и даже разговаривают на понятном языке, таким известиям не поверили.
Однако очевидцев, непосредственно общавшихся с русскими солдатами, становилось все больше. «Все они твердили одно, что они свободно разговаривают с москалями и без затруднения понимают их язык» – вспоминал позднее Сильвай.
Наконец, и сам он увидел издали русскую воинскую часть, расположившуюся на привал. А после того, как выяснилось, что царская армия местных жителей не грабит, не обижает (в отличие, между прочим, от австрийских правительственных и венгерских революционных войск), Иван вместе с отцом решился сходить в русский лагерь.
«Мы в самом деле убедились, что за исключением очень немногих слов понимаем речь московскую, – напишет он потом в мемуарах. – Воины охотно пускались в разговор с моим отцом и, как узнали, что он священник – относились к нему с почтением и называли батюшкою».
Собственно, с тех пор и стало пробуждаться в юном сердце чувство принадлежности к великой русской нации. Тем более, что обстоятельства этому благоприятствовали. В Ужгородской гимназии, где учился Иван, по инициативе крупного угрорусского общественного деятеля Адольфа Добрянского, особый упор делался на изучение русского языка как общего культурного языка для всей Руси (Угорской в том числе).
И в дальнейшем, продолжая обучение в чужих краях – румынском Сатмаре, венгерском Пеште – Сильвай ощущал себя русским, углублял познания в русском литературном языке и отмечал, что для угрорусов-интеллигентов «за малыми изъятиями это совершенно родной язык». Окончательно он убедился в том после знакомства с произведениями Николая Гоголя, когда удостоверился, что языком гоголевских повестей можно рассказывать и о жизни угрорусов. Вместе с тем, хорошо владел Сильвай многими другими разговорными языками – немецким, словацким, венгерским (на последнем он даже пробовал писать стихи).
По окончании Центральной духовной семинарии при университете в Пеште, Иван Антонович женился, принял священнический сан. Его ожидала, в общем-то, заурядная духовная карьера – с переходом (если повезет) из менее богатого прихода в более богатый. Однако сам Сильвай являлся незаурядным пастырем. Он не замыкался в стенах храма – изучал историю родного края, писал краеведческие работы, собирал фольклор.
Большую известность принесла священнику литературная деятельность. Иван Антонович обрел славу крупнейшего поэта Угорской Руси, являлся автором множества повестей и рассказов. В центре его произведений – народный быт Закарпатья, радости и печали обитателей края, людские достоинства и грехи. Даже в тех случаях, когда действие переносилось в какую-нибудь вымышленную страну или за тридевять земель, было очевидно: он пишет о русинах и для русинов.
Ну а писал Сильвай, разумеется, на русском литературном языке. Укреплению позиций этого языка в Закарпатье он придавал большое значение. Русский литературный язык, по мнению Ивана Антоновича, способен был спасти томящихся под многовековым иноземным игом угрорусов от окончательной денационализации.
«При всем истощении сил угрорусского народа, – замечал он, – есть одно обстоятельство, которое его предохраняет от конечного исчезновения. Именно: его язык есть язык исполинского народа, литература которого стоит на уровне прочих культурных народов Европы и обладает силою по мере своего величия в культурном успеянии идти вперед громадными шагами… В отношении культуры, если великий народ можно сравнить с корнями и со стволом великого дерева, одноплеменные отрасли его, на основании единства языка, можно сравнить с его ветвями. Пока ветвь не отсекается от ствола, дотоль не только живет жизнью дерева, но, как составная часть целого, не перестает соблюдать присущие свойства целого».
Не желая угрорусам (и всем малорусам) судьбы отсеченной ветви, Сильвай решительно выступал против украинского движения, стремившегося разделить малорусскую и великорусскую части русского народа, натравить их друг на друга. Такое движение при поддержке австрийских властей набирало силу в соседней Галиции. Категорически возражал Иван Антонович против разработки в противовес русскому самостоятельного украинского языка. Сильвай констатировал, что украиноязычную газету, которую власти пытались издавать в Закарпатье, «никто не читает, кроме наборщика».
«По эту сторону Карпат, – сообщал писатель видному деятелю украинского движения в Галиции Владимиру Гнатюку, – нет ни одного образованного русского человека, который увлекался бы вашею самостийною правописью и самородными мечтами. Понапрасну станете Вы утверждать, уж хоть с клятвою, что Вы русин. Вас все будут считать поляком, портителем прекрасного русского языка. Издаваемой Вами книги Вы мне не посылайте. Мне довольно муки причинило одно прочтение вашего самостийного письма, а не то еще целой самостийной книги».
Иван Антонович сотрудничал в издававшейся в Закарпатье русскоязычной газете «Свет» (пока ее не запретили власти). Энергично участвовал в работе литературного Общества святого Василия Великого, также ведшего свою деятельность на русском литературном языке, что специально было оговорено в уставе (позднее власти закрыли и это Общество).
Помимо прочего, с помощью литературы Сильвай боролся со страшным народным недугом – пьянством. Проблема усугублялась тем, что в свободное от работы время закарпатским крестьянам нечем было занять себя. Единственным местом досуга в селе оставалась корчма, где и пропивались кровно заработанные гроши, иногда – все до последнего.
Открывать в селе библиотеку являлось бессмысленным – почти все сельские жители были безграмотны. Но священник нашел выход. Он собирал крестьян у себя и вслух читал книги и газеты. Таким способом люди отвлекались от корчмы.
Терпящие из-за этого убытки корчмари строчили на священника доносы, жаловались в различные инстанции (как светским, так и духовным властям). Оттуда подкупленные чиновники слали Ивану Антоновичу распоряжения – прекратить публичные чтения. Но он не сдавался.
А еще Сильвай был замечательным проповедником. Послушать его приходили люди не только из соседних приходов, но и из дальних сел. Сборник поучительных слов священника был издан впоследствии в двух томах и стал хорошим подспорьем для сельских батюшек.
До самой смерти отстаивал Иван Антонович интересы своего народа, включая сюда и право населения на пользование русским языком. Умер Сильвай в 1904 году.
В 1938 году в Закарпатье (входившем тогда в состав Чехословакии) отметили столетие со дня его рождения…
Забывать его стали уже в советское время. Безусловно, это не справедливо. Как общественный деятель Иван Антонович сделал для своего края немало. Что же касается его литературного творчества, то могу утверждать: лучшие произведения писателя ничем не уступают, например, повестям Ивана Нечуя-Левицкого, рассказам Ивана Франко, Архипа Тесленко, других литераторов, официально признаваемых украинскими классиками.
Вот только писал Сильвай по-русски. А это никак не вписывалось в навязываемое коммунистами представление о том, что родной язык здесь украинский, а не русский. Потому и замалчивается личность и творчество Ивана Сильвая. Давным-давно, в 1957 году в Чехословакии (в Братиславе) вышла на русском языке книга «Избранных произведений» писателя. А в СССР – нет. В независимой Украине, конечно же, тоже. А жаль…
