Именно с Петра русское «благородие» и по виду и по роду своему всегда было нерусским элементом, даже антирусским. Это, может, и объясняет историческую загадку, как в одно историческое мгновение, словно мыльный пузырь, исчезло с лица русской земли все высшее ее сословие. Удивительно именно, что так быстро и так полностью, почти до смешного — пришел лесник с хворостиной и разогнал всех охотников до самой «европейской матери». После 1917 года первым дело сбежали все «благородные» сливки, напрашивается банальное «как крысы со своего корабля», только корабль был не свой, а «чужой», и побежали они к себе, в Европу, на свою атлантическую родину. Остатки были сметены за два года Гражданской войны, и бежали они еще более позорно, морем, как крысы. Большевики победили, потому что разбудили главное, даже терминология их была весьма точна, «классовая борьба» и «классовые враги», читай «кастовая борьба и кастовые враги». Большевики были лишь детонатором, они довели до сознания русского земледельца, что класс это будь или каста, но час врага пробил. Почему сгорели практически все и дотла дворянские усадьбы, почему в одночасье исчезла вся дворянская культура, почему еще долго после революции жалкие остатки боялись признаться в «благородном» происхождении? Можно назвать это классовой или кастовой ненавистью, но так поступают на Руси именно с врагом, врагом-захватчиком, врагом-поработителем. Подтверждение тому, как вместе с ними также мгновенно и полностью исчезли из русской жизни немецко-французско-английские фамилии, а ведь до революции Петербург был на четверть немецким, французских шляпников или парикмахеров можно было отыскать в любой уездной дыре, русские города были расцвечены вывесками с иностранными фамилиями, вся городская культура была уже с явным западным акцентом. Правда, вместо них появилось много еврейских фамилий, но и их время было недолгим, но это уже другая история. К этому хочется еще раз вспомнить слова специалиста по русскому вопросу Андрея Амальрика: «…славянское государство поочередно создавалось скандинавами, византийцами, татарами, немцами и евреями — и поочередно уничтожало своих создателей».
* * *
Еще один, не менее важный исторический факт этого исторического перелома, безусловно такая же мгновенная и бесславная смерть первого сословия и самого христианства на Руси. Не странно ли, что русский крестьянин разорял не только дворянские гнезда, но с не меньшим усердием и христианские церкви? Народ, которого дворянские мыслители называли самым религиозным народом, народом-«богоносцем», срывал с церквей кресты, устраивал в них склады и конюшни, взрывал их, сжигал иконы и расстреливал попов. Так поступают тоже только с врагами. Враг он всегда «чужой». Революция показала главное, скрытое, но явное: христианство на Руси всегда оставалось «чужой» верой. Насаженное князем Владимиром, оно так и осталась в корне своем княжеской затеей для княжеских целей: делать княжеских холопов из божьих рабов. Новая вера нужна была новой касте, и она всегда оставалась ей верной и преданной и только ей. Большевики просто назвали православие прислужницей помещиков и буржуазии, и что можно на это возразить? Большевики так неожиданно, даже для себя, легко победили не потому, что Маркс такой умный (и он, кстати, не верил, что в России возможна революция), а коммунизм такой хороший, а лишь потому, что они наконец воззвали к тому, что русский земледелец всегда знал и чувствовал, что русская земля это его земля, а помещики и попы это враги на его земле. И хотя большевики считали, что революция — дело «передового рабочего» класса, февраль никогда бы не закончился октябрем, если бы не заполыхали дворянские имения и не полетели кресты с христианских церквей.
* * *
Почему христианство так хорошо легло на индоевропейство? Почему чужой бог чужой расы, распятый на позорном столбе, так легко расправился с десятками греческих, римских, германских и прочих богов? Ответ можно найти только в разрезе Традиции, именно она есть фундамент, на который надстраиваются храмы и пантеоны. К началу «новой эры» вся Индоевропа окончательно стряхнула с себя «прах» земледельческой традиции Севера, и прежде всего потому, что окончательно стала «всаднической». Новые кшатрии ушли от солнцебога к громовержцу с бычьими рогами, главным богатством которого стало стадо рогатых. Греческий Зевс, римский Юпитер, германский Тор, кельтский Таранис стали некими дежавю, и действительно — это все не главные, всего лишь подражатели или последователи. Первый рогоносец, дошедший до нас, угаритский Илу, первоисточник семитских Эл-Яхве-Саваофа. И все последующие авторитеты семитской скотоводческой традиции, Авраам, Моисей, Давид, изображались с бычьими рогами, Исаак даже «бодался» с Господом, за что и получил имя «Израиль». Так что Иисус появился в правильный момент, когда «фундамент» стал общим, и цель новой мессии была не возводить что-нибудь новое, а лишь влить «новое вино» в старые меха.
С точки зрения Традиции все христианство сворачивается в парадигму «новый бог явился миру в хлеву, и первыми пришли к нему поклониться пастухи», а вся Благая Весть к Откровению Луки: «В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю Вам великую радость, ибо ныне родился Вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот Вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях. Когда Ангелы отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось, о чем возвестил Нам Господь. И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи. И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как Им сказано было». А им было сказано дважды: «Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам». Объяснение, что в Палестине живут главным образом пастухи и овцы, лишь подчеркивает, что Бог вышел из самого главного хлева, из сердца скотоводческой Традиции.
Новая религия выпестует и новое жречество, отныне жрец станет Pastor — пастухом, а пастух жрецом — Pastor, а главный первосвященник пастухом в квадрате Ра-Ра. Индоевропейские меха уже были подготовленные и вполне старые, давно уже у индоиранцев gopatin — пастух стал Господином, кшатрием, а кшатрий скотоводом-пастухом. Новое вино предназначалось и для «пастухов», и для «кшатриев — ночных стражников», оно стало священной «братиной» победителей скотоводов Юга и побежденных кшатриев Севера. Вся западная индоевропейская цивилизация это цивилизация «контринициированных» кшатриев, особо выпукло это показывает соль и сливки индоевропейцев, германская раса. В древних германских языках мужчина обозначался словом weapmen, а женщина — weavemen, то есть мужчина это буквально «человек с оружием (weapons)», а женщина — «человек, который ткет (weave)», слово men изначально означало не просто мужчин, а людей вообще[11]. Новая, уже палестино-христианская, инициация Запада уже полностью заслуга weapmen — «ночных стражников». Не зря они сразу и с гордостью стали называть себя «воинством Христовым», «воинами во Христе». Во всем Евангелии только у Иоанна есть сюжет о копье Лонгина, и есть много указаний на то, что он был вставлен в Новый Завет в позднейшие, уже христианские века Рима. Ни бог, ни царь новых старых кшатриев не мог, не должен был умереть на позорном столбе, он может принять мученическую смерть, но последним, хоть и символическим, ударом должно быть копье, оружие кшатрия. Знаменательное откровение в Откровении Иоанна «воззрят на Того, Которого пронзили». И Великий Один был распят на священном древе и был пронзен копьем, и только после этого ему отворился путь в небеса, в кшатрийский рай, в чертоги Вальгаллы.
Если не принимать всерьез первые века христианства, когда это была городская секта рабов и люмпена, не вылезавших из пещер и катакомб, то настоящая христианизация Европы началась «сверху», с римских и даже «солдатских» императоров. Закономерно, что основную массу неофитов составляли римские легионеры, именно с тех пор осталось латинское «paganus» как «язычник», но как раз в те времена означало просто «штатский» люд, в противопоставление «военному», а в прямом значении «сельский», «не городской». Более варварские племена, кельтские, германские, славянские, шли бы к новой вере еще неизвестно сколько, и дошли бы когда вообще, если бы не затащили их туда короли, князья, бароны, графы и прочее, и больше с помощью меча, чем креста. На Руси свершилось это совсем одиозно, даже с неким русским размахом, Владимир просто княжеской волей назначил нового бога, скинул в Днепр «языческих» богов и без всяких церемоний, проповедей и священников согнал туда же всех киевлян «покреститься». Конечно, не без помощи дружины, и ведь именно она, кшатрийское ядро на Руси, была христианским троянским конем. Да и первая христианка была не кто-нибудь, а княгиня Ольга, хотя следует добавить, что была она не совсем русской, как, впрочем, и полукровка Владимир. Самих священников, «ловцов душ», стали завозить уже после крещения Владимира, но все дальнейшее «окропление» и «потопление» Руси, особенно в деревне, на земле, проходило под тем же княжеским мечом и царским указом. Потому на Руси крещеный люд, как только сбросил князей, царей, весь «класс» и касту кшатриев в 1917 году, сразу же скинул и их «царя иудейского».
