Когда военный человек попадает в сети большой политики, принципы офицерской чести иногда начинают не совпадать с идейными убеждениями. Когда в государстве происходят глубокие политические разломы, они неминуемо порождают «двурушников» и среди военных.
Не изменяя Родине, они изменяют командирам.
ДИССИДЕНТ…Еще с конца 80-х годов в Минобороны и Генштабе шли разговоры', что Главком ВВС имеет «опасные» политические взгляды, идущие вразрез с позицией руководства МО, что водит дружбу с демократически настроенными московскими политиками…
В то время, когда «крамольная мысль» провести департизацию армии еще только витала в воздухе, состоялась коллегия Министерства обороны СССР. Высшая военная верхушка, приученная к тому, что к такой постановке вопроса преступно даже обращаться (хотя она уже и чувствовала крах КПСС), продемонстрировала свою офицерскую и партийную сплоченность — проголосовала против департизации. «За» был лишь один человек — Главком ВВС Шапошников.
У Евгения Ивановича была давняя и стойкая нелюбовь к партийно-политическим органам.
Помню, Евгения Ивановича в МО и Главном политическом управлении Советской Армии и Военно-Морского Флота замышляли примерно наказать.
И это было очень просто. В армии вообще, а в авиации и подавно, всегда можно найти инспекторские факты, связанные с грубым нарушением безопасности полетов, любую ава Рию, тем более катастрофу, можно ставить в личную вину главному летчику.
И дело шло именно в этом направлении. Шапошникова все чаще, как говорится, начинали дергать за партбилет. В его главкомат стали наведываться инспектора вышестоящих парткомиссий и органов народного контроля. Вал «просчетов» нарастал. Но «компру» в полном объеме собрать не успели. Помешал ГКЧП. Когда «путч» провалился, появилась возможность с наслаждением оттянуться на обидчиках…
СВОЙ…Ельцин приметил Шапошникова еще с тех времен, когда демократы первой волны только вставали на ноги. О нем хорошо отзывался Гавриил Попов, к мнению которого Ельцин прислушивался особенно внимательно.
А уж когда услышал БН байку о готовности Главкома «бомбить Кремль», если это потребуется во имя полной и окончательной победы демократии над «черными силами тоталитаризма», то вообще воспылал к нему любовью не меньшей, чем к Грачеву.
О Шапошникове и Грачеве в МО говорили, что они в кульминационные дни августа «кинули Язова на камни», поддавшись на уговоры Ельцина «не делать глупостей»… А в Белом доме на Красной Пресне о них же говорили как о «думающих людях».
Тогда генералы разделились, как самолеты, на «свой» и «чужой». Шапошников был «свой». И после ареста Язова не случайно именно на Главкома ВВС обратил свой взор Ельцин, когда занялся подбором нового министра обороны. Он уже чувствовал себя хозяином положения. Многоопытный политический игрок, он отлично знал, что лучший способ приручить генералов — дать им высокие должности…
КРЕСЛО…Самое яркое впечатление о первых днях пребывания Шапошникова в должности министра — его приемная, битком набитая генералами и офицерами в летной форме. И безостановочное тарахтение телефонов. Все спешили «засвидетельствовать» и поздравить. Так бывает всегда, когда в главном арбатском кабинете появляется новый хозяин. Вслед за ним начинают появляться и новые люди, которых «старые» принимают настороженно.
Была своя причина и прохладного отношения «старых» к самому министру: к нему постоянно являлись члены так называемой президентской комиссии по реформированию МО, которую возглавлял назначенный военным советником Ельцина генерал-полковник Дмитрий Волкогонов. Волкогоновцы часто вели себя как следователи, некоторые из них не скрывали, что им нужен компромат на «неблагонадежных» и «пособников путча». Бывали случаи, когда члены комиссии навязывали свое мнение Шапошникову и он принимал решения под их диктовку.
Мне запомнился случай с генерал-полковником Геннадием Стефановским. Встал вопрос о его назначении начальником одного из главков МО. Члены комиссии яростно воспротивились и стали доказывать, что Стефановский «пособник путчистов». Шапошников заявил, что такие доводы — блеф, генерала в августе даже близко в Москве не было, он в это время находился в отпуске далеко от столицы. И принял решение все-таки назначить Стефановского на более высокую должность. Вскоре подписал документы. И тут началось!
Член волкогоновской комиссии отставной майор Владимир Лопатин усмотрел в решении Шапошникова политическую крамолу и заявил, что представление на Стефановского якобы было подготовлено обманным путем. Он даже сумел пробиться на прием к Шапошникову.
Министр очень болезненно реагировал на такого рода скандалы и во избежание развития склоки пошел на попятную — дезавуировал решение…
Генерал Стефановский был не единственным, с кем министр вынужден был поступить несправедливо. Без внятного объяснения причин был смещен с должности генерал-полковник Николай Бойко. Таким же образом наказали еще несколько десятков генералов… Многие офицеры — специалисты высочайшего класса, были вынуждены уйти из армии под давлением или самостоятельно. Тех, кто не хотел уходить, часто назначали со значительным понижением в должности, им даже толком не объясняли причин.
…Манера общения нового министра с подчиненными поначалу подкупала, она выдавала в нем человека сдержанного, тактичного, воспитанного. Это выгодно отличало его от Язова и некоторых других наших высших начальников. Все министры в первые дни работы — образец благопристойности. Но проходит немного времени — и все становится на свои места: с уст свежеиспеченного шефа такое сорвется, такая кузькина мать!..
Шапошников стал исключением. Даже в минуты сильного негодования он не позволял себе оскорблять и унижать подчиненных.
Сев в кресло маршала Язова, Шапошников начал врастать в новую должность. Ни дня не служивший в МО, он, по признаниям работавших рядом с ним аппаратчиков, поначалу слишком медленно рассматривал проекты директив и приказов, которые следовало утвердить. И его можно было понять: боялся ошибиться. Стоит проколоться на директиве по службе войск и тут же отменить ее — пойдет молва аж до Камчатки.
В то время генштабовские аналитики день и ночь корпели над проблемами сохранения единых Вооруженных Сил, но жизнь военных округов и флотов начинала развиваться уже по иным руслам — все яснее становилось, что Москва не сможет сдержать процесс создания национальных армий, избежать дележки при приватизации и национализации воинских частей и объектов…
Командующие военными округами и флотами, группами войск почти непрерывно обращались в МО с просьбами о помощи. Одновременно в Кремль, в правительство шли протесты и жалобы руководителей союзных республик, стремившихся отхватить куски побольше.
Резко возросло число шифровок правоохранительных органов, органов военной контрразведки о нападениях на наши склады и арсеналы, об участившихся захватах оружия и боевой техники. Министр отправлял грозные телеграммы: усилить, воспрепятствовать, противодействовать, наказывать. Однажды министр отдал распоряжение даже заминировать подходы к арсеналам в тех регионах, где не прекращались бандитские набеги. Но это уже помогало мало. Снаряжаемые министром многочисленные комиссии в военные округа и на флоты не могли приостановить процесс растаскивания вооружений и приватизации объектов на территории суверенных республик…
Во всем этом было что-то несправедливое и роковое: блистательный взлет на пик военной карьеры — и начинающийся развал армии. Растущая известность, желание придать новый облик Вооруженным Силам — и войска, теряющие боеготовность.
На фоне всего этого постоянная улыбчивость Шапошникова иногда выглядела нелепо. Но «секрет» ее мало кому на Арбате был непонятен: после былых суконных министерских лиц и солдатской угловатости их манер маршал стремился создать принципиально новый имидж министра обороны — приятного в общении, доступного, интеллигентного, умного. И очень во многом ему это удалось. Он сумел расположить к себе прессу. Его стали приглашать на телепередачи, рауты московского бомонда. Присутствйе Шапошникова на заметных мероприятиях в Москве становилось чуть ли не модой. Он появлялся не только в маршальском мундире, но и в гражданском платье. Особенно после того, как демократы в очередной раз заговорили о гражданском министре. Шапошников тут же заявил, что готов к такому шагу.
Он рьяно взялся за организацию взаимодействия всех военных структур Центра и республик. Уже 31 августа направил специальную записку на имя Горбачева. Предлагал сохранить единые ВС. Но всем было не до этого… Согласились только с тем, что военным надо повысить денежное содержание…
