Был тогда один очень странный эпизод, к которому имел непосредственное отношение и Шапошников.
…Декабрь 1991 года. Ельцин уехал в Минск на встречу с руководителями Украины и Белоруссии.
Горбачев испытывал острый дефицит информации об этом событии. Предчувствуя, что за его спиной началась опасная игра, он нервничал, позванивал Шапошникову и спрашивал:
— Что слышно из Минска?
Шапошников утверждал, что тоже не располагает информацией. Президент, очевидно, в это мало верил.
8 декабря вечером Шапошникову позвонил Ельцин. Между ними состоялся такой разговор:
Ельцин: Сегодня мы в Белоруссии подписали Договор о тройственном союзе — России, Украины и Белоруссии. Ваше мнение по этому поводу?
Шапошников: А другие республики могут присоединиться к нему?
Ельцин: Да.
Шапошников: Тогда у меня просьба к вам: зачитайте, пожалуйста, все, что касается в договоре Вооруженных Сил.
Ельцин зачитал текст, касающийся Стратегических сил. Однозначно говорилось, что они будут находиться под единым командованием.
Шапошников: А как отнесется к этому Назарбаев? Его авторитет и влияние в обществе не учитывать нельзя, тем более что часть Стратегических сил размещена на территории Казахстана.
Ельцин: Нурсултан Абишевич отнесся к договору положительно. Предварительный разговор с ним был.
Шапошников: В документе что-нибудь сказано относительно обычных Вооруженных Сил?
Ельцин: Здесь сложнее. Ввиду различия мнений этот вопрос не нашел отражения в документе. Но сам я стою на позиции единых Вооруженных Сил. Видимо, в дальнейшем по этому вопросу необходимо будет разрабатывать и подписывать отдельные соглашения…
Ельцин так торопился с договором, что даже «забыл» взять в Минск главного силовика и оставил его в неведении о содержании военной части документа. А он касался не только обычных, но и Стратегических ядерных сил. В голове не укладывалось: как можно было не включить в состав российской делегации Шапошникова, в руках которого находилась одна из ядерных кнопок? Ехали свататься — забыли жениха.
И тем не менее Шапошников не скрывал, что положительно отнесся к инициативе трех президентов, и рассуждал так:
«…Все мои усилия по сохранению Вооруженных Сил едиными наталкивались на все более серьезные препятствия. В Содружестве я увидел шанс спасти то общее, особенно в сфере обороны, что народы могли безвозвратно утратить с распадом Советского Союза, к чему все шло в последние годы…»
В тот день, 8 декабря, снова звонил Горбачев и Шапошников передал ему все, что услышал от Ельцина. А заодно высказал и свое мнение о происшедшем в Минске.
Горбачев рассвирепел:
— Не вмешивайся не в свое дело, предупреждаю! — И бросил трубку…
Потом он снова звонил Шапошникову, извинялся, что погорячился, и намекал, что в Минске слишком поторопились. Но Евгений Иванович был убежден, что в Содружестве есть хоть какая-то определенность.
Вскоре стало известно, что в Ашхабаде собираются руководители государств Средней Азии и Казахстана, чтобы подписать договор о своем Содружестве.
Шапошников возмущался:
— Этого еще не хватало! Веками вместе. А теперь…
Значит, в Минске было можно, в Ашхабаде — нельзя? В этой связи у меня возникали слишком большие сомнения в том, что Ельцин не лукавил, когда говорил маршалу, что Назарбаев к минскому договору «отнесся положительно». Иначе зачем по его инициативе возник проект среднеазиатского Содружества? То была явная «месть» минским договорщикам. В бывшем Советском Союзе образовывались две группировки республик— европейская и среднеазиатская. Даже молодые прогнозисты Генштаба предсказывали, что очередная будет кавказской…
Пройдет не так много времени, и между Москвой и Алма-Атой пойдет грязная возня вокруг казахских ядерных боеголовок. В нее будут вовлечены американцы…
25 декабря 1991 года президент России Ельцин должен был принимать дела у бывшего президента СССР Горбачева. В том числе и «ядерную кнопку».
На эту процедуру в Кремль Ельцин не поехал. Туда отправили Шапошникова. По этому поводу мой сослуживец полковник Владимир Климов сказал тогда:
— Евгений Иванович поехал в Кремль «закрывать глаза» империи…
ПОХОРОНЫ…30 декабря 1991 года. Минск. Совещание глав государств СНГ. Шапошников выступил с концепцией «переходного периода». Он предлагал в течение трех-пяти лет сохранять единые Вооруженные Силы.
Но руководители Украины, Молдовы и Азербайджана были намерены уже с 1 января 1992 года приступать к созданию собственных вооруженных сил. Тогда Шапошников заявил, что подает в отставку. И положил на стол рапорт.
«Главам Независимых Государств РАПОРТ
В связи с тем что Союз ССР прекратил свое существование, принимая во внимание, что после упразднения Министерства обороны СССР нет единого подхода в строительстве единой обороны и безопасности СНГ, учитывая, что отсутствует переходный период в решении вопросов создания вооруженных сил некоторыми государствами Содружества, что может вызвать взрыв в среде военнослужащих, страдания членов их семей, прошу снять с меня полномочия ГК ОВС СНГ и уволить из рядов Вооруженных Сил установленным порядком. Участвовать в этом не желаю.
Е. Шапошников.
30.12.91 г.»
…Затем Шапошников покинул зал заседаний.
Ельцин вышел следом за ним и почти час уламывал маршала забрать рапорт обратно.
Расставаться с таким преданным опорным игроком Ельцину не хотелось. «Бунт» Шапошникова, по большому счету, становился протестом не только против тех, кто спешил получить свой кусок Советской Армии, но и против инициаторов «тройственного союза», создавших отличные предпосылки для дележа Вооруженных Сил и углубления процесса их развала.
С огромным трудом Ельцин уговорил глав государств Содружества определить двухмесячный срок, в течение которого в республиках примут необходимые законы по вопросам создания национальных армий. Это значило, что идею Шапошникова о переходном периоде вновь проигнорировали. Но рапортов он уже больше не писал…
Один из моих стародавних друзей — полковник Григорий Соколовский, до сих пор работающий в Минобороны Белоруссии, по телефону сообщил мне тогда, что Ельцин сказал Шапошникову:
— Успокойся, Женя, поезд ушел…
Но через пять лет, весной 1996 года, маршал уже принципиально по-новому интерпретировал события, к которым имел личную причастность:
«Жизнь сложнее и многообразнее, чем любые схемы, проекты, прогнозы. Мне тогда думалось, что руководители республик не столько хотят разрушить сам Союз, сколько не воспринимают Горбачева. Инициатива руководителей трех республик, по-видимому, вносила некоторую определенность, помогала обществу выйти из тупика, в котором оно оказалось. Создание СНГ позволяло сохранить стратегическое ядерное оружие в одних руках, избежать его растаскивания по национальным огородам, расширения круга ядерных держав со всеми вытекающими из этого последствиями для международной стабильности и безопасности…
Судьба вовлекла меня в события, связанные с болезненным и трудным завершением существования СССР и возникновением СНГ, свела с людьми, так или иначе причастными к этим событиям, дала понять причины и следствия этой драмы.
Участвуя в заседаниях Госсовета, будучи еще министром обороны «могучего и неделимого», я все больше убеждался в том, что Союза фактически уже нет и ничего подобного ему не будет. Горбачев, очевидно, это чувствовал и, как мне кажется, страдал. Его серьезным упущением в то время было нежелание пойти на конфедеративную форму государственного устройства. А такие предложения выдвигались. Что потом началось — у всех в памяти. И народ вроде бы высказался на референдуме за сохранение Союза, а система так и не удержалась…»
Шапошников абсолютно прав: Горбачев боялся конфедерации. Это предвещало изнурительные политические бои с Ельциным, в которых он, Горби, будет выглядеть вечно обороняющимся.
Когда главные политики грызутся между собой, армия становится похожей на любопытную сторожиху Матрену Ивановну, на глазах у которой пинают друг друга директор колхоза и главный бухгалтер: на чью сторону ни стань — все равно будет плохо… Чем дерьмовее идут дела в стране, чем тяжелее армии, тем более изощренной политической проституткой обязан быть министр обороны. Тут либо принимаешь эту роль, либо протестуешь и вешаешь китель на гвоздик.
Размышляя о весьма путаной линии поведения Шапошникова в тот период, опять прихожу к выводу: военная власть, полученная от власти высшей в качестве вознаграждения за лояльность, рано или поздно начинает разоблачать свою беспринципность. И тут я снова вспоминаю слова Шапошникова:
