Но я слишком забежал вперед. Вернемся в 70-е годы. Во времена «зрелого социализма».
Анализируя многослойную структуру советской экономики, Каценелинбойген, помимо классификации по признаку легальности, делит существовавшие в СССР «рынки» еще на три категории.
Во-первых, это «рудиментарные» рынки, существование которых обусловлено специфическими условиями СССР, как результат развития крестьянской страны с низким уровнем жизни и культуры населения. «Колхозные» и «блошиные» рынки, развитое самогоноварение и т. п.
Вторую группу образуют рынки, существование которых свойственно любому развитому обществу. Прежде всего, это крупные торговые «форматы», в советской системе – большие магазины государственной торговой системы, комиссионки, скупка.
И, наконец, третий, самый, на мой взгляд, интересный, вид «советских» рынков – это те из них, что возникают как побочное следствие функционирования плановой экономики. Все перекосы и недостатки централизованного планирования советская экономика выдерживала за счет формирования полуофициальных, а зачастую полностью нелегальных, прямых потоков товарообмена между предприятиями.
...
Все перекосы и недостатки централизованного планирования советская экономика выдерживала за счет полуофициальных, а зачастую полностью нелегальных, прямых потоков товарообмена между предприятиями.
В этой связи Каценелинбойген, например, отдельно выделяет деятельность руководителей колхозов и совхозов по получению необходимой им техники, запчастей и материалов, которые систематически недопоставляются аграрным предприятиям.
...
Именно деятельность «толкачей», снабженцев, нелегальных брокеров самого разного толка и обеспечивала функционирование неповоротливой государственной экономики.
Однако масштабы этого явления, естественно, были гораздо шире, нежели неофициальный бартерный обмен между промышленностью и аграриями. Не сильно преувеличивая, можно сказать, что именно деятельность «толкачей», снабженцев, нелегальных брокеров самого разного толка и обеспечивала функционирование неповоротливой государственной экономики. Марк Шерман – один из типичных представителей этой группы советских предпринимателей.
...
Я находил заинтересованные стороны и связывал их прямыми хозяйственными договорами. Заводы с лесокомбинатами. Комбинаты – с сельхозпредприятиями. Как те, так и другие определяли мне необходимую номенклатуру, сортность, наименования материалов, оборудование, транспортные средства. Конечно, я имел связи, знания… Оформлял юридически правомочные договора на взаимообмен. Заключал договора на контрагентские поставки между заводами и ЛДК. Находил подвижной железнодорожный состав…
«Записки советского брокера», Марк Шерман
Пришел черед поговорить и об этой части советской экономической реальности.
Глава VII «Толкачи», «фонды» и «золотой ключик»
Было бы абсолютно неправильно думать, что деятельность частных предпринимателей в советской экономике концентрировалась лишь на самом низовом, розничном уровне – торговле, производстве ширпотреба, оказании услуг населению. Нет, это не так. Рыночные, то есть проистекающие из частной, личной и материальной заинтересованности, отношения действовали на всех этажах советской экономики – вплоть до самого верхнего. Представление о ней, как о бездушной машине, действующей на основе спущенной из Госплана директивы, категорически неверно. Возможности для бизнеса существовали практически везде.
Как так, спросите вы? А очень просто. Несмотря на провозглашаемый научный, строго рациональный подход к планированию – ключевой части экономики по-советски, в реальности этот процесс строился по принципу силовой игры. По всей управленческой вертикали, начиная с Госплана и заканчивая последним токарем на заводе, между управляющим и управляемыми разворачивалась ожесточенная борьба за назначение плана. Те, кто снизу, обычно пытались получить как можно меньший план по выпуску продукции. И одновременно – как можно сильнее раздуть собственные затраты.
Что это давало? Прежде всего – свободу маневра. Большие «плановые» ресурсы давали предприятию возможность легче перевыполнять план и по выпуску продукции, и по увеличению прибыли. В свою очередь от выполнения (перевыполнения) плана зависит карьера, а значит, и благосостояние менеджмента, начиная с директора завода. Не говоря уж о том, что наличие свободных ресурсов позволяет их часть использовать для организации нелегального производства.
...
По всей управленческой вертикали между управляющим и управляемыми разворачивалась ожесточенная борьба за назначение плана.
Как строилась борьба за ресурсы, или, на сленге советских экономистов, «фонды»? Технико-экономические обоснования плана, кипы бумаг и расчеты заводских и фабричных плановиков – это, конечно, важно. Но это, как можно догадаться, – далеко не единственное средство в борьбе за план. Гораздо более важную роль играли человеческие отношения.
Арон Каценелинбойген в 50-е годы работал в одном из отраслевых НИИ министерства строительных материалов. В числе прочих задач институт должен был рассчитывать, сколько и каких ресурсов необходимо держать на предприятиях для эффективного производства. Данные эти добывались в том числе и методом «полевых» исследований, когда бригады из института выезжали на подведомственные предприятия и выводили на чистую воду местных управленцев. Какие у них на самом деле мощности? Каков на самом деле расход материала на то или иное изделие? Проверяющие лазили по цехам, корпели над накладными и учетными карточками.
Проверяемые, естественно, пытались наладить с аудиторами, что называется, человеческие отношения. Приглашали на попойки в рестораны, всякого рода торжества, которые также завершались пьянками.
Естественно, одними лишь вечеринками дело не ограничивалось. За «коррекцию» планов, назначение выгодных закупочных цен передавались крупные суммы денег, преподносились ценные подарки. Каха Бендукидзе, сегодня – министр в правительстве Грузии, рассказывает: «Грузинские товары – продовольствие, изделия легкой промышленности, поставлялись в другие республики СССР по ценам выше мировых, обратно шел поток дешевого сырья, оборудования, машин». Поначалу такой перекос допускался советскими плановиками осознанно. Таким образом финансировалась индустриализация Грузинской ССР.
...
За «коррекцию» планов, назначение выгодных закупочных цен передавались крупные суммы денег, преподносились ценные подарки.
Однако уже в 60-е годы государственная политика ускоренного развития национальных окраин становится лишь ширмой для откровенной коррупции. «Один из министров финансов Грузии был осужден за мздоимство.
Ему вменили, что он украл из бюджета 18 млн рублей.
Совершенно фантастическая сумма для конца 1970-х годов! [В ходе следствия] он говорил – а я все эти деньги отвозил в Москву, чтобы нам цены закупочные хорошие дали», – описывает ситуацию Бендукидзе.
В руководстве СССР, естественно, знали о широко распространенной практике подкупа сотрудников вышестоящих организаций. Борьба с этим явлением велась. Однако практически за выдачу «льготного» плана отдельного наказания не существовало. Льготный он или нет – это еще надо было разобраться. Хорошенько вникнуть в реальную ситуацию на предприятии, выяснить, какая из его «болячек» самая болезненная для директора. И тут все было далеко неоднозначно. Советскую экономику вовсе не зря называли царством абсурда.
Вот характерный пример – Леонид Канторович, будущий нобелевский лауреат (получил премию «за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов»), в конце 40-х годов попытался воплотить часть своих идей на практике. По его предложению на Ленинградском вагоностроительном заводе имени Егорова была внедрена система оптимального планирования раскроя стальных листов. И на первый взгляд эффект был положительным. Завод снизил отходы с 26 % до 7 %.
Однако через некоторое время Канторовича пригласил к себе секретарь Ленинградского обкома партии и обвинил его едва ли не во вредительстве. До ареста будущего экономиста с мировым именем отделял лишь один шаг. В чем дело?
Выяснилось, что завод имени Егорова долгие годы был поставщиком лома на Череповецкий металлокомбинат (современная «Северсталь»). После внедрения новой системы раскроя металла завод не выполнил план по сдаче металлолома. Это, в свою очередь, привело к срыву выполнения плана Череповецким заводом. Вопрос дошел до политбюро. И оргвыводы могли последовать нешуточные.
Отходы в результате оказались вовсе не отходами, а ценным, едва ли не стратегическим сырьем. Почему бы Череповецкому комбинату не заменить стружку и обрезки металла поставками большего объема руды? Вопрос риторический – так уж работала советская экономика. К счастью для Канторовича, история закончилась лишь тем, что от опасного новшества под благовидным предлогом отказались.
