среднего, крупного и «мелких форм землевладения»
15.
Но обсуждение хлебной проблемы свелось опять к обличению «темных сил», к требованиям создания Кабинета общественного доверия, изменения «всей системы власти». И. В. Годнев (видный левый октябрист) заявил: «Должна быть сейчас же изменена вся система управления», создано «правительство общественного доверия, без этих коренных изменений никакая организация продовольственного дела невозможна»16.
Очень своеобразной и весьма характерной, вызывающей размышления была историческая аналогия, проведенная А. И. Шингаревым, между «жуткой картиной» русской современности и временами якобинцев. Первая все более и более становится «страшно схожей» со второй, 1916 г. вызывает в памяти 1793-й. «Без отмены или отменения (по-видимому — „снизу“) (каково это уточненьице. — А. С.) „этой системы“, „этого проклятого режима, без разгона этой жадной толпы, господа, без смены этой послушной и никудышной власти выхода государству нет“»17.
Прения по продовольственному вопросу завершились принятием формулы перехода, внесенной Прогрессивным блоком, которая требовала изменения «системы власти», создания «правительства доверия»18.
В правовом отношении интересным был запрос социал-демократов о злоупотреблении правительством статьей 87 Основных законов. Запрос был сделан еще 19 ноября, но не был тогда рассмотрен, этому помешала описанная выше обструкция, исключение ее организаторов, среди которых были инициаторы запроса. Только после восьми заседаний, отбыв полностью наказание, социал-демократы вернулись в зал и запрос их приняли к рассмотрению без прений. Злоупотребление правительством статьей 87 было очевидным и требовало вмешательства Думы. Но обсуждение запроса левые направили против Прогрессивного блока, обвиняя его в непоследовательности. По мнению социал-демократических ораторов, руководство Прогрессивного блока, бросив правительству вызов 1 ноября, потом сошло с пути борьбы. Они больше не действовали против правительства, а против страны, против народа, они гнут соглашательную линию. Прогрессисты… вы чувствуете себя между молотом и наковальней. С одной стороны правительство, ведущее страну к верной гибели, с другой — революция. «Ваша парламентская тактика, — говорили социал-демократы, обращаясь к „прогрессистам“, — хуже пораженчества, если же вы не уверены, что правительство не может осуществить вашу программу реформ, почему вы ждете сотрудничества с ним, надо стать на путь революции, призвать к свержению власти. Мы упираемся в тупик, господа, откуда один выход — революция»19.
Для обличения непоследовательности парламентской тактики Прогрессивного блока социал-демократы внесли второй запрос правительству по поводу запрещения земского и городского съездов 9–11 декабря в Москве. С обоснованием запроса выступил М. И. Скобелев, его поддержал сразу же трудовик А. Ф. Керенский, они негодовали на власть, разогнавшую в Москве самых почетных общественных деятелей, которые виновны лишь в том, что сказали во всеуслышание то, что нужно стране, потребовали создания «ответственного министерства». Но этого требует и Дума, и далее общий вывод: «Час настал. Неотложной задачей момента является сплочение всех слоев и классов населения в крепкую спаянную организацию, способную вывести страну из мертвого тупика. Опираясь на организующий народ, неуклонно и мужественно довести начатое великое дело борьбы с нынешним режимом до конца. Ни компромисса, ни уступок», — восклицал М. И. Скобелев20. В воздухе повеяло духом 1905 г. Чтобы не упустить из рук инициативу, Прогрессивный блок вносит свой запрос о событиях 9–11 декабря. Но широкой дискуссии по этим запросам не получилось. Протопопов заявил, что может дать разъяснения по поводу этих событий только на закрытом заседании Думы. Расчет строился на том, чтобы лишить инициаторов запроса возможности использовать Думу для пропаганды революции. Блок закрытое обсуждение не устраивало, и запрос был снят.
Кульминацией последнего заседания перед рождественскими каникулами, 18 декабря, стала речь Милюкова, посвященная законопроекту о совершенствовании работы Особого совещания по обороне. Но речь была посвящена не законотворчеству, а уточнению позиции блока, все более сближавшейся, как показало обсуждение, с позицией радикальных депутатов. Высоко оценив события 1 ноября, страна встрепенулась, сердца зажглись надеждой. Но не было видно, где же зло и в чем способ лечения. Оратор признал, что надежды не оправдались, сила толчка ослабла. Цель не достигнута, «темные силы перешли в наступление и намерены распустить Думу». Оратор призвал протестовать против «недостойного обращения с народным представительством». Если Дума не даст достойного отпора темным силам, она утратит доверие народа и роль его вождя, которую завоевала в начале ноября. Концовку речи, весьма многозначительную, полную намеков, надо привести полностью: «Разочарование в успехах Думы, в ее победе на той почве, на которую она встала в своей борьбе (1 ноября 1916 г. — А. С.), уже начинает приносить злые плоды. По мере того, как теряется вера в силу народного представительства, выступают, господа, на первый план другие силы. Мы переживаем теперь страшный момент. На наших глазах общественная борьба выступает из рамок строгой законности и возрождаются явочные формы 1905 года. Атмосфера насыщена электричеством. В воздухе чувствуется приближение грозы. Никто не знает, господа, где и когда грянет удар. Но чтобы гром не разразился в той форме, которую мы не желаем — наша задача ясна: мы должны в единении с общими силами страны предупредить этот удар»21.
Предупреждение Милюкова о скором ударе грома вошло в литературу, но в плане обличения, недальновидности, дряблости, никчемности, «кадетизма» и, соответственно, восхваления исторической прозорливости их политических врагов, профессиональных революционеров, «русских Бабелей», «питерских Робеспьеров». Милюков пугал 18 декабря, гром грянул в исходе февраля. Но под громом-то Милюков имел в виду не революцию, а убийство Распутина, а этот удар был нанесен в следующую ночь.
Обличения Милюковым не только темных сил, но и всей системы власти, требование ее упразднения характерны совсем в другом отношении. Ведь то, что для одних переворот, «перестройка», катастрофа, всегда для других карьера, богатство, власть.
16 декабря Дума была распущена на рождественские каникулы, в ночь на 17 декабря 1916 г. произошло событие, которое по справедливости надо считать началом второй революции, — убийство Распутина, вспоминает Родзянко. Это, как видим, в кадетской системе координат уже третье начало революции. По оценкам современников, первым был фельетон Маклакова о безумном шофере, вторым — речь Милюкова и, наконец, гибель «старца». Конечно же, между этими тремя «вершинами» была внутренняя связь, как и обратная связь этих событий с духом времени, реальной обстановкой в стране.
Убийство Распутина — это третье «начало революции». Его нельзя упустить из поля зрения потому, что оно явилось прямым следствием думских разоблачений «темных сил» и совершено было при самом активном участии руководителя одной из думских фракций Пуришкевича, при участии членов царской фамилии. Об убийстве знали и кадеты, и одобрили его (Маклаков, Родзянко).
«Вне всякого сомнения, — пишет Родзянко, — главные деятели этого убийства руководились патриотическими целями. Видя, что
