнение, что Франк Кросс был действительно замечательным человеком, и что он совершил нечто необычайное и умное в деле австралийских золотых приисков.
Глава XIV
Снова грозовая туча
Небо ясно, светит солнце, но на далеком горизонте собираются тучи и, еще никем не замечаемые, медленно приближаются. Франк Кросс впервые заметил эти тучи тогда, когда сойдя однажды утром в столовую, нашел возле своего прибора конверт с хорошо знакомым почерком. Было время, когда сердце его радостно забилось бы при виде этого почерка, так он любил его. Как жадно он схватил бы тогда это письмо, а теперь... если бы он увидел извивающуюся змею на белой скатерти, он не ужаснулся бы более. Как невероятно меняется жизнь! Если бы год назад ему сказали, что ее письмо заставит его похолодеть от ужаса в предчувствии надвигающейся грозы, он только весело и пренебрежительно рассмеялся бы.
Франк разорвал конверт и бросил его в камин, но прежде чем успел взглянуть на письмо, на лестнице послышались знакомые легкие шаги, и вслед за тем, веселая и жизнерадостная, в комнату быстро вошла Мод. На ней был розовый пеньюар с кремовой отделкой на груди и рукавах. Освещенная ярким утренним солнцем, Мод казалась мужу самым милым и изящным существом на свете. При ее входе он быстро сунул письмо в карман.
- Извини меня за пеньюар, Франк.
- Ты мне в нем еще больше нравишься.
- Я боялась, что ты позавтракаешь без меня, и так торопилась, что не успела одеться. Ну вот - Джемима опять забыла разогреть тарелки! И кофе твой совсем остыл. Лучше бы ты не ждал меня.
- Предпочитаю холодный кофе, но в твоем обществе.
- Я всегда думала, что после женитьбы мужчины перестают говорить любезности. Очень рада, что это не так. Но что с тобой, Франк, ты как будто не совсем здоров?
- Нет, ничего, дорогая.
- Ну, как же ничего, я ведь вижу.
- Мне просто немного не по себе.
- Ты, наверное, простудился. Прими порошок хинина.
- Что ты, Мод!
- Нет, пожалуйста. Я прошу тебя.
- Дорогая, ну право же, я совершенно здоров.
- Это такое прекрасное средство.
- Я знаю.
- Ты сегодня не получал писем?
- Да, одно.
- Что-нибудь важное?
- Я еще не прочел его.
- Читай скорее.
- Нет, я пробегу его в поезде. До свидания, дорогая, мне пора идти.
- Если бы только ты принял порошок. Мужчины всегда так горды и упрямы. Прощай, дорогой. Через восемь часов я буду снова жить.
Когда он уже сидел в вагоне, то развернул письмо и прочел его внимательно. Затем, нахмурив брови и крепко сжав губы, он перечел его еще раз. В письме было написано следующее:
"Дорогой Франк! Быть может, мне не следовало бы называть так тебя, теперь уже почтенного семьянина, но я делаю это в силу привычки, и к тому же мы так давно знакомы с тобою. Не знаю, подозревал ли ты, но было время, когда я могла легко заставить тебя жениться на мне, несмотря даже на то, что ты хорошо знал мое прошлое. Но, обсудив этот вопрос, я решила не делать этого. Ты сам по себе был всегда хорошим мальчиком, но твои взгляды были недостаточно смелы для жизнерадостной Виолетты. Я верю в веселое время, хотя бы оно было мгновенным. Но если когда-нибудь я захотела бы променять веселую, беззаботную жизнь на другую - тихую, спокойную, однообразную, то для этой жизни я выбрала бы тебя из тысячи других. Я надеюсь, что эти слова не заставят тебя возгордиться, ибо лучшею чертою твоего характера всегда была скромность.