Князь В. В. Голицын — любопытная фигура в русской истории. Он был одним из первых русских западников и благодаря своему положению смог полностью проявить черты, свойственные этому типу людей, как в личной жизни, так и в государственной деятельности.
Это был красивый статный мужчина, щеголь и обходительный кавалер, настоящий вельможа. Он дружил и общался преимущественно с иностранцами, носил европейскую одежду, устроил свой дом и быт на европейский лад, предпочитал европейскую культуру отечественной. Любимой темой его разговоров были рассуждения о необходимости реформ и преобразований всего в России по иноземным образцам.
Посланник польского короля в Москве де Невилль, близкий приятель Голицына, в своих «Записках» описание разнообразных познаний и талантов Голицына завершает сообщением о его грандиозных замыслах: «Если бы захотел написать все, что узнал об этом князе, я никогда бы не кончил: достаточно сказать, что он хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов в храбрецов, пастушьи шалаши в каменные палаты».
Кроме того, Голицын был необычайно тщеславен. Он имел высшие придворные звания, Софья назначала его главным воеводой русской армии в походах против Крымского ханства, он был главой Посольского и еще нескольких приказов, но всего этого ему было мало, он желал занять еще более высокую должность в государстве, и для него Софьей была создана не существовавшая в России должность западного образца, соединившая в себе должность лорда-канцлера и лорда-хранителя государственной печати, и ею он наименован в очередной Жалованной грамоте: «царственных Большой печати и Государственных великих дел сберегателем».
Каменный мост через Москву-реку строился в 1687–1693 годы — пять с лишним лет. Руководителем строительства документы называют монаха, «мостового каменного дела мастера» старца Филарета. Строился мост в общем по проекту Кристлера, но с изменениями и по оригинальной технологии. Ввиду больших половодий он был поднят выше, и в связи с этим увеличено число пролетов.
Большой Каменный мост представлял собой грандиознейшую, самую крупную в Москве того времени стройку, требовавшую длительного времени и огромных затрат, которые были под силу только государственной казне. Москвичи прикидывали стоимость материалов и работы — и ужасались получаемой сумме.
Также они полагали, и справедливо полагали, что из казенных денег неведомая, но весьма значительная часть попадает в карманы подрядчиков, поставщиков, дьяков и самого вельможного покровителя строительства, князя В. В. Голицына, и это, понятно, еще более увеличивает затраты.
В. В. Голицын, хотя и был одним из самых богатых людей тогдашней России, отличался невероятной страстью к стяжательству и сребролюбием. Для обогащения он не гнушался никакими средствами, в том числе взяточничеством и казнокрадством. После того как в 1689 году Петр I, утвердившись на престоле, заключил Софью в Новодевичий монастырь, был арестован и князь Голицын. В тайниках его московских палат нашли более 100 000 червонцев, 400 пудов серебряной посуды и много других сокровищ. Обнаружилось, что при заключении мира с Польшей, переговорами о котором он руководил, Голицын присвоил 100 000 рублей, а в Крымском походе остановил наступление на крымчан за две бочки золотых монет. Когда на допросе от имени царя его спросили о происхождении обнаруженных у него богатств, он ответил: «Мне трудно оправдаться перед царем».
В результате следствия Петр убедился, что в заговоре с целью возведения на трон Софьи прямого участия Голицын не принимал, но, зная о неправедных путях приобретения Голицыным его богатств, царь своим указом повелел все его имение отобрать в казну, для чего следовало подробно переписать, «чем он владел», а его отправить в ссылку в Олонецкую губернию в Каргополь.
Поговорка «Дороже Каменного моста» возникла в годы его строительства и укрепилась в речи, когда он был построен, поскольку толки о нем в Москве не утихали.
Строящийся мост называли по-разному: Всехсвятский, так как на левом берегу он подходил к Всехсвятской башне Белого города и церкви Всех Святых; Берсеневский — по урочищу Берсеневка на правом берегу; Новый Каменный, в отличие от Старого Каменного у Троицких ворот Кремля. В конце концов, за мостом утвердилось название Большой Каменный.
Большой Каменный мост поражал москвичей и иностранцев своей величиной и выразительностью облика. Его не раз изображали на гравюрах XVIII — первой половины XIX века. А. М. Васнецов написал картину «Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII века», на которой воссоздал первоначальный вид моста.
Роль моста в средневековом городе не ограничивалась удобством переправы с одного берега на другой. Он был еще и оживленной улицей, которую никак не могли миновать все идущие и едущие из города в Замоскворечье и из Замоскворечья в город. Ширина Большого Каменного моста составляла 11 сажен (24 метра), в то время как ширина улиц Москвы в XVIII веке, даже таких крупных, как Никольская, Ильинка, Варварка, не превышала 6–8 сажен. Каменный мост на южном въезде на него имел предмостную крепостную башню с шестью проездными воротами и множеством помещений — «палат». Перед мостом и на нем стояли торговые палатки, лари. На башнях были устроены галереи-гульбища, куда москвичи приходили гулять, любоваться видом на Кремль, пить вино и пиво, поскольку тут же производилась казенная продажа вина, причем весьма успешная, так как приставленные к продаже «ларешные» были пожалованы от казны сукном за то, что «чинят прибыль немалую». Внизу же, в конце моста, было кружало — кабак, в котором вино отпускалось кружками, что сейчас называется распивочной. В городе это кружало было известно под названием «Заверняйка», так как многие прохожие, идя мимо, не могли не завернуть в него. У Всехсвятских ворот (у левого берега) находилась часовня Предтеченского монастыря во имя Иоанна Предтечи и келья старца при ней. У моста были поставлены мельницы, работавшие на них мельники жили в башне.
На мосту постоянно толпился народ: и прохожие, и зеваки. Сюда ярыжки-полицейские водили «языков» — преступников, попавших в Сыскной приказ, от которых требовали указать сообщников, и те оговаривали прохожих. Нищие пели Лазаря, колодники вымаливали подаяние. В весеннее половодье москвичи специально приходили на мост и часами смотрели на ледоход.
Дурной славой пользовалась арка моста на левом берегу — девятая клетка, как ее называли. Здесь облюбовали себе пристанище «лихие люди» — воры и разбойники. Москвичи опасались в вечернее время проходить под мостом. По Москве же распространялись слухи о дерзких и жестоких нападениях, грабежах и убийствах, совершаемых «промышленниками, — как их называли, — из-под девятой клетки».
Известный московский вор, разбойник и сыщик XVIII века Ванька Каин начал свою воровскую жизнь тем, что украл в поповском доме сарафан попадьи и кафтан попа. После этой кражи с товарищем-вором он приходит под Каменный мост, о чем рассказывается в одной из сочиненных им песен, с намеками и иносказаниями, характерными для языка «лихих людей» (который замечательно передал А. С. Пушкин в «Капитанской дочке» в речи Пугачева и его единомышленников).
Мы пришли на Каменный мост,
где воришкам был погост,
и кои требовали от меня денег.
Но я хотя отговаривался,
однако дал им двадцать копеек,
на которые принесли вина,
притом напоили и меня.
Выпивши, говорили:
«Пол да серед сами съели,
печь да полати внаем отдаем;
а идущим по сему мосту
тихую милостыню подаем
И ты будешь, брат, нашего сукна епанча.
Поживи здесь, в нашем доме,
в котором всего довольно:
наготы и босоты изнавешены шесты,
а голоду и холоду амбары стоят,
пыль да копоть, притом нечего и лопать».
А. Н. Островский в пьесу «За чем пойдешь, то и найдешь (Картины московской жизни)» включил один из ходивших тогда по Москве рассказов о проделках разбойников из-под Каменного моста.
«Красавина. …Да вот еще, для всякой осторожности, надобно тебе сказать: шайка разбойников объявилась.
Белотелова. Откуда ж они?
Красавина. Из дальних лесов, говорят. Днем под Каменным мостом живут, а ночью ходят по Москве, железные когти у них надеты на руки, и все на ходулях; по семи аршин ходули-то, а атаман в турецком платье.
Белотелова. Зачем на ходулях?
Красавина. Для скорости, ну и для страху».
(Между прочим, в первые два года после Великой Отечественной войны в Москве ходили упорные слухи о воровской шайке, члены которой появлялись перед прохожим на ходулях и, воспользовавшись его растерянностью и страхом, нападали и грабили.)
